Дело Уильяма Смита, стр. 21

Голос ее немного смягчился.

— Мне очень жаль, Бретт. Все бесполезно.

— Ты не даешь мне ни малейшего шанса заставить тебя полюбить меня!

— Бретт, такого шанса нет.

— Я в это не верю. Шанс всегда есть. Я только прошу дать мне мой.

У Кэтрин появилось ощущение, будто она пытается удержать дверь, в которую он ломится с другой стороны. Все это начинало ее утомлять. Ей очень хотелось, чтобы он исчез. Она сказала «нет» и имела в виду именно «нет», а он не хочет этого понять.

— Все бесполезно, Бретт, я не могу дать тебе шанс. Я собираюсь выйти замуж за другого человека. — Кэтрин услышала его вопрос «За кого?», но не ответила. А лишь устало повторила: — Все бесполезно, — и повесила трубку.

Глава 16

Уильям Смит и Кэтрин Эверзли поженились в церкви Святого Джеймса, за углом от Расселас-Мьюз, в половине третьего в субботу. Все утро перед этим они вместе раскрашивали фигурки в мастерской позади «Игрушечного базара Таттлкомба». В час дня Уильям отвез Кэтрин домой. Они вместе позавтракали, после чего молодой человек надел свой лучший костюм, очень аккуратный, из непримечательного синего сержа [1]. Переодевался он в своей новой гардеробной, переделанной из комнаты для гостей. Уильям распаковал и убрал свои вещи с чувством, что его невероятные мечты, кажется, действительно сбылись, но он все равно не может понять, как же такое могло случиться. В раскладывании бритвенных принадлежностей и рубашек по ящикам было что-то успокаивающее, поэтому он занимался этим очень тщательно. Каждый раз, складывая что-нибудь или открывая дверцу шкафа, он чувствовал большую уверенность в том, что женится на Кэтрин. Ведь если бы это было не так, он бы сейчас не распаковывал вещи в ее квартире.

Кэтрин одевалась для свадебной церемонии с таким старанием, как будто ожидала увидеть на венчании не Абигейль Солт и миссис Бастабл вместе с каким-нибудь случайным прохожим, учуявшим свадьбу и зашедшим поглазеть на невесту, а целую толпу гостей, которые заполнят церковь и будут предъявлять самые высокие требования к ее элегантности. Платье довольно темного голубого цвета оттеняло кожу девушки и подчеркивало золотистый блеск ее волос. Длинное, в тон платью, пальто с меховым воротником было очень нежным и теплым. Маленькую шляпку, сшитую из той же материи что и пальто, украшал элегантный меховой узел.

Молодые люди вместе дошли до церкви. Свидетелями на свадьбе были Абигейль Солт и миссис Бастабл. Церковь не казалась Кэтрин пустой, холодной или темной — ее наполняла любовь.

В тишине звучало и замирало эхо старинного свадебного ритуала:

— Если одному из вас двоих известно препятствие, не позволяющее вам сочетаться законным браком, приказываю и требую сей же час чистосердечно открыть его, как в день Страшного суда, когда откроются секреты всех сердец…

Казалось, сама тишина была ответом.

Кэтрин подняла голову и посмотрела на красный с синим витраж с изображением Христа, превращающего воду в вино.

Теперь звучали обеты «любить и жить с этого дня, в радости и горести, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас…» Вначале — голос Уильяма, очень твердый, уверенно произносящий клятвы, надевая кольцо на ее палец: «…Обещаю любить и почитать тебя…» Потом — ее, приглушенный: «Любить, почитать и заботиться, пока смерть не разлучит нас по священной воле Господней…»

И молитва, и соединение рук, и «тех, кого соединил Господь, не разлучит человек…»

У молодого священника, ведущего службу, — очень приятный голос. Он звучит сильно и звучно, объявляя их мужем и женой, благословляя их.

Миссис Бастабл всхлипнула и вытерла глаза. Она всегда плакала на свадьбах. Абигейль Солт сидела очень прямо в своем черном пальто с меховым воротником. По случаю венчания она прикрепила к шляпе букетик неожиданных в этом сезоне васильков, и от этого глаза ее выглядели ярко-синими. В ризнице Кэтрин написала свою фамилию и слегка улыбнулась, глядя на нее. Потом встала рядом с Уильямом, ожидая, пока он тоже распишется. Он написал «Уильям Смит» и повернулся, чтобы уйти, но молодой священник остановил его.

— Пожалуйста, еще имя вашего отца, мистер Смит.

— Боюсь, я его не знаю.

Уильям вел себя очень просто и спокойно. Священник же покраснел.

— Боюсь… — начал он и запнулся.

— Видите ли, я потерял память. Могу написать просто «Смит», если хотите.

Дело, конечно, не в том, хочет священник или нет, — он действительно не знает. Ему придется сказать викарию. В конце концов, если уж человек не знает имени отца, то не знает.

Уильям написал напротив этой графы «Смит» с прочерком. Затем священник вновь позвал Кэтрин.

— Вам тоже нужно поставить имя своего отца, миссис Смит.

Все с той же слабой улыбкой на губах Кэтрин наклонилась и поставила имя. Потом повернулась, чтобы принять поздравления от миссис Бастабл.

— Я искренне надеюсь, вы будете счастливы, миссис Смит. И я уверена, мистер Смит — именно тот человек, с которым можно стать счастливой. Хотите — верьте, хотите — нет, но я никогда не видела его раздраженным, а если подумать, как часто злятся мужчины, то понимаешь, насколько он отличается от всех остальных. Мистер Бастабл был страшно раздражительным. И таким привередливым в еде, что в это трудно поверить. И все время рассказывал, как готовит его мать, а уж я даже не знаю, что может испортить отношения больше, чем это. Я всегда считала, что у меня мягкий характер, но когда он, бывало, разглядывал мои пшеничные лепешки и начинал рассказывать, насколько светлее они получаются у его матери, у меня всегда почти срывалось с языка: «А почему бы тебе тогда не остаться с ней, дома?» Но я никогда так не говорила. Я даже не знаю, что бы он мог тогда сделать, он был такой раздражительный, знаете ли. — Миссис Бастабл приложила к глазам платок и опять шмыгнула носом. — Ну, кто старое помянет, тому глаз вон, правда? А мистер Бастабл умер уже двадцать лет назад.

У Абигейль для Кэтрин было не так много слов:

— Я надеюсь, вы будете очень счастливы. И мистер Таттлкомб тоже надеется.

Глава 17

В тот же вечер Фрэнк Эбботт заехал навестить мисс Мод Силвер в ее квартире на Монтэгю Меншинс. Что бы ни происходило в окружающем мире, здесь время как будто остановилось. Это не значит, что вся жизнь здесь проходила в праздном мечтании. «О, дорогой, нет!», — как сказала бы сама мисс Силвер. Фрэнк находил в пожилой даме неисчерпаемый источник для размышлений. И, хотя ее особенности не переставали смешить его, на самом деле он совершенно искренне преклонялся перед маленькой женщиной, которая начала свою карьеру, работая в «частном секторе сферы образования» — как она сама выражалась, — а теперь стала крайне популярным частным детективом.

Но что касается комнаты мисс Силвер, то здесь время, казалось, и вправду остановилось. Она была обставлена мебелью, унаследованной от множества бабкиных сестер, мебелью того стиля, что обладал странной популярностью в шестидесятые годы девятнадцатого столетия. Стулья орехового дерева с их гнутыми ножками и широкими мягкими сиденьями вызывали воспоминания о кринолинах и широких сверху и суженных книзу брюках минувших дней. Гравюры знаменитых викторианских полотен, ковер, если не того же возраста, то украшенный узором той же эпохи. Картины иногда менялись местами с другими, висящими в спальне. Сейчас на стене гостиной можно было увидеть «Пузыри», «Надежду» и «Пробуждение души». На полу лежал новый, купленный год назад ковер веселого ярко-голубого оттенка с узором из гирлянд белых и розовых роз, обвитых зелеными лентами. Портьеры того же оттенка, что и ковер, но значительно потускневшие, пережили войну. Конечно, их еще нельзя было назвать ветхими, но мисс Силвер твердо намеревалась сменить их, как только почувствует, что вправе потратить столько денег на саму себя. Ведь двое мальчиков ее племянницы Этель теперь в школе, а за прошедший год к ее семейству прибавилась еще и дочь. Расходы на школьную форму и принадлежности очень велики. А в результате рождения долгожданной дочки после троих сыновей подряд финансовое положение семьи оказалось довольно напряженным. И не в правилах мисс Силвер было оставлять родных без помощи. Занавески вполне могут прослужить еще год или даже два.