Корона Голконды, стр. 12

Моран остановил машину возле решетки, легко спрыгнул на землю, ухватил колотушку и ударил ею изо всей силы в гонг. Звук отдавался как раскат грома, пронесясь через монастырь.

Потекли долгие минуты. Джини, тоже выйдя из машины, приникла к решетке и рассматривала двор. Наконец показался какой-то дрожащий свет из аллеи, по сторонам которой находились многочисленные статуи, представляющие собой многократные воплощения Гаутамы [6]. Потом возникло какое-то светлое пятно. Это был человек в белой одежде, держащий в руках масляную лампу. Когда он подошел ближе к решетке, Боб и девушка увидели, что череп его гладко выбрит, и поняли, что это, должно быть, бонза [7].

Священнослужитель, оставаясь по ту сторону решетки, спросил на хинди:

— Зачем вы нарушаете покой божьих людей, иностранцы?

На что Джими ответила на том же языке:

— Я дочь Савадра Хана, и мы срочно должны увидеться с Думпа Раи.

Бонза почтительно склонил голову:

— Мы все знаем и почитаем Савадра Хана. Я пойду узнаю, сможет ли Думпа Раи прервать свои упражнения, чтобы принять дочь своего оплакиваемого, безвременно ушедшего друга…

Человек повернулся к ним спиной и удалился, вскоре совсем скрывшись среди статуй.

— Вы думаете, что Думпа Раи примет нас? — спросил Моран, обращаясь к девушке.

— Я думаю, что да. Думпа Раи очень любил моего отца, и тот перед смертью просил его помочь мне, выполняя его последнюю волю…

Снова потекли долгие минуты, казавшиеся бесконечными Бобу и Джини, которые время от времени бросали вокруг себя настороженные взгляды, ожидая, что рядом с ними вот-вот появятся противники. Между тем все было тихо и спокойно и только иногда вдали слышался плач шакалов.

Это ожидание, как и любое другое, пришло к концу. Появился бонза с лампой.

— Думпа Раи сейчас вас примет, — сказал он.

Повернулся ключ в замке, отодвинулся засов, и хорошо смазанная решетка бесшумно отворилась.

— Входите, — пригласил бонза. Оставив машину там, где она стояла,

Моран и девушка вошли, и решетка за ними тут же была заперта. Бонза вновь заговорил:

— Прошу вас следовать за мной…

И он двинулся прежним путем между статуями, которым наверняка было уже много веков, но, несмотря ни на что, они хранили царственное спокойствие и мудрость, которые подчеркивал серебряный свет луны, льющийся с небес. В этом месте, предназначенном для молитв и созерцания, все дышало миром и чистой красотой, так что Моран и Джини в душе спрашивали себя, не попали ли они в новую сущность мироздания, где нет места страстям и беспокойству.

Следуя за своим проводником, они пересекли круглой формы двор, в центре которого по краю обширного мраморного бассейна спали беззащитные гавиалы [8].

Пройдя через массивные тяжелые деревянные двери из тика, они проследовали по длинному коридору, выложенному плитками из голубого фаянса, к еще одной, но уже обычной, двери, в которую бонза и постучал. Из-за двери прозвучал голос. Проводник толкнул створку и пригласил их войти. Француз и девушка оказались в узкой келье с выбеленными известкой стенами, единственной мебелью в которой была циновка и несколько подушек, лежащих прямо на полированном временем деревянном полу. Был еще, правда, чурбанчик красного дерева, на котором стояла статуэтка Будды из черного оникса.

На циновке сидел человек достаточно солидного возраста, но с гладкой кожей и маленькими живыми глазами, искрящимися удивительной молодостью. Только длинный и крючковатый нос несколько выдавал его возраст. Он был одет в белую одежду и, видимо, читал, когда они постучали в дверь, потому что рядом с ним лежала открытая книга, освещенная подвешенной к потолку на крючке масляной лампой.

Острым и живым взглядом, от которого ничего не ускользало, старец изучал лица вновь прибывших. Это обследование его, видимо, удовлетворило, ибо он мягко проговорил:

— Входите… Меня зовут Думпа Раи…

Боб и Джини приблизились. Дверь за их спинами закрылась, и они остались наедине со старцем.

— Меня зовут Сароджини Савадра, — пояснила девушка, — а это команден Моран, который проводил меня сюда…

Думпа Раи улыбнулся.

— Когда я вас видел последний раз, Сароджини, вы были совсем крохотной и, конечно, не помните меня. Но я вас узнал. Ваши глаза не изменились. Чистый глаз никогда не меняется, поскольку хранит чистоту… Добро пожаловать и вам, командан Моран.

Он указал рукой своим гостям на подушки и, когда те уселись, скрестив ноги, продолжал:

— Я слушаю вас, Сароджини…

— Перед смертью, — начала девушка, — мой отец написал письмо моей матери и мне. Письмо, которое являлось его официальным завещанием.

Старец кивнул:

— Мне это известно. Я был доверенным лицом вашего отца и его другом — не забывайте, — и он поручил мне помочь вам и вашей матери получить огромное достояние, которое покоится под землей…

— Моя матушка умерла, — объяснила Джини.

В глазах Думпа Раи не отразилось ни удивления, ни грусти.

— Умереть — это то, что ждет нас всех, — мягко проговорил он. — Смерть, как и жизнь, является частью великого ритма природы, и мы ничего не можем в этом изменить.

Он помолчал, как бы давая гостям усвоить эту истину, затем продолжал:

— Слушаю вас, Сароджини. Я знал, что рано или поздно вы появитесь. Но почему именно этой ночью, когда дух Зла бродит вокруг Фали, когда сорвались с цепей злые силы?

В этот самый момент, как бы в подтверждение последних слов старца, снаружи раздался таинственный вой. Ему ответил другой, потом третий.

Думпа Раи долго прислушивался, затем сказал:

— Что там за крик? Вы слышали?

И снова, как бы не давая Джини и Морану ответить, прозвучал вой-призыв. Он, казалось, звучал отовсюду и разрывал ночную тишину, как кинжал разрезает кожу слишком туго натянутого барабана. Крик раздавался со всех четырех сторон, и у Боба с Джини похолодели сердца.

Но Думпа Раи, казалось, не испытывал никакого страха. Конечно, он находился в том состоянии мудрости, когда человек полностью владеет собой, что дается долгими упражнениями йоги.

— Я только что вам сказал, что дух Зла бродит окрест, — молвил старец. — И вот он себя проявил…

— А что же все-таки это за вопли? — спросил Боб.

Думпа Раи медленно опустил голову, потом повернулся к Будде из черного оникса, стоящему на небольшом обрубке красного дерева.

— Пусть Гаутама сделает так, что вы никогда больше этого крика не услышите, — горячо проговорил старец.

И, повернувшись вновь лицом к Морану и девушке, он глухо произнес:

— Это кляч дакоитов!

Глава 9

Клич дакоитов! Боб Моран уже слышал разговоры об этом знаменитом братстве бандитов и убийц, которые когда-то вместе с душителями тугами сеяли ужас по всей Индии, и только активная работа британской колониальной полиции положила им конец.

— Дакоиты? — воскликнул француз. — Я полагал, что их секта полностью прекратила свое существование…

— Прекратила? — вопросил Думпа Раи. — Скажите лучше: затаилась. Разве смогла полиция положить конец людям-леопардам в Африке [9], мафии в Италии, ку-клукс-клану в США? Официально — да, но в действительности ритуальные убийства продолжают совершаться на Черном континенте и на юге Соединенных Штатов, люди в белых балахонах периодически собираются в потайных местах и до смерти пытают цветных. Такова же и секта дакоитов. Она долго дремала в подполье, загнанная туда энергичными британцами, но достаточно было человека, который проявил к ней интерес, чтобы она пробудилась и возродилась.

«…Человек, который проявил к ней интерес, и она пробудилась и возродилась», — эти слова как громом поразили Морана. И тут же с его уст сорвалось имя.