Мисс Силвер приехала погостить, стр. 11

— Еще скажешь.

— Нет. Он не спрашивал, а если бы спросил, я не обязана ему отвечать. Это всего лишь мои мысли.

Минуту-другую они шли молча. Потом Катерина схватила ее за руку. Дрожащим голосом она сказала:

— Я не знаю, что мне делать.

— Сделай, как я говорю — выложи карты на стол.

— Не могу.

— Почему не можешь?

— Не могу — он может вывернуть все наизнанку.

В голосе Реты появились утешительные нотки.

— Ну что он может сделать? Если его не злить, он, возможно, заберет самые ценные вещи, а все остальное оставит тебе.

Катерина в отчаянии сжала ей руку.

— Рета… лучше я все скажу тебе… дело гораздо хуже. Я… некоторые вещи я продала.

— О-о!

И Катерина затрясла руку Реты.

— Не говори «О-о!». Они были мои, я могла делать с ними что хочу, тетя Милдред мне их отдала, говорю тебе, отдала!

— Что ты продала?

— Несколько миниатюр, табакерку и серебряный чайный сервиз. За одну из миниатюр дали триста фунтов. Это был Козуэй, очень красивый, я была бы не прочь оставить его себе. А чайный сервиз был времен королевы Анны. За него дали очень много.

— Катерина!

Катерина оттолкнула ее.

— Не будь занудой, я же должна одеваться! Если кого и обвинять, то Эдварда. Он мне не говорил, что был по уши в долгах, он оставил меня без гроша! Теперь, я полагаю, ты побежишь к Джеймсу и все выложишь.

— Ты знаешь, что ничего подобного я не сделаю, — холодно сказала Рета.

Катерина опять приблизилась к ней.

— Как ты думаешь, что он будет делать?

— Это зависит от того, что он выяснит.

— Он знает, что эти вещи пропали — табакерка, миниатюры и чайный сервиз. Я имею в виду, он знает, что их нет в Меллинг-хаусе, а миссис Мейхью сказала ему, что тетя Милдред разрешила мне взять чайный сервиз. Вчера он сказал, что не хочет причинять мне неудобства, но это его наследие, и его нужно вернуть. Не все ли равно, наследие это или нет! У него нет детей!

Помолчав, Рета сказала:

— Да, ты запуталась.

— Какой смысл это говорить? Ты скажи мне, что делать?

— Я уже сказала.

После паузы Катерина с придыханием выпалила:

— Он говорит, его мать составила список всего, что имела… ценные вещи, ты понимаешь… пока он отсутствовал. Он его еще не нашел, но когда найдет…

— Когда найдет, — закончила за подругу Рета, — нечего и думать о том, что он отдаст тебе миниатюры Козуэя и серебряный чайный сервиз королевы Анны.

— Может, она забыла их записать, — сказала Катерина угасшим голосом.

Они дошли до окраин Грина и остановились. Гейт-хаус лежал слева от них, Белый коттедж — справа. Катерина повернула к колоннам, белевшим в темноте, попрощалась и перешла через дорогу. Рета направилась к себе, но не успела дойти до калитки, как сзади раздались быстрые шаги. Катерина подбежала к ней и протянула руку.

— Я хочу тебя кое о чем попросить…

— Да?

— Все было бы совсем иначе, если бы ты припомнила, как тетя Милдред говорила тебе, что она отдала мне эти вещи…

— Ничего подобного я не помню.

— Ты могла бы вспомнить, если бы попыталась.

Рета Крей сказала: «Чушь!» — и сделала движение, чтобы уйти, но Катерина ее удержала.

— Рета, еще минутку! Когда Джеймс вчера пришел, он был… какой-то пугающий. Понимаешь, вежливый, но как-то очень холодно. Он говорил о том, что в доме пропали вещи… О, он сказал не так много, как подразумевал! Я думаю, что он хотел меня запугать, я старалась не поддаваться, но он видел, что я испугалась, и мне показалось, он этим наслаждался. Я не сделала ничего такого, чтобы вызвать у него это чувство, но у меня ужасное впечатление: если сможет, он меня раздавит и будет этим наслаждаться.

Рета стояла неподвижно. Тень, которую она отгоняла все эти годы, вернулась и нависла над ней.

Катерина заговорила шепотом.

— Рета, когда вы с Джеймсом были помолвлены, разве он был такой? Теперь у меня ощущение, что ты была помолвлена с другим человеком. Тебе не кажется, что он стал… жестоким?

Рета отступила на шаг, сказала: «Да» — быстро отошла, откинула крючок калитки и закрыла ее за собой.

Глава 10

Джеймс Лесситер возвращался из Лентона. Он любил ездить вот так — ночью по загородному шоссе, когда фары расстилают перед машиной освещенную дорожку и остается только катить по ней. Это вызывало ощущение неограниченной власти. Он не отдавал себе отчет, но чувствовал себя так, как будто перед ним расстилается сама жизнь. Он заработал очень много денег и ожидал, что их станет еще больше. Когда появляется определенное количество денег, дальше они уже множатся сами по себе. Деньги — это власть. Джеймс подумал о том мальчике, который уезжал из Меллинг-хауса более двадцати лет назад, и испытал нечто вроде триумфа. Как он был прав! Вместо того чтобы тонуть вместе с кораблем, который за три поколения накренился и осел, он обрубил концы и выбрался на берег. Сожалений у него не было. С домом надо расстаться. Если ему понадобится загородный дом, найдутся места повеселее Меллинга. Кому в наши дни нужен огромный барак, построенный в те времена, когда гости жили неделями, когда требовался большой штат прислуги! Сейчас нужно что-то современное, необременительное — большая комната, где принимают друзей, и полдюжины спален. А пока Джеймс собирался наслаждаться. У него была парочка должников, и он с удовольствием ожидал от них выплат. Очень приятно, когда имеешь возможность вершить свой собственный суд.

Миновав высокие колонны, он въехал в Меллинг-хаус. Свет фар скользил по дороге, высвечивал мелкий гравий, бил по ярко-зеленым кустам остролиста и рододендрона. В этом свете он уловил какое-то быстрое движение в густых кустах, но не мог бы поручиться, что именно увидел. Может, мальчик-рассыльный уступил дорогу машине, а может, кто-то заходил в гости к Мейхью. Потом он вспомнил, что сегодня у них полдня выходные, и они уехали в Лентон. Миссис Мейхью спрашивала у него разрешения. В столовой его должен ждать холодный ужин.

Джеймс въехал в гараж, довольный тем, что дом будет в его распоряжении — хорошая возможность тщательно обыскать спальню и гостиную матери. Он собрался найти ее записи. Наверное, они в одной из этих двух комнат. Мать была уже слаба и не спускалась вниз.

Он вошел, щелкнул выключателем. Человек, который только что мелькнул на дороге, остановился и стал смотреть на него через большие освещенные окна.

Много позже в хорошенькой комнате Катерины зазвонил телефон. Она отложила книгу, сняла трубку и, услышав голос Джеймса Лесситера, напряглась.

— Это ты, Катерина? Я решил — ты будешь рада узнать, что я отыскал эту бумагу.

— О-о… — Она и под угрозой смерти не нашлась бы, что на это сказать.

— Я боялся, что она уничтожена, потому что мистер Хоулдернесс забрал все бумаги, которые смог найти, а миссис Мейхью говорила, что ты ходила туда-сюда.

Катерина прижала руку к горлу.

— Я помогала чем могла.

— Не сомневаюсь. Как ты думаешь, где она была?

— Понятия не имею.

У нее пересохло во рту, но нельзя допустить, чтобы он слышал, как изменился ее голос.

— Ни за что не догадаешься — ведь ты не догадалась, правда? Она была в томе проповедей последнего викария. Я помню, как их напечатали, и он отдал один экземпляр матери… Она была уверена, что туда никто не заглянет. Я и сам-то нашел потому, что, когда все уже перерыл, стал вынимать и трясти книги из ее шкафа. Настойчивость вознаграждается!

Катерина молчала, только часто дышала. Этот звук достиг ушей Джеймса Лесситера и доставил ему море удовольствия.

— Так вот, — бодро сказал он, — ты будешь в восторге: этот документ очень четко обрисовывает твое положение. Поначалу предполагалось, что ты будешь платить номинальную ренту — десять шилингов в месяц. Но после двух выплат об этом ничего не говорится и вопрос ренты больше не поднимался. Что касается мебели… Ты что-то сказала?