Возвращение странницы, стр. 25

Фрэнк Эбботт не сводил с нее глаз.

— Зачем вам это понадобилось?

Мисс Силвер сложила ладони поверх вязанья.

— Я решила, что она слишком уж неосторожна и потому способна произвести ложное впечатление. Мне казалось, что она может очутиться в затруднительном положении. Вряд ли у нее нашлось бы с кем посоветоваться, а совет мог ей пригодиться. Вот так все и было, Фрэнк, но, пожалуй, я действовала по наитию. Факты говорили сами за себя.

Некоторое время он молчал, затем заговорил:

— Очевидно, Нелли Коллинз располагала — или делала вид, будто располагает, — особыми сведениями относительно Энни Джойс. Если Энни Джойс и вправду мертва, эти сведения не представляют ни малейшего интереса ни для кого, кроме семьи Джоселин, и то лишь в том случае, если они по-прежнему сомневаются, подозревая, что к ним вернулась отнюдь не леди Джоселин, и нуждаются в такой ценной свидетельнице, как Нелли. Значит, никаких мотивов убивать ее у них нет. С другой стороны, если выжила все-таки Энни Джойс, а леди Джоселин уже три с половиной года мертва, тогда женщина, занявшая ее место, сильно рискует, но рассчитывает, что выдержит испытание. И тут появляется Нелли Коллинз и заявляет: «Я купала Энни Джойс и одевала ее, я знаю о ней все — иначе и быть не может!» Мотив преступления налицо.

Мисс Силвер кивнула.

— Но поскольку по телефону встречу назначил мужчина…

— Да, от имени леди Джоселин.

— Вы уверены, что Нелли Коллинз сказала именно так?

— Абсолютно уверена, Фрэнк.

Он поспешно поднялся.

— Тогда я готов дать голову на отсечение, что у леди Джоселин окажется железное алиби!

Глава 20

Энн Джоселин открыла дверь квартиры и с удивлением уставилась на двоих мужчин, стоящих у порога. Тучный джентльмен средних лет сложением напоминал колонну собора, а его элегантный молодой спутник наверняка чувствовал бы себя как дома в любой гостиной.

Представившись старшим инспектором Лэмом, мужчина постарше шагнул через порог, мимоходом назвал своего спутника сержантом Эбботтом и продолжал с заметным деревенским выговором:

— Мы могли бы поговорить с вами, леди Джоселин?

Она ответила не сразу. На лестничной площадке за дверью царила темнота, а холл освещала только полоса света из приоткрытой двери гостиной. Повернувшись, леди Джоселин очутилась бы в этой полосе. Но если не выйти на свет сейчас же, нежданные гости решат, что она испугалась. Испугалась… разве одним словом выразить ощущение того, что весь мир рушится? Цепляясь за остатки воли, она отдала приказ телу, и оно повиновалось. Выдержав почти незаметную паузу, она повела гостей к полуоткрытой двери.

Они вошли в уютную комнату. Свет лился с потолка сквозь стеклянный абажур от Лалик. В массивной вазе с узором из птиц, клюющих ягоды, стоял букет золотистых хризантем. Шторы из парчи медового оттенка были плотно задернуты, от них исходило почти неуловимое золотистое сияние. Вся обстановка была выдержана в одной гамме — от меда до старого золота.

Голубое платье леди Джоселин дополняли две нитки ее знаменитого жемчуга.

— Так вы хотели видеть меня… — заговорила она и осеклась.

Притворяться было бессмысленно. Даже глупец понял бы, что она перепугана, а эти двое не выглядели глупцами — даже тот, что постарше, с коренастой фигурой полицейского и одутловатым багровым лицом. Энн сделала легкий жест, который Лэм сразу же с презрением заклеймил, как иностранный.

— Наверное, вы сочтете, что я слишком глупа, но дело в том, что я по-настоящему испугалась. Видите ли, я больше трех лет прожила в оккупированной Франции, где единственной полицией было гестапо — такой жизни я никому не пожелаю… — она снова осеклась и с улыбкой закончила: — Нервы подвели меня. Итак, чем могу помочь? Не хотите ли присесть?

Мужчины сели, озаренные ярким светом. Фрэнк Эбботт окинул взглядом хозяйку: миловидная женщина, немного взволнованная, но сумевшая взять себя в руки… или это только игра? Ars est celare artem [3], и если это искусство, Фрэнк готов был снять перед ним шляпу. А может, ей и вправду нечего скрывать. Жизнь в оккупированной стране, под надзором гестапо, способна расстроить нервы любой женщины.

Лэм не спеша заговорил:

— Простите, что мы напугали вас. Видите ли, у нас есть причины полагать, что вы способны помочь нам в деле, которое мы расследуем.

— В деле? Я… ну конечно, всем, чем могу… но право, не знаю…

Старший инспектор Лэм словно не слышал ее. Взгляд его глаз, которые непочтительный сержант неизменно называл бычьими, остановился на хозяйке квартиры, словно на каком-нибудь кресле или диване. Лэм остался совершенно равнодушен к ее молодости, красоте, обаянию и титулу. Он просто сидел и смотрел на нее, как смотрел бы на старую судомойку, дверной косяк или кошку. Сочным голосом он продолжал:

— Недавно нам сообщили о дорожной аварии. Погибшей оказалась некая мисс Нелли Коллинз из магазина «Дамская шкатулка» в Блэкхите. Вы были знакомы с ней?

Фрэнк Эбботт увидел, как легкий румянец покинул лицо леди Джоселин, на его месте остались только два островка румян и накрашенные алой помадой губы. До сих пор Фрэнк не замечал макияж хозяйки квартиры — он был наложен так аккуратно, что никто не сумел бы разглядеть, где заканчивается природа и начинается искусство. Но испуг подпортил впечатление. На бледной коже резко и неприятно выделялись мазки румян и помады. От такого неопровержимого свидетельства потрясения у Фрэнка перехватило горло. Собравшись с силами, леди Джоселин произнесла всего одно слово:

— Нет.

— Значит, мисс Коллинз вы не знаете?

— Да.

— И никогда не слышали о ней?

Фрэнк Эбботт бросил быстрый взгляд на ладони Энн Джоселин, сложенные на коленях. Кисти рук способны выдать немало тайн. Фрэнку случалось видеть женские руки, открывающие то, о чем умалчивало лицо. Но руки Энн Джоселин хранили молчание. Пальцы не были стиснуты и ничего не теребили, кисти лежали совершенно спокойно. Они шевельнулись только в тот момент, когда леди Джоселин призналась:

— Она прислала мне письмо.

Старший инспектор Лэм сидел, как изваяние, утвердив ладони на коленях. Свою шляпу-котелок он оставил на сундуке в холле, а пальто только расстегнул, но не снял. Он не спускал глаз с лица собеседницы, но сам оставался бесстрастным. Казалось, он позирует для фотографии — одного из тех снимков, на котором отец семейства тупо смотрит в камеру, а его лицо не выражает ни единой мысли.

— Можно узнать, с какой целью? — спросил он.

— Она хотела встретиться со мной.

— И, очевидно, не без причины?

Она испустила длинный, прерывистый вздох. Потрясение уже отступило, румянец постепенно возвращался на лицо.

— Простите… как глупо… просто я перепугалась. Сейчас я все объясню. Наверное, вы читали в газетах о том, что родные считали меня погибшей. Вместо меня похоронили другого человека, женщину по имени Энни Джойс. Она приходилась мне незаконнорожденной родственницей, точнее, двоюродной сестрой, и внешне мы были очень похожи. Мисс Коллинз знала Энни еще девочкой. Вот она и написала мне, объяснила, как была привязана к Энни, и предложила встретиться — ей хотелось увидеть меня. А заодно и узнать о смерти Энни.

— Ясно. И что же вы ответили?

— К сожалению, я не ответила на письмо.

— Вот как?

— Да. Оно пришло всего несколько дней назад, когда нам предстоял переезд на квартиру. Мы только что сняли ее.

— Когда вы переехали сюда, леди Джоселин?

— Вчера.

— Вчера? Откуда?

— Из поместья Джоселинс-Холт в Суррее. Мой муж служит в военном министерстве. Поездки из города в поместье и обратно утомили его.

— Вчера… — Лэм задумчиво произнес это слово. — В таком случае, где вы были вчера днем?

— Утром я проследила за отправкой вещей из Джоселинс-Холта и сама уехала в город после раннего ленча. В квартире я оказалась примерно в три часа и остаток дня распаковывала и раскладывала вещи.