На краю пропасти, стр. 89

За время между отливом и заходом солнца вода в провале, отражая солнечный свет, успела впитать часть дневной жары, поэтому до сих пор хранила тепло. Вначале Лайл совсем так не казалось, но теперь, когда свежая, холодная вода закрутилась воронками вокруг ее груди, потом вокруг плеч, сбивая ее с ненадежной опоры, она ощутила это тепло. Одной рукой Лайл цеплялась за ремень, другой — за стену, стараясь удержать равновесие. Новая холодная волна нахлынула, отступила, закрутившись водоворотами, потом вернулась с новой силой, встряхивая, холодя, все выше поднимая Лайл. Одна за другой волны ударялись о ее грудь и отступали, вновь и вновь, маленький прилив в центре большого. И каждая новая волна была холоднее предыдущей.

Наконец вытянутая рука Рейфа коснулась руки Лайл. Его пальцы сомкнулись на ее запястье. Для нее теперь самое страшное осталось позади. Но ему еще предстояло самое трудное. Камень, на котором лежал Рейф, был склизким от водорослей. Ухватиться было не за что. Волей-неволей приходилось ждать, пока от края до воды останется не больше трех футов, и только тогда вытаскивать Лайл. Она обессилела и окоченела от холода. А ему придется выводить ее по проходу между скалами на песчаную косу, потом — вокруг вершины и снова между скал, по другую сторону. Это теперь единственно возможный путь. С одной стороны тянется коса, покрытая галькой, а с другой — песчаная. Они обе сейчас глубоко под водой, потому что прилив, раньше сдерживаемый гребнем, уже поднялся выше его, залив все более низкие места. Если бы Рейф не знал как свои пять пальцев каждый камень на пляже, каждый изгиб прохода, нельзя было бы даже надеяться пройти таким путем. Даже при свете дня ни один человек в здравом рассудке не решился бы пробираться между этими грозными, зазубренными валунами, доверху залитыми водой.

Сложнее всего им придется на этой стороне Шепстоунских скал. Если Рейфу удастся добраться с Лайл до гребня, он сможет внести ее туда. Но сначала нужно добраться до гребня. Лайл всегда была плохой пловчихой, а теперь она вообще не в силах помочь ни себе, ни ему.

Рейф заставил ее держаться на плаву и, соскользнув в воду, начал продвигаться по направлению к гребню. Он плыл очень медленно и с максимальными предосторожностями, поддерживая ее одной рукой, напрягая глаза, чтобы не пропустить ни одной вехи. Летнее небо никогда не бывает абсолютно темным. В ясную июльскую ночь в нем всегда мерцает слабый, таинственный свет. В таком освещении большие и маленькие предметы теряют очертания, сохраняя лишь размер. Но Рейфу ночная мгла не мешала различать их форму. Ведь любой из них он мог извлечь из мрака и увидеть мысленным взором так же ясно, как много раз до этого при свете дня.

Рейф продвигался медленно, но с той уверенностью, которая дается привычкой и практикой. Лайл безвольно лежала на воде, казалось, она была без сознания. Молодой человек не знал, вправду ли это так. Во тьме он видел лишь бледный овал на месте ее лица.

Лайл была в сознании, но сознание это было словно ограничено. Она могла мыслить в этих рамках, но за ними все сливалось в неясную, темную массу, как та вода, в которой она сейчас плыла. Ей больше не было страшно Теперь она в безопасности. Рейф так сказал. Лайл была в безопасности, но замерзла и страшно устала. Больше всего на свете ей хотелось лечь и уснуть. Она ощущала движение воды. Ощущала руку Рейфа. И не знала, сколько прошло времени. Лайл знала только, что они движутся, но не заметила, когда они обогнули вершину гребня и двинулись в сторону своего пляжа. Она едва ли поняла, что они наконец достигли твердой земли.

Голос Рейфа зовет ее… Рейф тянет ее вверх, ставит на ноги… Его рука крепко обнимает ее…

— Ты можешь идти? Хорошо, если можешь. Ты можешь подняться по лестнице? Я не могу оставить тебя здесь, вода поднимается. Обними меня за шею и попробуй.

Они добрались до лестницы. Поднялись. Рейф поддерживал Лайл, принимая на себя большую часть ее веса. На каждом этапе этого путешествия казалось, что для следующего сил уже не осталось. Но потом они одолевали и его. От кромки воды до стены. От стены по аллее, ярко-зеленой днем, а сейчас темной, окутанной мраком. Вперед и вперед, между статуями и кипарисами итальянского сада. Через террасу и наконец — в дом.

В холле еще горел свет. Казалось, войдя в него, они вернулись домой из другого мира. Лайл очнулась настолько, чтобы ощутить, как сильно она замерзла. А потом появился Уильям, и Рейф объяснил ему, что с ней произошло несчастье и нужно теперь же позвать Лиззи и еще кого-нибудь из горничных.

Все, что происходило дальше, смутно скользило по поверхности ее затуманенного сознания. Заботливые Лиззи и Мэри. Горячая ванна. Какое-то горячее питье. Кровать. Все эти события проскользнули словно череда снов. Это были даже не события, а их неясные образы в ее мозгу. Но затем что-то пробилось сквозь них, прорвало туман оцепенения. Ладонь Рейфа на ее руке. Голос Рейфа:

— Ты в полной безопасности, Лайл. Лиззи останется с тобой. Ты слышишь меня? Ты спасена.

— Да, — шепнула она.

Ощущение покоя и безопасности нахлынуло на нее, как приливная волна. Лайл скользнула в нее, все глубже погружаясь в воды сна.