Карты рая, стр. 11

Давайте голосовать! — с натиском заявил майор Моргенштерн. — Я за посадку.

— Я тоже! — сказал третий лейтенант.

— За! — сказал Гейзер.

— Присоединяюсь! — сказал второй лейтенант.

— Согласен! — сказал навигатор.

— Да! — произнес младший инженер.

После чего взгляды переместились на замешкавшихся.

— Другого выхода нет, — с неохотой подтвердил корабельный врач.

Что несколько странно, потому что он оказался бы последним, к кому применили бы санкции за нарушение инструкции группы «Экстра». Из того же, что пробормотал первый инженер, можно было понять, что он тоже присоединяется к общему мнению. Его запас решительности выплеснулся в двух избыточных твердых знаках и едва начинал восстанавливаться.

— Ну что же, — сказал командир крейсера, — мое мнение вы уже поняли. Я считаю, что в данной ситуации это единственный достойный выход. Лейтенант Гейзер!

— Есть, сэр! — отозвался тот, подавив желание крутануться в кресле.

— Быстро найдите подходящее место что-то вроде пустыни или безжизненного острова — и начинайте посадку! Не возбраняется посадка на полярном континенте.

— Есть, сэр! — отчеканил Гейзер.

Что же касается остальных, почувствовав облегчение — решение было принято, а последствий оставалось еще ждать и ждать, — почти все повернулись к экранам. Такое же чувство испытывает специалист по компьютерным играм, который перепробовал, кажется, их все, считает себя докой в любых тонкостях, успел основательно ими пресытиться, но вот именно сейчас, в данный момент, ему в руки попала чудесная игрушка, которой хочется с душой… Ну если не наиграться досыта, то хотя бы как следует повертеть и всесторонне ознакомиться. Прокручивая созданную компьютером карту полушарий, Гейзер выбирал место для посадки. Звездолет еще плыл в пустоте, подвешенный на воображаемой, но крепкой проволоке, носящей условное название «орбита», голубая планета вращалась на абстрактной, но очень надежной оси, которую ее географы еще не придумали, но обязательно придумают, и никто из ее обитателей даже не представлял, что…

Единственным, кто не интересовался планетой, оставался капитан Никсон. Вместо того чтобы пялиться в экран, он подозвал к себе младшего инженера.

— Ник, — начал он, обозначив тем самым степень неофициальности разговора, — а ты действительно смог бы подделать запись в бортжурнале?

Младший инженер явно почувствовал себя не в своей тарелке.

— Да, сэр, — ответил он.

— А почему ты так думаешь?

— Ну… — начал младший инженер. — Я вообще мог бы стать неплохим хакером.

— В самом деле? — переспросил капитан. — Мог бы быть или был?

Младший инженер колебался.

— В юности я неплохо ломал компьютерные программы, сэр, — признался он. — И даже как-то запустил вирус на специальный сайт нашей мэрии.

— Понятно, — сказал капитан Никсон, — Это хорошо, что ты мне признался. Только у меня к тебе просьба. А также добрый совет. Никому больше об этом не говори. Обещаешь мне это, сынок?

Гейзер тем временем определился с местом посадки. Оставив без внимания пустыни и отказавшись от покрытого ледниками полярного континента, он остановил свой выбор на затерянном в просторах океана острове, лишенном каких-либо признаков разумной жизни.

2. Остров, который выбрал лейтенант Гейзер…

Остров, который выбрал лейтенант Гейзер… Ах, вам интересно, что случилось на плывущем в никуда галеоне? О'кей!

Дон Англаденцио Гегоронциаллес как раз зашиб себе указательный палец, когда из-за сдвинутых бочек прозвучал низкий испитой голос.

— Эй, сеньор! — возвестил голос— Команда хочет вступить в переговоры!

При слове «переговоры» капитан Магруз импульсивно схватился за аркебузу. И не только схватился, но даже выставил ее дуло в узкую стрелковую амбразуру.

— Мне показалось, что я слышу голос! — громко сказал он. — Но я не уверен, что правильно угадал, кому он принадлежит. Встань же в полный рост, матрос, чтобы я мог видеть, с кем говорю.

Капитан Магруз немного покривил душой. Голос-то он узнал безошибочно. Он принадлежал помощнику корабельного плотника, низкорослому, нездорово грузному сутулому человечку, кожу которого из-за наследственной болезни всегда покрывали гнилостного вида волдыри. Эти волдыри, а также угрюмый исподлобья взгляд, говорящий о неподавленном чувстве собственного достоинства, помешали ему стать старшим корабельным плотником. Ремесло свое он знал куда лучше того, кто занимал эту должность. И тем более был умнее, хотя бы потому, что за двадцать лет службы на морях и океанах старший плотник ни разу не додумался до гениальной мысли проделать дополнительную дверь в винный трюм.

Именно как умный человек, он не спешил выпрямляться в полный рост. Кстати, его звали Рурдхауз. Это имя, а фамилии он не имел по причине низкого происхождения.

— Милостливый сеньор, — вежливо начал он, — я бы поднялся, но боюсь, что вы станете стрелять.

— Я человек чести! — с достоинством ответил капитан Магруз. — Если тебе это неизвестно, так знай, что обычаи моего рода запрещают вести переговоры с противником, не видя его лица.

Такая заповедь действительно существовала у младшей ветви рода Магрузов. Дело в том, что все мужчины этого рода, по крайней мере в трех последних поколениях, были туги на ухо и совершенно лишены музыкального слуха. Когда противник пытался заговорить с ними, не поднимая забрала, Магрузы слышали все, что угодно, кроме того, что тот хотел бы сказать. Родовая заповедь возникла после случая, когда Зигбуль Магруз по прозвищу Трижды Несчастливый разрубил пополам незнакомого рыцаря: ему показалось, что этот рыцарь назвал его «лопоухим щенком, недостойным носить шпоры». На самом же деле рыцарь просто поинтересовался, сколько времени. «О! Как будто он не мог сам посмотреть на солнце!» — воскликнул Магруз Трижды Несчастливый, когда ему объяснили ошибку. И снова ошибся. Незнакомый рыцарь действительно не мог посмотреть на солнце. У него были повреждены шейные позвонки. Кажется, ударом булавы на каком-то турнире.

— Значит, вы не будете стрелять, сеньор? — на всякий случай уточнил помощник корабельного плотника.

— Я же сказал тебе, — раздраженно ответил капитан Магруз, — что я человек чести!

Возникла пауза. Помощник корабельного плотника тихо совещался с товарищами. Мнения разделились, причем приблизительно поровну. Окончательно не определился только сам помощник плотника.

— А если ты не покажешься, — внушительно добавил капитан Магруз, слышавший все речи до последнего слова, — то никаких переговоров не будет! Клянусь густотой святого дыма! Ибо этого не велит делать заповедь моего рода!

Несмотря на наследственную тугоухость, сам капитан мог расслышать даже полет бабочки. Может быть, дело в том, что за несколько месяцев до его рождения родовую усадьбу Магрузов посетил некий молодой человек, ее хозяину не представленный. Исполняя вассальный долг, тот как раз отправился в поход. Так что ловкому молодому человеку пришлось несколько раз обойти общепринятые формальности, когда перемахивая через забор, а когда открывая калитку сделанным по слепку ключом. Потом он навсегда прекратил визиты — после того как на полпути к усадьбе услышал скрип заряжаемого в ночной темноте арбалета.

Укрепившиеся в квартердеке офицеры переглянулись.

— Не встанет! — уверенно заявил один.

— Не такой он дурак! — подтвердил другой.

Что же касается капитана Магруза, то, как более тонкий знаток человеческих душ, он промолчал. И правильно сделал, потому что в следующее мгновение помощник корабельного плотника поднялся из-за бочки. Он был не только умней, чем положено по должности и происхождению, но и не лишен чувства альтруизма, — правда, не зная, что это такое, — ибо только альтруист способен, проделав потайной ход в винный погреб, пригласить к участию в выпивке почти весь экипаж.

— Давайте говорить, сеньор капитан, — сказал он, встав в полный рост. — Команда хочет решить дело миром.