Мисс Силвер приехала погостить, стр. 15
Он покачал головой и улыбнулся.
— Это мое завещание, и это совершенно не твое дело. Если б мне захотелось, я уничтожил бы его много лет назад. Но я не побеспокоился об этом. А если когда и побеспокоюсь, у меня есть подозрение, что я сделаю то же самое.
Джеймс посмотрел на нее в упор.
— Почему?
— Сейчас скажу. Верность мечте. Как я сказал, в юности у меня была любовь-мечта, и, веришь или нет, за всю жизнь я не испытал ничего подобного. Я любил многих очаровательных женщин, наслаждался, но эти, если позволишь так выразиться, контакты были совсем другого рода. Прочие дамы не выдерживают сравнения с Афиной Палладой. Я не имею ни малейшего желания возвращаться к тревожной поре юности, но в ретроспективе она представляет определенный шарм. Ты — олицетворение этого шарма.
— Ты прекрасно знаешь, что во мне никогда не было ни капли шарма.
— Ars est celare artem. Знаешь, когда ты так сказала, я снова почувствовал себя юношей.
— Ты всегда мне говорил, что я прямая, как кочерга, — Рета улыбнулась. — Такой и осталась. Я всегда была бестактной, так что принимай какая есть. Я хочу тебе кое-что сказать. Это насчет Катерины.
Приникшая к стеклу Катерина Уэлби расслышала свое имя. Над дверью, над самой ее головой, было отверстие для вентиляции, устроенное году так в восьмидесятом, когда было сделано великое открытие, что свежий воздух не обязательно приводит к летальному исходу. Сейчас это отверстие было открыто, и из кабинета доносились отчетливые голоса — ей многое удалось разобрать. Она услышана, как Джеймс Лесситер сказал:
— Что насчет Катерины?
Рета сделала к нему шаг.
— Джеймс, не разоряй ее.
— Дорогая моя девочка, она — воровка.
Катерина куталась в длинный черный плащ на меху. Он был очень теплый, Милдред Лесситер отдала ей его много лет назад, но мех все еще был хороший, теплый. Под этим мехом Катерина сжалась от холода.
— Она воровка.
— Ты не имеешь права так говорить!
— Думаю, имею. Вот завещание моей матери, можешь сама прочесть. Она здесь все расписала. Катерина врала, когда утверждала, что мать дарила ей вещи. Если она не сможет или не захочет их вернуть, я буду вынужден возбудить судебное дело.
— Ты не можешь этого делать!
— Могу и буду.
— Почему?!
— Потому что она воровка.
Рета покачала головой.
— Нет, дело не в этом. Ты что-то против нее имеешь. Что?
— Тебе ли спрашивать? Она разбила нашу помолвку, сочиняла тебе про меня небылицы.
— Джеймс, это не небылицы.
— Она лгала о нас обоих моей матери.
Рета подошла к нему вплотную и встала, опершись правой рукой о стол.
— Джеймс, не это разбило нашу помолвку. Ее разбила я… когда ты убил собаку.
Вспышка гнева исказила его лицо, исчезла шутливая манера говорить.
— Ты хотела, чтобы я держал у себя зверя, который на меня набросился?
— Ты сам напугал собаку, и она тебя цапнула. И ты ее жестоко убил.
— Полагаю, тебе об этом рассказала Катерина.
— Нет, один из садовников, он видел. Катерина не знала. Я никому не сказала.
— Сколько шума из-за собаки… — бросил он мрачно и вернулся к прежней легкой манере. — Я как-то сказал тебе, что плачу по счетам. Думаю, мне доставит удовольствие разобраться с Катериной.
— Джеймс, пожалуйста…
Встретившись с ним взглядом, она поняла, что просить бесполезно. Он опять смеялся.
— С большим удовольствием увижу Катерину на скамье подсудимых.
Этими словами он словно ударил ее. Он ворошил прошлое, играл на ее чувствах, на какой-то момент даже растрогал ее своим прежним обаянием. И вот теперь… Даже если бы он ударил ее по лицу, потрясение не было бы сильнее. Рета рассвирепела. Позже она не могла вспомнить, что говорила. Слова появлялись сами, и она швыряла их ему в лицо. Если бы что-то подвернулось под руку, она бы запустила этим предметом в Джеймса.
Неожиданно она испугалась своего гнева — гнева, который вырвался из прошлого… Сдавленным голосом она сказала:
— Я пойду.
После этих слов Катерина отошла от стеклянной двери и скрылась в кустах. Она увидела, как взлетела штора, с силой распахнулась дверь, и Рета в красном платье, с непокрытой головой сбежала по ступенькам.
Глава 13
Рета открыла дверь и вошла в свой дом. По дороге она никого не видела, ничего не слышала. Гнев так кипел в ней, что она даже не чувствовала холода, хотя и была без плаща, который так и остался в кабинете Меллинг-хауса там, куда его бросили. Она о нем и не вспомнила. Она думала о Карре, о Катерине, о собственной внезапной злости, которая ее ошеломила.
Рета отрыла дверь, вошла. Фэнси подняла на нее глаза и зевнула.
— Вы пропустили девятичасовые новости.
Рета невольно глянула на часы — старые круглые часы, висевшие над камином. Двадцать минут десятого. Джаз-оркестр наяривал последний хит. Она выключила радио.
— Карр вернулся?
Фэнси снова зевнула. У нее были прелестные зубки: белые, как молоко, и ровные, как жемчужины.
— Нет еще. Что с ним такое, мисс Крей?
Рета подошла к ней и остановилась, высокая и грозная.
— Я хочу знать, что здесь было, когда я выходила из комнаты.
Фэнси заморгала большими голубыми глазами. Она явно старалась сдержать зевок. Рета с раздражением подумала, что это создание похоже на сонное дитя. Ее не за что обвинять, но в теперешней ситуации от сонного ребенка мало пользы.
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что случилось, пока я разговаривала по телефону.
— Ну… — глаза ее все еще были широко раскрыты и несколько расфокусированы, — вообще-то я не знаю, что случилось. Только самый конец.
— Что же?
— Ну, мы просматривали газеты — те, которые принес мистер Эйнджер, и я увидела шляпку, которая мне понравилась. Я раздумывала, как бы сделать такую же, и поэтому ничего не замечала — как бывает, когда о чем-то задумаешься. И вдруг Карр вскрикнул. Я даже подумала, что он укололся. Он выглядел ужасно, просто ужасно. И сказал: «Вот он, негодяй!» — а я спросила: «Где?» — потому что не знала, что он имел в виду, откуда мне было знать, а тут вы вошли, и он сказал про человека на той картинке, что он увез Марджори, и еще спросил вас, правда ли это Джеймс Лесситер. Марджори была его жена, да? Я хочу сказать, жена Карра, а Джеймс Лесситер ее увез, да? Карр не сделает никакой глупости, как вы думаете?
Рета решительно сказала «нет», и Фэнси, кажется, удивилась. Она заморгала.
— Все равно убежавшее молоко не подобрать, правда?
Услышав «да», Фэнси зевнула.
— Насколько я знаю, невелика потеря. — Она опять заморгала. — Кажется, мне не следует так говорить. Вы ее любили, да?
— Нет, я ее не любила.
— Выходит, никто ее не любил. По-моему, Карр получил сильную встряску. Он… он очень милый, правда? Когда я рассказала про него маме, она заметила, что он оскорблен в лучших чувствах, и велела мне относиться к нему бережно. «Бери его, детка, если хочешь, или не бери, если не хочешь, но не играй с ним». Вот что мама сказала.
— И что же ты выбрала?
В какой-нибудь другой момент этот вопрос прозвучал бы саркастически, на сейчас он прозвучал из уст Реты совсем просто, и Фэнси так же просто ответила:
— Он меня не хочет. Он сказал, мы не подходим друг другу. Мне кажется, ему нравится девушка, у которой мы пили чай, — Элизабет Мур. Он был в нее влюблен, да?
— Давным-давно.
— А почему не женился?
— Он встретил Марджори.
Фэнси понимающе кивнула.
— Да, она из тех, кто не упускает добычу. Я ее всего один раз видела, но по ней понятно, кто она такая. Ой, мисс Крей, что у вас с рукой? Она вся в крови!
Рета посмотрела на правую руку. Удивительно, сколько крови натекло из небольшой царапины. В Меллинг-хаусе она обернула ее платком Джеймса Лесситера, но, видимо, во время разговора повязка свалилась, и снова пошла кровь. Рета отправилась в ванную и держала руку под струей холодной воды, пока не смыла запекшуюся кровь.