Безымянное семейство (с иллюстрациями), стр. 74

Сегодня ослабление связей с метрополией, так сказать, довершилось. Канада является, собственно говоря, свободной державой, именуемой «доминионом Канада», где франко-канадское и англо-канадское население живет бок о бок в условиях полного равенства. Из пяти миллионов жителей около трети все еще составляют представители французской расы.

Каждый год патриоты Монреаля собираются на трогательную церемонию у подножия колонны, воздвигнутой в память политических жертв 1837 и 1838 годов. Там, в день ее открытия, глава Академии Эвклид Руа произнес речь, заключительные слова которой содержат краткую суть урока, преподанного настоящим повествованием:

«Славить преданность Отечеству означает воспитывать героев!»

ПОСЛЕСЛОВИЕ

КАНАДСКИЙ МАРШРУТ «НЕОБЫКНОВЕННЫХ ПУТЕШЕСТВИЙ»

Роман «Безымянное семейство» переносит европейского читателя за океан, на просторы североамериканского континента, в ту его часть, которая называется Канадой. В тридцатые годы XIX века страна эта имела иные, не те, что сегодня, географические очертания. Она состояла из двух административных единиц: Нижняя Канада включала в себя восток полуострова Лабрадор и полосу земель вдоль реки Святого Лаврентия шириной около четырехсот километров; Верхняя Канада ограничивалась юго-восточной частью современной провинции Онтарио.

Прославленный писатель не случайно выбрал канадский сюжет. Весной 1867 года, за двадцать лет до начала работы над «Безымянным семейством», Жюль Верн вместе со своим братом Полем путешествовал по Северной Атлантике, от Лондона до Нью-Йорка, на огромном (для того времени) пароходе «Грейт-Истерн». Трансатлантический лайнер должен был простоять несколько дней в гавани, и братья решили использовать это время для короткой прогулки по Америке. Они добрались до канадской границы, восхищались величественным зрелищем низвергающейся в бездну Ниагары (Жюль впоследствии назовет этот водопад самым ослепительным и самым грандиозным спектаклем, какой только можно увидеть в природе), наслаждались красотой и безмятежным спокойствием Великих озер, неспешно прогуливались по старинным улочкам прибрежных сонных селений, где время словно задержалось на исходе минувшего, XVIII века.

Воспоминания об американской поездке, сведения, собранные во время недолгого путешествия, писатель щедро рассыпал по страницам своего романа. То тут, то там встречаются местные словечки, бытовые подробности, скрупулезная детализация географических реалий — вся та специфика, которую очень трудно усвоить из какой-нибудь, даже очень подробной краеведческой книги, но которая легко и естественно впитывается очевидцем. Слышал писатель, безусловно, и о восстании 1837—1838 годов.

Еще одно обстоятельство повлияло на выбор сюжета, представленного в этом томе романа: внешнеполитическая обстановка конца восьмидесятых годов. Читателю надо вспомнить, что Франция, потерпев сокрушительное поражение в войне с Пруссией 1870—1871 годов, потеряв солидный кусок своей территории (Эльзас и Лотарингию), выплачивая немцам огромную контрибуцию, лишилась возможности претендовать на ведущую роль в европейской политике. Тогда парижские и провинциальные буржуа сосредоточили свои интересы на заокеанских территориях. В семидесятые годы крупнейший национальный банк «Лионский кредит» стал вывозить деньги в колониальные и зависимые страны. За экспортом капитала последовали политические акции. В 1881 году был установлен протекторат над Тунисом, соседом завоеванного еще на полвека раньше Алжира. В том же году французы, действуя через международное Управление оттоманского государственного долга, получили контроль над основными источниками дохода турецкой казны. Они захватили обширные земли в бассейне великой африканской реки Конго, закрепились в 1883—1884 годах в Индокитае, подняли свое трехцветное знамя над Джибути, морскими воротами Эфиопии. Расширялись границы их колониальных владений на юге Сахары и в Западной Африке.

Естественно, аппетит на богатые заокеанские земли разгорелся и у других европейских государств. Интересы колониальных держав сталкивались, обострялось соперничество. И здесь основным конкурентом французов стали их извечные соперники англичане.

Именно между этими двумя нациями началась жесточайшая борьба за господство в Африке, и, прежде всего — в Египте, который британцы, особенно после постройки Суэцкого канала, справедливо считали ключом к своим владениям в Индии. Поначалу в долине Нила преобладало финансовое и политическое влияние Парижа, но в 1882 году англичане оккупировали страну, воспользовавшись кровавыми беспорядками, жертвами которых стали и десятки европейцев. У французов просто не оказалось сил отстаивать свои интересы вооруженным путем.

Едва на берегах Сены и Луары оправились от столь болезненного удара, как тлеющий костер франко-британского соперничества вспыхнул с новой силой. В январе 1887 года над Парижем нависла угроза очередной войны с восточными соседями — немцами. Позицию Соединенного Королевства в те дни недвусмысленно выразила близкая к правительственным кругам лондонская газета «Стандард»: «Англия не может стать на сторону Франции против Германии. Подобными действиями мы переменили бы основные цели нашей политики в других точках земного шара». За Ла-Маншем такое откровение, естественно, встретили с возмущением.

Бурный взрыв национализма способствовал устойчивым антианглийским тенденциям во французском обществе. Разделяли эти настроения и писатели.

Почти одновременно с «Безымянным семейством» в Париже выходит еще один толстый приключенческий том — «Беглец из джунглей», который написал бывший колониальный чиновник Луи Жаколио (этот роман издавался на русском языке под измененными названиями). Герой книги, французский аристократ, мечтает об изгнании англичан из Индии, живет и действует во имя этой цели. Автор «Беглеца» тоже резко осуждает действия британской колониальной администрации, вспоминая при этом с понятной читателю ностальгией былое колониальное могущество Франции.

Задача Жюля Верна была несколько иной. Если в романе Жаколио речь шла об угнетении индийцев, к которым жители Нормандии или Прованса относились достаточно безразлично, то в Канаде, где происходит действие «Безымянного семейства», англичане притесняют потомков французских поселенцев — в сущности, как не раз подчеркивает сам автор, оставшихся такими же представителями галльской нации, какие продолжают жить на далекой европейской родине: «Для франко-канадцев в этом краю... все сохранилось так, будто Канада по-прежнему называлась Новой Францией. Нравы здесь были те же, что и в семнадцатом веке». Впрочем, Жюль Берн не довольствуется столь простым утверждением. Он тут же ссылается на научные и литературные авторитеты, разделяющие его точку зрения. Писатель почти с гордостью замечает: «...французские старинные обычаи все еще встречаются в городах и селениях канадской провинции». Он словно напоказ выставляет сходство быта и нравов франко-канадцев и обитателей глухих уголков Бретани или Вандеи конца XVIII века. Описывая свадебный пир, автор не забывает напомнить читателю, что «дамы и господа имеют обыкновение поочередно петь, и в особенности старинные французские песни». Эти люди походят на его соотечественников и в деталях одежды, и в интонационном характере речи. Нет, такой край просто не имеет права оставаться под английским господством!..

И романист наглядно показывает невозможность сохранить в Канаде британский колониальный режим. Таково мнение всего франкоязычного населения, а не отдельных непокорных бунтарей. Если же королевская администрация не согласна с волей народа, ее придется сменить, даже употребив силу. Дух вооруженного выступления носился по канадским городам и селам.

В «Безымянном семействе» восстание описано только в пределах Нижней Канады. Тем легче придать движению националистский и сепаратистский характер. Между тем революционные искры сверкали и в Верхней Канаде, где во главе недовольных встал журналист У. Маккензи. Правда, никакой координации в действиях повстанцев двух провинций не было. Восстание оказалось плохо подготовленным, и британскому правительству сравнительно легко удалось его подавить.