Причуда доктора Окса, стр. 10

В этот момент можно было подумать, что зал рухнет от аплодисментов.

Потребовали голосования.

Все, как один человек, закричали:

— На Виргамен! На Виргамен!

Бургомистр именем города обещал будущим генералам, которые вернутся победителями, триумфальные почести, как это делалось в древнем Риме.

Однако аптекарь Жосс Лифринк был упрям и, не считая себя побитым, попробовал снова сделать замечание. Он сказал, что в Риме триумфа удостаивались только те победители, которые убили. не менее пяти тысяч врагов…

— Ну и что же? — возбужденно закричали слушатели.

— …а население Виргаменской общины насчитывает только три тысячи пятьсот семьдесят пять человек, и никакой генерал не сможет убить пять тысяч, если только не убивать одного человека по несколько раз…

Но несчастному не дали кончить. Избитый, он был выброшен за дверь.

— Граждане, — сказал тогда бакалейщик Пульмахер, что бы там ни говорил этот подлый аптекарь, я сам берусь убить пять тысяч виргаменцев, если вы захотите принять мои услуги.

— Пять тысяч пятьсот! — закричал более решительный патриот.

— Шесть тысяч шестьсот! — возразил бакалейщик.

— Семь тысяч! — вскричал кондитер с улицы Хемлинг, Жан Орбидек, наживавший себе состояние на сбитых сливках.

— Продано! — вскричал бургомистр ван-Трикасс, видя, что никто больше не набавляет.

И таким образом кондитер Жан Орбидек стал главнокомандующим кикандонскими войсками.

Глава 12

Где препаратор Иген высказывает разумное мнение, отвергнутое, однако, доктором Оксом

— Итак, учитель? — говорил на следующий день препаратор Иген, наливая ведрами серную кислоту в корыта своих огромных батарей.

— Итак, — повторил доктор Окс, — не был ли я прав?

— Без сомнения, но…

— Но?..

— Не находите ли вы, что дело зашло слишком далеко и что не следует возбуждать этих бедняг сверх меры?

— Нет! Нет! — вскричал доктор. — Нет! я дойду до конца!

— Как хотите, учитель; во всяком случае, этот опыт кажется мне решающим, и, я думаю, уже пора…

— Что пора?

— Закрыть кран.

— Вот еще! — воскликнул доктор Окс. — Попробуйте только, и я задушу вас!

Глава 13

Где доказывается снова, что с высоты легче управлять человеческими слабостями

— Что вы говорите? — спросил бургомистр ван-Трикасс советника Никлосса.

— Я говорю, что эта война необходима, — твердо ответил советник, — и что настало время отомстить за нашу обиду.

— Ну, а я, — едко ответил бургомистр, — я вам повторяю, что если население Кикандона не воспользуется этим случаем восстановить свои права, оно покроет себя бесчестьем.

— А я вам объявляю, что мы должны немедленно двинуть армию на врага.

— Прекрасно, сударь, прекрасно! — ответил ван-Трикасс. — И вы это говорите мне?

— Именно вам, господин бургомистр, и вам придется выслушать правду, какова бы она ни была.

— Сначала ее выслушаете вы, господин советник, — отпарировал ван-Трикасс вне себя, — ибо она выйдет скорее из моих уст, чем из ваших! Да, сударь, да, всякое промедление было бы позорным. Вот уже девятьсот лет, как город Кикандон ожидает момента отомстить, и что бы вы там ни говорили, подходит это для вас или нет, но мы дойдем на врага!

— Ах, так! — яростно возразил советник Никлосс. — Ну, сударь, мы пойдем и без вас, если вам не хочется идти.

— Место бургомистра в первых рядах, сударь.

— Место советника тоже, сударь.

— Вы оскорбляете меня! Вы противоречите моему приказу! — вскричал бургомистр, сжимая кулаки.

— Это вы меня оскорбляете, вы сомневаетесь в моем патриотизме! — вскричал Никлосс, сам становясь в боевое положение.

— Я вам говорю, сударь, что кикандонская армия выступит не позже чем через два дня!

— А я вам повторяю, сударь, что и сорока восьми часов не пройдет, как мы двинемся на врага!

Нетрудно заметить, что оба собеседника защищали одно и то же: оба хотели битвы; но возбуждение заставляло их спорить. Никлосс не слушал ван-Трикасса, ван-Трикасс — Никлосса. Два старых приятеля обменивались свирепыми взглядами. Они готовы были броситься друг на друга.

К счастью, в эту минуту раздался звон башенных часов.

— Час настал! — воскликнул бургомистр.

— Какой час? — спросил советник.

— Идти на сторожевую башню.

— Верно. И нравится вам это или нет, но я пойду, сударь — Я тоже.

— Идем!

Из этих слов можно было бы заключить, что башня — место, назначенное ими для дуэли, но все объяснялось проще. Бургомистр и советник, два главнейших чиновника города, должны были подняться на башню и осмотреть окрестные поля, чтобы выбрать подходящие позиции для войск.

Несмотря на то что оба желали одного и того же, дорогой они не переставали ссориться и осыпать друг друга оскорблениями. Раскаты их голосов были слышны на улицах, но никто не обращал на них внимания, так как в это время в городе спокойный человек показался бы чудовищем.

Когда бургомистр и советник подошли к башне, они разъярились до крайности. Их лица из малиновых превратились в мертвенно-бледные — ведь бледность есть признак гнева, дошедшего до последних пределов.

У подножия узкой лестницы произошел настоящий взрыв. Кто войдет первым? Кто первым поднимется по ступенькам винтовой лестницы? Истина заставляет нас сказать, что здесь произошла драка и что советник Никлосс, забывая все, чем он был обязан своему начальнику, с силой оттолкнул ван-Трикасса и первым устремился наверх.

Оба поднимались, толкаясь, прыгая через четыре ступени и не переставая браниться. Страшно было подумать, что может произойти на вершине башни, возвышавшейся над мостовыми города на триста пятьдесят семь футов.

Однако противники скоро запыхались и на восьмидесятой ступеньке уже еле шли, тяжело дыша.

Но что за странность: они внезапно перестали ссориться и чем выше поднимались, тем молчаливей становились. Возбуждение их уменьшилось и кипение в их мозгу прекратилось, как в кофейнике, отставленном от огня. Почему бы это?

На это «почему» мы не можем дать ответа, но, достигнув одной из площадок, в двухстах шестидесяти шести футах над уровнем города, противники уселись и взглянули друг на друга без всякого гнева.

— Высоко! — сказал бургомистр, вытирая платком красное лицо.

— Очень высоко, — ответил советник. — Знаете, мы на четырнадцать футов выше колокольни святого Михаила в Гамбурге!

— Знаю, — ответил бургомистр с выражением тщеславия, простительным для первого чиновника в городе.

Отдохнув, они продолжали восхождение, кидая любопытные взгляды сквозь бойницы, проделанные в стенах башни. Бургомистр теперь шел впереди, и советник не сделал ни малейшего возражения. На триста четвертой ступеньке ван-Трикасс совсем выбился из сил, и Никлосс любезно подтолкнул его в спину. Бургомистр не противился и, дойдя наконец доверху, благосклонно сказал:

— Благодарю, Никлосс, я отплачу вам за это.

У подножия башни это были дикие звери, готовые разорвать друг друга, на ее вершине они опять стали друзьями.

Погода была превосходная. Стоял май. Воздух был чист и прозрачен. Взгляд улавливал мельчайшие предметы на далеком расстоянии. В нескольких милях ослепительно белели стены Виргамена, его красные крыши, залитые солнцем колокольни. И этот-то город был обречен на сожжение и разгром!

Бургомистр и советник уселись на каменную скамью, как два друга, души которых связаны взаимной симпатией. Все еще отдуваясь, они глядели по сторонам.

— Какая красота! — воскликнул бургомистр.

— Да, восхитительно! — ответил советник. — Не кажется ли вам, мой достойный ван-Трикасс, что человеку гораздо более присуще парить на таких высотах, чем пресмыкаться на земле?

— Я думаю, как и вы, честный Никлосс, — отвечал бургомистр:

— здесь лучше чувствуешь природу. Дышится легче в любом смысле! Вот на, каких высотах должны формироваться философы, вот где должны жить мудрецы, чтобы быть выше мирских мелочей!