Пятнадцатилетний капитан, стр. 64
Бедный Дик Сэнд! Какая страшная пытка была уготована ему! Если и цивилизованные люди в пьяном виде теряют облик и подобие человеческое, то можно себе представить, какое действие оказывает алкоголь на дикарей!
Нетрудно понять, что возможность подвергнуть пыткам белого человека пришлась по вкусу не только Негоро, у которого были личные счеты с юношей, но также метису Коимбре, Альвецу и всем прочим работорговцам и туземцам.
Вечер подкрался незаметно, и вслед за ним быстро, без сумерек, наступила ночь; в темноте пунш должен был гореть особенно эффектно.
Альвеца осенила действительно блестящая идея предложить его королевскому величеству новый вид спиртного напитка. В последнее время Муани-Лунга уже находил, что огненная вода, собственно говоря, плохо оправдывает свое название. Быть может, полыхающая огнем водка более заметно пощекочет потерявший чувствительность королевский язык…
Итак, в программе вечера первым номером стоял пунш, а вторым — пытка белого человека.
Дик Сэнд, сидевший в своей темнице, должен был выйти из нее только на смерть. Невольников — проданных и непроданных — загнали обратно в бараки. На обширной читоке остались только король, его приближенные, работорговцы, а также хавильдары и солдаты, надеявшиеся, что им будет дозволено отведать королевского пунша, если после короля и придворных что-нибудь останется.
Хозе-Антонио Альвец, следуя советам Негоро, приготовил все необходимое для пунша. По приказанию работорговца на середину площади вынесли медный котел, вмещающий по меньшей мере двести пинт жидкости. В него вылили несколько бочонков самого плохого, но очень крепкого спирта. Туда же положили перец, корицу и другие пряности, чтобы придать пуншу еще больше крепости.
Участники попойки кольцом окружили короля. Муани-Лунга, пошатываясь, подошел к котлу. Водка притягивала его, как магнит, — казалось, он готов был бросится в котел.
Альвец удержал его и сунул в руку горящий фитиль.
— Огонь! — крикнул он с хитрой улыбкой.
— Огонь! — повторил Муани-Лунга и ткнул горящий фитиль в спирт.
Как загорелся спирт, как красиво заплясали по его поверхности синие огоньки!
Альвец бросил в пунш пригоршню морской соли, чтобы напиток стал еще более острым. Отблески пламени придавали людям, обступившим котел, ту призрачную синеватость, какую человеческое воображение приписывает привидениям. Опьянев от одного запаха алкоголя, туземцы дико завопили и, взявшись за руки, закружились в бешеном хороводе вокруг короля Казонде.
Альвец, вооружившись огромной разливательной ложкой с длинной ручкой, помешивал в котле огненную жидкость; на лица бесновавшихся танцоров падали отсветы синего пламени.
Муани— Лунга шагнул ближе. Он вырвал ложку из рук работорговца, зачерпнул пылающий пунш и поднес ко рту.
Как страшно вскрикнул король Казонде!
Его насквозь проспиртованное величество воспламенился, как вспыхнула бы бутыль керосина. Огонь не давал большого жара, но тем не менее горение продолжалось.
При этом неожиданном зрелище хоровод туземцев распался.
Один из министров Муани-Лунга бросился к своему повелителю, чтобы погасить его. Но, будучи проспиртован не менее, чем король, министр тут же сам загорелся.
Всему двору Муани-Лунга угрожала та же участь.
Альвец и Негоро не знали, как помочь горящему королю. Королевские жены в страхе бросились бежать. Коимбра бежал еще быстрее, зная свою легковоспламеняющуюся натуру…
Король и министр, упав на землю, корчились от нестерпимой боли.
Когда жировые ткани глубоко пропитаны алкоголем, горение дает только легкое синеватое пламя, которое вода не может погасить. Даже если удастся притушить его снаружи, оно будет гореть внутри. Нет никакого способа прекратить горение живого организма, все поры которого насыщены спиртом…
Через несколько минут Муани-Лунга и его министр были мертвы, но трупы их еще продолжали гореть. Вскоре только горсть пепла да несколько позвонков и фаланги пальцев, не поддавшиеся огню, но покрытые зловонной сажей, лежали возле котла с пуншем.
Вот и все, что осталось от короля Казонде и его министра.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Похороны короля
На следующий день, 29 мая, город Казонде имел необычный вид. Перепуганные туземцы не смели выйти на улицу. Никогда не видали они, чтобы король божественного происхождения погиб вместе со своим министром такой страшной смертью. Кое-кому из них, особенно старикам, случалось еще поджаривать на костре простых смертных. Они помнили, что такие пиршества всегда требовали сложных приготовлений, так как человеческое мясо очень трудно зажарить. А тут король и его министр сгорели, как лучинки! В этом было что-то непостижимое. Хозе-Антонио Альвец также притаился в своем доме. Он боялся, как бы на него не взвалили ответственность за происшедшее. Негоро объяснил ему причину смерти короля и посоветовал держаться настороже.
Плохи будут дела Альвеца, если смерть короля отнесут на его счет: тогда не выкрутиться ему без изрядных убытков. Но Негоро пришла в голову блестящая мысль По его совету был пущен слух, что необыкновенная смерть повелителя Казонде— знак особой милости к нему великого Маниту, что это честь, которой боги удостаивают только немногих избранных. Суеверные туземцы легко попались на эту нехитрую удочку. Огонь, пожравший тела короля и министра, был объявлен священным. Оставалось только почтить Муани-Лунга похоронами, достойными человека, возведенного в ранг божества.
Эти похороны и своеобразные обряды, связанные с ними у африканских племен, давали Негоро возможность свести счеты с Диком Сэндом.
Если бы не свидетельство многих исследователей Ценральной Африки и, в частности, Камерона, никто не поверил бы, сколько проливается крови на похоронах негритянских царьков вроде Муани-Лунга.
Королева Муана должна была унаследовать королевский престол. Она спешила закрепить свои права на трон и тотчас же отдала приказание приступить к подготовке похорон. Тем самым она провозгласила свои верховные права, опередив таким образом других претендентов, и в первую очередь короля Оукусу, стремившегося стать властителем Казонде. Как правительница государства, Муана избегала жестокой участи, уготованной прочим супругам покойного короля. Наконец она избавлялась от младших жен, немало досаждавших ей — первой по времени и старшей по возрасту супруге. Это особенно пришлось по вкусу свирепой мегере. Она велела поэтому объявить народу при звуках рога и марембы, что завтра вечером тело покойного короля будет предано погребению с соблюдением всех установленных обрядов.
Приказ новой королевы не вызвал возражений ни со стороны двора, ни со стороны народа. Альвецу и другим работорговцам нечего было бояться восшествия на престол королевы Муаны. Они не сомневались, что лестью и подарками подчинят ее своему влиянию. Итак, вопрос о престолонаследии разрешился быстро и мирно. Смущение царило только в гареме покойного короля, и не без причин.
Подготовка к похоронам началась в тот же день. В конце главной улицы Казонде протекал полноводный и стремительный ручей, приток Куанго. На дне его Муана приказала вырыть могилу. Для этого следовало на время отвести в сторону течение ручья. Туземцы принялись возводить плотину, преграждавшую путь ручью и направлявшую его на равнину Казонде. Под конец погребальной церемонии эту плотину должны были разрушить, чтобы вода могла вернуться в прежнее русло.
Негоро решил включить Дика Сэнда в число людей, которые будут принесены в жертву богам на могиле короля. Португалец был свидетелем того удара ножом, которым разгневанный юноша встретил известие о смерти миссис Уэлдон и Джека. Будь Дик на свободе, жалкий трус Негоро побоялся бы к нему подойти, чтобы не подвергнуться участи своего сообщника, но беспомощный, связанный по рукам и ногам пленник был не опасен, и Негоро решился навестить его.
Португалец был из тех отъявленных негодяев, которым недостаточно причинять мучения, им надо еще поиздеваться над своей жертвой. Он хотел насладиться зрелищем страданий Дика Сэнда.