Ночь над прерией, стр. 10

ЧЕРНЫЕ ЗЕРНА ДАЮТ ВСХОДЫ

Две маленькие индейские девочки и их брат, которому уже было три года, стояли на пригорке и смотрели в сторону, откуда должна была приехать их старшая сестра Квини — Тачина… если она наконец приедет. Младшие сестры и брат уже накануне вечером проявляли гораздо большее нетерпение, чем отец, мать и бабушка.

Отец поправлял поврежденную бурей крышу на своем бревенчатом доме. Мать подготавливала все, чтобы привести в порядок навес из сосновых ветвей, служивший защитой рабочего места ранчеро от солнца, ветра и дождя. Она бросила взгляд на размытые овощные грядки. Их занесло грязью. А вот обломки автомобиля, приготовленные для разборки, выдержали штормовую ночь.

Отличный гнедой пасся на мокрой траве, подергивал шкурой, чесался. Солнце снова пригревало. На дороге, которая вела от прерии к дому, все еще не просохли лужи и ручейки. Нужно было еще несколько часов, чтобы она стала проезжей для автомобиля. Но дети на пригорке весело закричали, что появилась Квини.

Родители переглянулись. В эту пору они ее не ждали. Вышла из маленького домика бабушка; в руках у нее была кожа, которую она собиралась вышить на старинный манер и продать в музей в Нью-Сити.

Когда Квини, без автомобиля, в мокрой разорванной одежде, но с чемоданчиком в руках, появилась перед родителями, она сознавала, что ее приход должен вызвать некоторое недоумение. Однако родители и бабушка не ахали и не задавали вопросов, и только по их широко раскрытым глазам можно было понять, что они догадывались о каком-то неожиданном происшествии. Мелюзга уже повисла у нее на руках, а маленький брат успел пропищать:

— А где же машина?

Когда, таким образом, состоялась встреча, Квини открыла чемоданчик и дала матери мясо — подарок, на радость всей семье, — надела сухие вещи матери и принялась за кусок мокрого черного хлеба.

— Нам надо сейчас же посмотреть машину, — сказала она при этом отцу, который вошел с ними в дом. — Буря снесла меня с дороги, и машина лежит на дне ложбины.

— Значит, Генри у машины, — заметил отец, не спрашивая и не утверждая, ведь это казалось ему само собой разумеющимся.

Квини попыталась скрыть свое смущение:

— А Генри… Генри заболел… я оставила его у Элка в Нью-Сити.

Элк считался человеком, достойным доверия. Родители ничего больше не сказали, но мать заволновалась, что не осталось незамеченным Квини. Ведь если Генри так заболел, что его даже нельзя было привезти, значит, ему, наверное, очень плохо?

Отец собрал кое-какой инструмент и отправился с Квини в путь. И в пятьдесят походка у него была легкая, и Квини едва успевала за ним. Высоко в небе парили два коршуна. Она-то уж знала, что привлекло этих птиц.

Квини пришлось как следует помочь отцу, когда он ставил машину на колеса. Машина лежала на склоне, уже немного наклоненная, и это облегчило задачу: они вдвоем справились с этим делом. Потом он открыл капот, чтобы все побыстрее обсохло, проверил там кое-что и как бы между прочим спросил:

— Что с Генри?

— Он напился.

Отец взглянул на нее быстро, чуть ли не испуганно, но ничего не сказал. Он занялся с проводом аккумулятора, который опять еле держался.

— И во что же вы превратили машину!

Квини промолчала.

— Ты слышала ночью стрельбу?

— Да.

Отец смотрел на разбитое окно.

— Я разбила стекло, чтобы выбраться, — объяснила Квини. — Ложбина эта превратилась в настоящую реку.

— Ах, вот что.

— Я кое-что заработала и смогу купить себе новую одежду. Я заработала много денег, и я оставила их у Элка.

— Да-а. Это хорошо.

Отец посмотрел вверх, на небо, где парили хищные птицы.

— Есть такие птицы… и есть такие люди… — сказал он.

И это было все, что он сказал.

Два часа им еще пришлось подождать. На солнце и легком ветерке сидеть было приятно. Когда машина хорошо просохла и дорога тоже пришла в состояние, которое индеец счел пригодным для движения, он завел мотор. Зажигание действовало исправно, и поездка домой прошла без остановок.

Дома Квини принялась за работу в саду и огороде. Садик был на ее попечении. Это она всегда носила воду от колонки, на сооружение которой у деда с отцом ушел год упорного труда. Это под ее руками затвердевшая от сухости земля с чахлыми посадками постепенно размягчалась и стала давать приличные урожаи. Но сейчас она, конечно, занялась не поливкой, а восстановлением разрушенных грядок.

И теперь кровь в жилах Тачины как будто текла быстрее и солнце ярче блестело в ее глазах, потому что она сама изнутри сияла навстречу ему.

Непогода принесла немало бед, и на следующий день везде занимались ремонтом. Обычные работы из-за этого приостановились повсюду: на ранчо, в Управлении агентуры, даже на фабрике рыболовных крючков, на которой сорвало крышу. А вот судебные сроки нельзя было приостановить на время, и больница была слишком переполнена из-за приема пострадавших от несчастных случаев. Многие пациенты оставались там на несколько дней, дожидаясь, пока дорога снова станет проезжей. Старый Айзек Бут поэтому сперва и не тревожился, что не появлялся его Гарольд. Лишь десять дней спустя о нем случайно вспомнили в разговоре. Мать Бута рано утром покупала в супермаркете на Агентур-стрит яйца, муку, фрукты. Нет, фрукты не покупала, ведь денег было всегда в обрез, ранчо нужно было еще расширять и аренду в совет племени надо платить в срок.

— Как там поживает Гарольд? — поинтересовалась кассирша, в жилах которой было несколько капель индейской крови.

Мать, которая об отсутствующем уже много дней сыне беспокоилась больше, чем отец, почувствовала в вопросе какую-то многозначительность.

— Что такое? Вы недавно видели Гарольда? Я думаю, с неделю назад? Он собирался сделать покупки.

— Да, наверное собирался. — Тут уж кассирша почувствовала, что напала на след чего-то интересного. — Только он тогда ничего не купил.

— Да, да, верно. Ничего не купил тогда.

Испуганно раскрытые глаза матери обещали женщине в кассе что-то вроде криминального романа. На ее счастье, в этот момент в магазине, кроме матери Бута, больше не было покупателей. Кассирша могла продолжить расследование.

— Меня тоже это удивило, — только и сказала для начала она.

— Так он, может быть, и не заходил в магазин, а вы все же его видели?

— Да, примерно так.

Тут вошла еще покупательница, взяла какую-то мелочь и ушла.

Кассирша могла продолжать.

— Он стоял там, на другой стороне улицы. — Она украдкой улыбнулась.

— Почему же он не вошел? — спросила мать Бута.

— Откуда мне знать! Я и сегодня не могу понять, почему молодой мистер Бут изменил решение.

— И вы видели, как он ушел?

— Конечно, видела. Только я здесь еще много кое-чем занималась и, простите, не могла все время смотреть в окно. Мне кажется, он уехал с кем-то на машине.

Дверь снова открылась, вошли три покупателя. Они долго выбирали товар, чтобы купить побольше, получше и чтобы хватило их скромных средств.

— В какую же сторону он поехал? — взволнованно добивалась мать Бута.

— Я не могу присягнуть, но, кажется, он поехал назад по Агентур-стрит, по которой пришел.

У матери на глазах выступили слезы.

— С тех пор он больше не появлялся дома.

— Езус Христус! Не появлялся дома! Это же что-то… Такой примерный сын… Принялись ли вы уже за поиски, миссис Бут?

— Искать? Но не думаете же вы, что с ним что-нибудь произошло?

— Как я могу такое думать? Во всяком случае, не здесь, на светлой улице, посреди агентуры.

— Это был день, помните, это был день, когда разразилась ужасная буря…

— Совершенно верно, именно тот день.

— Если с автомобилем где-нибудь что-нибудь случилось… Он бы тогда, конечно, вернулся в агентуру.

— Может быть, даже вернулся. Видите ли, что мне пришло в голову, хотя я только из окна видела, что…

— Видела что?..

Тут наступила длительная пауза: три покупательницы очень обстоятельно расплачивались и упаковывались.