Антикопирайт, стр. 26
Не говоря уже о том, что (за потоком спамных сообщений от сайентологов) ни один новичок не мог разобраться в чем дело. Настройка килл—файлов вообще занятие достаточно нетривиальное и требует технической грамотности, знакомства с языком регулярных выражений и прочих компьютерных премудростей.
В 1996 году, шведский сетевик Зенон Паноуссис придумал невероятно остроумный способ борьбы с сайентологической цензурой. Когда он выложил какие—то анти—сайентологические материалы у себя на странице, Церковь Сайентологии (как обычно) нажаловалась его провайдеру на нарушение копирайта, защиту торговых марок и потребовала немедленного закрытия сайта, что и воспоследовало. Паноуссис распечатал все документы и отнес получившийся пакет в шведский парламент, вместе с обращением о свободе слова. По шведским законам, эти документы поступили в публичный доступ и (за символическую плату) парламентские службы высылали их копию всем желающим. Сайентологи долго пытались эти документы из парламента изъять законным путем, но не смогли и в конце концов украли.
«Интернет видит цензуру как повреждение, и устраивает роутинг вокруг нее», сказал заслуженный хакер (и большой любитель SMTP—хостов с открытым релэем) Джон Гилмор. Интернет—поклонника Сайентологии, напротив, состоит из одной только цензуры.
Или Сеть поймет, что копирайт это и есть цензура — или Сеть превратится в одну сплошную сайентологию.
Глобализм и копирайт
Покемоны, EUCD и Гаагская Конвенция
Я считаю, что есть природные права, природные в том смысле, что люди наделены ими независимо от мнения государства. Свобода слова — хороший пример; я думаю, что люди наделены свободой слова, а цензура это плохо. ...Я также считаю, что свобода делиться программами и другой опубликованной информацией — это природное право.
Существуют также искусственные права, права, источником которых государство. Я согласен с американской судебной системой в том отношении, что копирайт — искусственное право, а не природное. Можно принять какую—то ограниченную форму копирайта на определенные работы, но это соглашение делается в интересах публики, а не в качестве неотъемлемого права авторов и компаний менеджмента авторских прав.
Сегодня в интересах публики — чтобы компьютеры использовались для обмена копиями.
Вне Америки, ситуация с копирайтами, пожалуй, еще хуже. Казалось бы, DMCA служит только экспортеру интеллектуальной собственности, а стране, которая ее по преимуществу импортируeт, гораздо выгоднее более либеральные версии копирайтного уложения (или просто никаких копирайтов — полный fair use по образцу Free Software Foundation). В Америке, напомню, в XIX веке копирайты на иностранные работы не действовали вообще — Конгресс решил, что выплачивать деньги иностранцам Америке не выгодно, и все.
Так—то оно конечно так, но копирайты необходимы и национальным корпорациям, отвечающим за перепродажу интеллектуальной собственности в стране, занимающейся ее этой интеллектуальной собственности импортом (в России например). Если вопрос о копирайте не урегулирован, установить монополию не удастся и оптовые цены на продукт упадут до цен на болванки и пустые кассеты (плюс, возможно, 50—100 процентов). Оптовая цена на пиратский компакт—диск в России сейчас в районе доллара; если печатать компакты большим тиражом, они обходится центов в 40 штучка, плюс 20 центов упаковка и еще 5—10 центов обложка; другими словами, в России производитель пиратской продукции имеет с нее 20—30% дохода. Из рынка с таким уровнем цен гораздо труднее извлечь существенную прибыль, чем в ситуации, когда монопольный правообладатель продает тот же самый компакт легально оптом по 3—4 доллара, даже если половину прибыли ему приходится отдавать Биллу Гэйтсу. В России, например, далеко не все лоббирование анти—пиратских мер ведется на деньги, выплаченные американцами; достаточно много национальных корпораций занимаются тем же самым в собственных интересах.
Введение ограничений на fair use, особенно на использование художниками тех или иных культурных реалий, ведет к полной культурной монополии и доминации «богатого Запада» над бедным Югом. В человеческой культуре, голос стран третьего мира и так достаточно незаметен; бедным хватает чем заниматься и помимо культуры. Третий мир лишен голоса, он пользуется культурным продуктом Запада, ничего — или почти ничего — не производя. В результате реформы копирайта по образцу DMCA, эта ситуация будет закреплена на легальном уровне. Художественная практика в странах третьего мира окажется вне закона.
Реалии, из которых составлено бытие любого человека (на Западе или нет) — реалии глобальные: «Макдональдс», «Кока—Кола», Бритни Спирс, покемоны. На любом перекрестке в самой дикой стране висит реклама «Мальборо», за углом стоит «Макдональдс», по соседству продают телевизоры, из телевизоров вещает Бритни Спирс, рядом детишки играют с покемонами — культурные и географические различия нивелированы почти целиком. Если художественная практика не будет отражать реальности (которая составлена из «Мальборо» и «Кока—Колы»), это будет не художественная практика, а дерьмо собачье. Копирайт и торговые марки защищают культурные реалии от цитирования, если не платить отступных. В странах третьего мира нет своей собственной контент—индустрии, так что платить отступные некому; а денег эти отступные будут стоить столько, что даже если и было можно кому—то заплатить, никогда все равно столько денег не наберешь. Культура становится в прямую связь от финансового ресурса, выраженного в долларах. И поскольку чем дальше, тем большая часть ресурсов и долларов уходит на поддержание этой самой контент—индустрии, страны третьего мира беднеют и беднеют, а страны и без того богатые богатеют и богатеют, и с каждым лишним долларом присваивают себе прерогативу говорить от лица всего человечества и всей человеческой культуры — поставив культуру других стран и других рас вне закона.
Вот например, наши дорогие детишки интересуются покемонами; покемоны давно стали частью подростковой реальности. Ситуация достаточно типичная; со времен рыцарских романов и сказочных историй об Александре Македонском, национальная культура трансформировала и ассимилировала иностранные влияния, превращая их в часть своего собственного багажа; становясь сильнее. Культура, которая не в состоянии дать адекватный ответ на подобный вызов — должна умереть и умрет. Ответом на увлечение покемонами может быть лишь ассимиляция покемонов в национальный культурный контекст; или наша культура умрет, или мы покемонов ассимилируем, вслед за героической поэзией, романами, теософией и марксизмом.
России нужна русификация покемонов (всего вообще, но в частности покемонов). Наша культура может быть спасена, если самоотверженный и гениальный писатель и не менее гениальный художник—покемоновед покусится на нехитрые бабки, которые такой проект должен принести; и нарисует наших национальных покемонов, снабдив их соответствующими подписями.
Корпорация, которая разведение покемонов в России контролирует, обладая соответствующими копирайтами и трэйдмарками ничем таким озаботиться не в состоянии и не будет; корпорации и гений вещи, как известно, несовместные. Сохранение русской культуры однако совершенно не в ее интересах — если русские будут частью одной и той же однородной интернациональной массы, им гораздо легче будет скармливать очередных покемонов, телепузиков или Бритни Спирс. Зато можно предугадать реакцию этой корпорации, буде кто—то самоотверженный и гениальный займется национальными покемонами. Весьма легко предугадать: этому самоотверженному и гениальному некту настанет пиздец.
История сия далеко не умозрительная. Примерно год назад популярный сетевой писатель А.Н. Житинский решил порадовать свою дочку Настю и заодно заработать немного бабок; для каковой цели скачал с сети картинки с покемонами и (не будучи в состоянии прочесть что на них написано) сочинил интересные подписи; не менее культовый автор и художник Дмитрий Горчев этих покемонов красочно (и гораздо лучше, чем в оригинале) нарисовал, заодно уже изобретя несколько собственных.