Круги на воде, стр. 70

Старые часы на церкви пробили двенадцать. Была пасмурная полночь. Как правило, прочитав псалом или главу из потрепанной Библии, своей постоянной спутницы, мисс Силвер тушила свет, по своему вкусу взбивала две подушки и немедленно погружалась в сон. Не спалось ей довольно редко, когда мозг был слишком перегружен, чтобы спокойно расслабиться. В эту ночь ее одолевали вереницы мыслей, не просто одолевали, они давили на нее. Среди прочего тревожно прозвучали слова Анни Джексон: «Бог любит троицу». Да, двое уже есть. Две пятницы подряд и две жертвы. Завтра снова пятница. Опять женщины соберутся здесь, в доме священника, на вечер шитья. Опять Арнольд Рэндом будет играть в церкви, и слабые звуки органа разнесутся по церковному двору и повиснут в воздухе над протокой.

Возможно, убийце и незачем наносить новый удар. А возможно, для этого есть серьезная и настоятельная причина. Сие известно только самому убийце. В любом случае в убийстве, как и почти во всем, на что сложно решиться, труден лишь первый шаг. Ей тут же вспомнилась пара незатейливых поговорок: «Отдал пенни, придется отдать и фунт» и «Если суждено быть повешенным за ягненка, почему бы не украсть овцу». Каждый шаг на пути в темную бездну психической неустойчивости оправдывается все менее вескими причинами, и наконец наступает момент, когда никакой причины уже и не требуется. В расстроенном уме связь между причиной и следствием невероятно запутана, если вообще существует.

Итак, часы на церкви пробили двенадцать, мисс Силвер откинула одеяло и подошла к окну. Ее комната выходила на церковный двор. Он был погружен в глубокую тьму, мягкую, таинственную и словно бы клубящуюся, из нее выступала черная церковь и ее острый шпиль, устремленный в небо. Окно было чуть приоткрыто. Она отодвинула запор, распахнула окно настежь и свесилась с подоконника.

Дом был двухэтажным и довольно прихотливо скроенным. В одном окне она увидела слабый свет. Шторы не были спущены. Обе створки окна были открыты, между ними тьма расступалась. Мисс Силвер разглядела раму окна, створки, подоконник. Это была комната Анни. Немного поразмыслив, она надела голубой халат, украшенный вышивкой тамбуром (халат этот уже несколько лет верно служил ей, сменив красный фланелевый), открыла дверь и бесшумно шагнула в коридор. Лестница была недалеко, она слабо освещалась.

Каждый шаг по направлению к комнате Анни Джексон будет все дальше и дальше уводить ее от этого света, но все равно он очень ей поможет. Ее ноги в фетровых шлепанцах, расшитых мягкой шерстью и украшенных маленькими голубыми помпонами, неслышно ступали по вытертому ковру.

Стоя перед комнатой Анни и держа руку на ручке двери, она услышала глубокое, захлебывающееся дыхание, потом сдавленный крик: «Нет, нет, нет!» Прежде чем прозвучало последнее «Нет!», она уже была в комнате и закрывала за собой дверь. Ей не хотелось, чтобы Руфь или викарий стали свидетелями того, что происходит или может произойти.

Свет, который она видела из окна, исходил от старомодного ночника, который стоял на блюдце, предусмотрительно помещенном в тазик на умывальнике. В тазике было немного воды. Мисс Люси Вейн хорошо воспитывала своих слуг.

Из-за света ночника все вещи в комнате отбрасывали тени на потолок. Узкая кровать, старомодная, с четырьмя стойками, на которых не было полога. Стойки и веревка между ними напоминали прутья клетки. Посередине кровати, выпрямившись, прижав руки к груди и широко раскрыв невидящие, устремленные в одну точку глаза, сидела Анни. Она спала, но сон не приносил облегчения. Она видела кошмар и кричала, сопротивляясь ему.

Мисс Силвер стояла в изножье кровати и смотрела на нее. На лице Анни выступил пот. Откинутые со лба волосы спутались. Четко было видно пятно синяка. Сейчас она быстро бормотала что-то, слов нельзя было разобрать. Она очень спешила и очень боялась — страх и спешка мучили ее, это было ясно и без слов.

Потом из скороговорки начали пробиваться четкие слова.

— Темно… темно… темно… — сначала шепот, который постепенно перешел в тонкий дрожащий крик. И снова бормотание…

Мисс Силвер не двигалась, просто стояла и смотрела. Слова прорывались медленно, с усилием.

— Темно… Во тьме… ночной… — Потом, с конвульсивной дрожью: — Ужасный… план… ужасный план… ужасный… ужасный…

Во сне Анни ожил призрак Кристофера Хэйла, утонувшего в протоке более ста лет назад. Задыхаясь, она пыталась произнести строки того стихотворения, которое они вместе с мисс Силвер читали на памятнике, поставленном женой Кристофера Хэйла:

Во тьме ночной коварный план

Лелеет зло и ждет…

Кто преследовал ее — призрак Кристофера Хэйла или то был Уильям Джексон?

Мисс Силвер наклонилась и окликнула:

— Анни!

И сразу же ладони, которые Анни прижимала к груди, вытянулись вперед, будто она пыталась заслониться от удара.

— Я никому не говорила… не говорила… нет! Никому! Никто не знает, что я была там! Никто… — На последних словах ее голос смягчился и затих, руки опустились. Она огляделась, как человек, попавший в незнакомое место: справа гардероб, слева шкаф и умывальник, из таза выступает кувшин для воды, горит ночник.

Ее настороженный взгляд остановился на голубом халате мисс Силвер, ее волосах, аккуратно стянутых плотной коричневой сеткой, которую она всегда надевала на ночь.

— Что это?

— Тебе приснился плохой сон. Ты кричала во сне.

Анни закрыла глаза. Картины кошмара все еще стояли у нее перед глазами.

— Мне не уйти от этого. — Слезы потекли по ее измученному лицу. — Не уйти. Стоит мне лечь, все появляется снова. Я не сплю, мне кажется, я там, в темноте, у протоки, вода заливает его тело. — Вдруг ее глаза широко раскрылись: — Я не говорила этого, не говорила!

Мисс Силвер обошла кровать и села рядом.

— Анни, расскажи мне, что случилось в ту ночь, когда утонул твой муж. Ты расскажешь, и кошмар исчезнет, он больше не будет мучить тебя.

Глаза Анни расширились.

— Меня повесят, — сказала она. Мисс Силвер взяла ее исхудавшую руку в свою.