Буколики. Георгики. Энеида, стр. 18
Вакха славят! О, кто б перенес меня к свежим долинам
Гема и приосенил ветвей пространною тенью!
490 Счастливы те, кто вещей познать сумел основы, [238]
Те, кто всяческий страх и Рок, непреклонный к моленьям,
Смело повергли к ногам, и жадного шум Ахеронта.
Но осчастливлен и тот, кому сельские боги знакомы, —
Пан, и отец Сильван, и нимфы, юные сестры.
495 Фасци [239] – народная честь – и царский его не волнует
Пурпур, или раздор, друг на друга бросающий братьев;
Или же дак [240], что движется вниз, от союзника Истра;
Рима дела и падения царств его не тревожат.
Ни неимущих жалеть, ни завидовать счастью имущих
500 Здесь он не будет. Плоды собирает он, дар доброхотный
Нив и ветвей; он чужд законов железных; безумный
Форум [241] ему незнаком, он архивов народных не видит.
Тот веслом шевелит ненадежное море, а этот
Меч обнажает в бою иль к царям проникает в чертоги,
505 Третий крушит города и дома их несчастные, лишь бы
Из драгоценности пить и спать на сарранском багрянце. [242]
Прячет богатства иной, лежит на закопанном кладе;
Этот в восторге застыл перед рострами [243]; этот пленился
Плеском скамей, где и плебс, отцы, в изумленье разинут
510 Рот; [244] приятно другим, облившись братскою кровью,
Милого дома порог сменить на глухое изгнанье,
Родины новой искать, где солнце иное сияет.
А земледелец вспахал кривым свою землю оралом, —
Вот и работы на год! Он краю родному опора,
515 Скромным пенатам своим, заслужённым волам и коровам.
Не отдохнешь, если год плодов еще не дал обильных,
Иль прибавленья скоту, иль снопов из Церериных злаков,
Не отягчил урожаем борозд и амбаров не ломит.
Скоро зима. По дворам сикионские ягоды [245] давят.
520 Весело свиньи бредут от дубов. В лесу – земляничник.
Разные осень плоды роняет с ветвей. На высоких,
Солнцу открытых местах виноград припекается сладкий.
Милые льнут между тем к отцовским объятиям дети.
Дом целомудренно чист. Молоком нагруженное, туго
525 Вымя коровье. Козлы, на злачной сойдясь луговине,
Сытые, друг против друга стоят и рогами дерутся.
В праздничный день селянин отдыхает, в траве развалившись, —
Посередине костер, до краев наполняются чаши.
Он, возливая, тебя, о Леней, призывает. На вязе
530 Вешают тут же мишень, пастухи в нее дротики мечут.
Для деревенской борьбы обнажается грубое тело.
Древние жизнью такой сабиняне жили когда-то,
Так же с братом и Рем. И стала Этрурия мощной.
Стал через это и Рим всего прекраснее в мире, —
535 Семь своих он твердынь [246] крепостной опоясал стеною.
Раньше, чем был у царя Диктейского скипетр, [247] и раньше,
Чем нечестивый стал род быков для пиров своих резать, [248]
Жил Сатурн золотой на земле подобною жизнью.
И не слыхали тогда, чтобы труб надувались гортани,
540 Чтобы ковались мечи, на кремневых гремя наковальнях.
Но уж немалую часть огромной прошли мы равнины, —
Время ремни развязать у коней на дымящихся выях.
Книга третья
Также и вас воспоем, великая Палес [249] и славный
Пастырь Амфризский, [250] и вас, леса и потоки Ликея!
Всё остальное, что ум пленило бы песнями праздный.
Всё – достоянье толпы: жестокого кто Эврисфея,
5 Кто и Бузирида жертв ненавистного ныне не знает? [251]
Кем не воспет был юноша Гилл или Делос Латонин? [252]
Гипподамия, Пелоп, с плечом из кости слоновой [253]
Конник лихой? Неторным путем я пойду и, быть может,
Ввысь подымусь и людские уста облечу, торжествуя! [254]
10 Первым на родину я – лишь бы жизни достало! – с собою
Милых мне Муз приведу, возвратясь с Аонийской вершины. [255]
Первый тебе принесу идумейские [256], Мантуя, пальмы;
Там на зеленом лугу из мрамора храм я воздвигну
Возле воды, где, лениво виясь, блуждает широкий
15 Минций [257], прибрежья свои тростником скрывающий мягким.
Цезарь будет стоять в середине хозяином храма. [258]
В тирский багрец облачен, я сам в честь его триумфально
Сто погоню вдоль реки колесниц, четверней запряженных!
Греция вся, покинув Алфей и рощи Малорка,
20 Будет ремнем боевым и ристаньем коней состязаться. [259]
Я между тем, увенчав чело свое ветвью оливы,
Буду дары приносить. Мне заране отрадно: ко храму
Шествие я предвожу, быков убиение вижу,
Сцену, где вертится пол с кулисами, где перед действом
25 Пурпурный занавес вверх британнами ткаными вздернут. [260]
Изображу на дверях – из золота с костью слоновой –
Бой гангаридов, доспех победителя в битвах, Квирина; [261]
Также кипящий войной покажу я широко текущий
Нил [262] и медь кораблей, из которой воздвиглись колонны;
30 Азии грады явлю покоренные, участь Нифата; [263]
Парфов, что будто бегут, обернувшись же, стрелы пускают;
Два у различных врагов врукопашную взятых трофея,
Две на двух берегах одержанных сразу победы;
В камне паросском резец, как живые, покажет и лица:
35 Ветвь Ассарака, семью, чей род Юпитером начат,
Вас, родитель наш Трос, и Кинфий, Трои создатель! [264]
Зависть злосчастная там устрашится фурий и строгих
Струй Коцита [265] и змей ужасающих вкруг Иксиона,
Свивших его с колесом, и неодолимого камня. [266]
40 Нет, за дриадами вслед – к лесам, к нетронутым рощам!
Ты, Меценат, повелел нелегкое выполнить дело.
Ум не зачнет без тебя ничего, что высоко. Рассей же
Леность мою! Киферон громогласно нас призывает.
Кличут тайгетские псы, Эпидавр, коней укротитель, [267] —
45 И не умолкнет их зов, повторяемый отгулом горным.