Победитель невозможного, стр. 30

— Ура! Нас признали! — радостно сказал Электроник, появляясь в астрономической обсерватории. В руках у него пачка телеграмм. Он с победным видом кладет их перед Сыроежкиным.

— Из Мадраса, Мельбурна, Бюракана. От Академии наук, — перечислял Электроник. — Все поздравляют с открытием сверхновой.

Сергей оторвался от листа, на котором писал, просмотрел телеграммы.

— Спасибо, Электроник, за новость. Дело сделано. Идем дальше. — И он покосился на свою рукопись.

Электроник спросил:

— Зачем здесь моя фотография?

На стене рядом с портретом Кеплера висел портрет Электроника. Сосредоточенное лицо. Нос, как у Сыроежкина, немножко вздернут. Губы объясняют что-то очень важное.

— Это я сделал, — признался Сергей. — В классе, когда ты мне подсказывал. Моментальный снимок. Лучший в мире подсказчик…

— Я никому не подсказываю, — поправил друга Электроник.

— Вспомнил, вспомнил! Ты меня просто дополнял на уроке.

— И я вспомнил, — уточнил Электроник. — Ты старался снять незаметно, но я увидел и даже позировал. Неплохо получилось.

— В самый раз, — согласился Сыроежкин. — Только ты меня не дослушал. Ты — лучший в мире подсказчик сверхновой. И это — портрет первооткрывателя.

— Первооткрыватель — ты, — со всей прямотой заявил

Электроник. — Я только сделал расчеты и добывал информацию.

Рядом с портретами — фотографии Плеяд. О семи звездах в древности сложили легенду: будто это семь дочерей бога Атласа, бежавшие от охотника Ориона в бездонное небо и превратившиеся сначала в голубей, а потом в звезды.

На второй фотографии выделяется яркая точка — сверхновая.

Но главное здесь — первая фотография, где на месте сверкающей сверхновой маленькая неяркая точка. Звезда перед взрывом. Единственный в мировой астрономической коллекции снимок.

Сыроежкин смотрит на снимок, спокойно говорит:

— Теперь пусть разбираются специалисты, как произошла Вселенная.

— Можно сделать предварительный вывод, что человек получит новую энергию для космического корабля «Земля», — заявил Электроник. — Это данные Рэсси, он продолжает наблюдения.

— Рэсси ничего не прозевает, — с удовольствием сказал Сыроежкин. — Твое изобретение!

Электроник продолжал подытоживать победы восьмого "Б":

— Корольков встречался с пианистом Туриным, разъяснил ему свой метод сочинения музыки… От Майи Светловой ни на шаг не отходят два физика…

— То есть как не отходят ни на шаг? — встревожился Сыроежкин и покраснел. — Какие еще физики?

— Наш учитель физики Виктор Ильич Синица и академик Крымов. Они пытаются понять, как Светлова сделала антигравитационный прибор, а она… Ты почему такой красный? Ты не заболел?

— А-а, Синица. — Сыроежкин махнул рукой. — Почему «заболел»? Это приступ внезапной мысли.

Он снова садится за самодельный стол, царапает пером по бумаге.

Электроник читает из-за его плеча: «Дятел долбит еловую дверь небес»… «Дятел гремит в еловую дверь»… «Дятел громит еловую»…

— Поиски глагола, — сказал Электроник. — Но при чем тут дятел?

— Сам ты дятел! — вскипел Сыроежкин и, взглянув на товарища, успокоился. — Понимаешь, дятел — не просто дятел, а символ. Я сочиняю одно послание… — Сергей чуть замялся, порозовел. — Для одного человека…

— Я догадался, что это стихи, — сказал Электроник. — Возьми вместо дятла более современный символ. Например, сверхновую.

— Я отказываюсь от звезд, — твердо отчеканил Сыроежкин. — Сегодня сверхновая, завтра сверхновая…

Он высунулся по пояс в открытое окно, взглянул на голубой апрельский снег, набрал воздуха и снова забормотал про дятла.

Гигантская работа поэта была очень наглядна: он высекал пером на бумаге искру неповторимого слова. Чудак Электроник! Разве пишут стихи про сверхновые, про сверхсильных или про а-коврики? Настоящие стихи складывают из самых обыкновенных слов. Вон за окном дятел стучит на старой сосне. Осторожно стучит, деловито. А в стихах он должен стучать так, чтобы человек, кому они предназначены, запомнил эти слова на всю жизнь.

— В одна тысяча пятьдесят четвертом году, — раздался скрипучий голос, — в июне месяце, как свидетельствуют хроники, в небе появилась «звезда-гостья». Она светила так ярко, что ее видели даже днем. Звезда превосходила Венеру — самое заметное светило после Луны и Солнца. Потом угасла.

Сыроежкин с удивлением вслушивался в знакомые интонации. Как хитро Электроник старается привлечь его внимание: «В одна тысяча пятьдесят четвертом году…» Будто говорит сам Таратар.

— Ты готовишься к уроку? Репетируешь? — усмехнулся Сергей. — Завтра у тебя важный день. Первый урок учителя Электроника. Прости, а как к тебе обращаться? — озадаченно спросил он. — Ведь у тебя нет отчества…

— Зови меня просто учитель, — с достоинством сказал

Электроник. — Завтра я продемонстрирую новые возможности преподавания.

— Слушаюсь, учитель!

Сыроежкин не сомневался в успехе Электроника.

И хорошо, если он расскажет о сверхновых звездах. Как однажды на заре земной жизни вспыхнула сверхновая в нашей Галактике. Астрономы говорят, что прошли десятки лет, пока свет от взрыва достиг планеты. Прошли еще десятки тысяч лет, и вымерли гигантские динозавры — возможно, от космического излучения.

Сергей жалел уже, что никто, кроме Электроника и

Рэсси, не видел, как бабахнула его сверхновая. Наверное, после взрыва небо долго еще светилось загадочным фиолетовым сиянием. Но все знакомые спали.

— Таратар не спал, — уточнил пунктуальный Электроник. — У него несколько ночей горит свет.

— Мучается, бедняга, — вздохнул Сергей, — проверяет наши работы.

— Я глубоко уважаю учителя математики, — сказал Электроник. — Он исправляет свои ошибки. Я послал ему перечень ошибок.

— Ты?

— Сто двадцать страниц расчетов, — добавил Электроник. — Или он признает наши изобретения, или — нет.

И отец Виктора Смирнова, оказывается, получил от Электроника толстенный том расчетов искусственного животного. По почте. Может быть, тоже изучает по вечерам?