Харка — сын вождя (без ил.), стр. 53

После песчаной бури

Мириады песчинок носились в воздухе. Буря гнала по прерии тучи песка. Долины и холмы скрылись под его массой, рождались новые холмы и долины и тут же исчезали, чтобы где-то возникнуть вновь. Неистово завывал ветер. В песчаной мгле померк солнечный свет. Все живое задыхалось.

Осенние бури, которые ежегодно проносились по стране, на этот раз разыгрались в полную силу.

К ночи ветер утих, песок постепенно осел, и над бескрайними песчаными холмами засветились луна и звезды. Безжизненная равнина казалась поверхностью незнакомой планеты, первозданным миром.

Но скоро среди этого мертвого пространства кое-где проявились признаки жизни. Вот несколько бизонов выкарабкались из-под песка. Желтые от пыли, глухие и слепые от пыли, забившей глаза и уши, полузадохшиеся от пыли, набившейся в ноздри, они встряхивались, фыркали, мотали головами и с трудом поднимались на ноги. И когда им это удалось, они принялись тереться друг о друга, тупо смотря по сторонам, разглядывая эту совсем новую, точно вымершую землю. Один из них глухо замычал, но только эхо ответило ему. От небольшого стада только они одни уцелели, остальных буря разогнала и, перекатывая их по земле, переломала кости, погребла под горами песка.

Далеко от бизонов на одном из песчаных холмов тоже зашевелился песок. Из-под него выбрались два коня и два человека. Кони фыркали и мотали головами, люди отряхивались. Они пострадали меньше, чем бизоны, потому что люди не только сами укрылись шкурами, но сумели еще укрыть и головы коней. Кроме того, они расположились на холме с подветренной стороны, и их не так сильно засыпало.

Отряхнувшись, эти два человека — мужчина и мальчик — принялись осматриваться. Они сделали попытку обойти холм, защитивший их, и подняться на него с южной, более отлогой стороны. Но это было очень трудно: они глубоко проваливались в рыхлый песок. Пришлось взбираться ползком.

И вот они уже улеглись на вершине и обозревают бескрайнюю равнину.

Да, в этом мертвом мире им ничто, кажется, не угрожало. Но из предосторожности они все же решили остаться на этой вершине и спать по очереди, не прекращая наблюдения. Лошади стояли у подножия холма: еще до бури они успели хорошо попастись и вдоволь напились, так что могли спокойно дожидаться рассвета.

А когда солнце со своей прежней ослепительной ясностью засияло над засыпанной песком прерией, Матотаупа и Харка, а это были они, уже поднялись на ноги. Матотаупа, прикрыв глаза от яркого солнца ладонью, всматривался в даль. Харка направил взгляд в ту же сторону, что и отец. И даже кони зашевелились и, казалось, к чему-то принюхиваются. Отец и сын заметили вдалеке какое-то движение и даже различали человеческие голоса. Люди не то окликали, не то подбадривали друг друга.

И Матотаупа и Харка не произнесли ни слова, они только смотрели и различили около дюжины копошащихся в песке людей. Издали они казались очень маленькими, но все же можно было разобрать, что кто-то из них еще только выбирался из песка, кто-то безуспешно пытался подняться на ноги, кое-кто уже пробовал даже передвигаться по рыхлому песку, погружаясь в него по колено. Некоторое время Матотаупа и Харка просто наблюдали за беспомощными и беспорядочными действиями этих людей.

— Мы поедем туда, — наконец сказал Матотаупа. — Может быть, у них сохранились боеприпасы. Мы посмотрим, кто они такие, но себя называть не будем.

Оба не торопясь спустились по склону, сели на коней и медленно поехали, делая большие объезды. Опыт Матотаупы и инстинкт мустангов позволяли им выбирать путь, где наметенный песок был плотнее и выдерживал тяжесть коня со всадником.

Скоро они настолько приблизились к незнакомым людям, что могли отлично разглядеть их, и остановились.

— Хе! Хо! — раздались навстречу им возгласы.

Матотаупа, однако, не тронул коня, а только поднял кверху руку, давая знак, что у него мирные намерения.

Мужчины — некоторые из них, видимо, сильно пострадали — принялись громко разговаривать друг с другом, но индейцы не могли понять их слов. Среди тринадцати белых мужчин был и один краснокожий. К какому племени он принадлежит, Матотаупе и Харке установить не удалось. На индейце были кожаные легины, а его рубашка была из материи и очень напоминала разорванную рубашку Чернокожего. Шея индейца была повязана пестрым платком, голова не покрыта, ноги — босы. Харке было непривычно видеть так плохо одетого индейца. Откуда только он мог быть?

Один из белых в высоких сапогах, который довольно бодро расхаживал по песку, подозвал индейца в пестром платке, что-то сказал ему, и оба направились к Матотаупе и Харке. Они шли по песку, как аисты по болоту.

Матотаупа и Харка не слезали с коней.

Белый был среднего роста, широкоплеч, с толстой короткой шеей. Он не был похож ни на жилистого Рэда Джима, ни на щуплого Далеко Летающую Птицу. Харка еще раз подивился, как различны белые люди. Белый в высоких сапогах был в грубой кожаной куртке, широкополой шляпе. И этот наряд еще усиливал впечатление массивности и тяжести. Подойдя поближе, он принялся говорить, а индеец стал переводить его речь. Харка прислушивался и понимал некоторые слова даже без перевода.

— Проклятая местность! Точно на луне! Еще счастье, что солнце висит в небе, по крайней мере, хоть знаешь, где восток, где запад. Вы тоже вылезли из песка, а? Кажется, вся Америка состоит из одного песка. Нужно быть песчаной блохой, да, да, песчаной блохой. Как только могут здесь жить порядочные люди, как они ухитряются тут найти что-нибудь попить и поесть? Хе! Не объясните ли вы мне это?

— Может быть, мы найдем воду, а может быть — нет, — спокойно ответил Матотаупа. — Если в течение трех дней мы не найдем воды, то мы умрем от жажды.

— Это ясно как «аминь» в церкви, мой высокоуважаемый индсмен, но у меня нет ни малейшего желания подыхать. Ясно тебе? Куда вы направляетесь?

— А что, это очень важно знать белому человеку?

Пока происходил этот странный разговор, к ним подошли еще шестеро. Все они были в одинаковых добротных кожаных куртках, но ружей у них, кажется, не было, во всяком случае, теперь не было. У некоторых за поясами торчали револьверы и пистолеты.

— Вождь индейцев, ты говоришь непонятно, — нетерпеливо произнес белый, который вел переговоры. — И вы и мы в одинаково трудном положении. Нас осталось тринадцать человек, и как нам посчастливилось уцелеть — никому не известно. Нас так вертело и крутило, что у меня до сих пор трещит башка. А где еще двадцать человек — никто не знает, и может быть, мы никогда об этом и не узнаем. У пятерых из нас переломаны кости, вывернуты руки, ноги, разбиты головы, и двигаться они не могут. И как только мы остались живы! Пусть коршуны или волки, или еще черт знает кто являются в эти покинутые богом места и меряют землю. Мы-то уж проведем зиму где-нибудь в другом месте. Даже если компания предложит нам новый контракт. Благодарю покорно!

— Что за компания?

— Не могу же я тебе рассказывать всю историю от Адама и Евы. Впрочем, ты не имеешь о них ни малейшего представления. Скорее всего, краснокожие и не происходят от Адама. А компания есть компания. Компания — это такая компания, которая хочет построить здесь железную дорогу. Вот нам и надо было промерить этот кусок земли. Ты слышал что-нибудь о нас? Летом была прекрасная жизнь. Бизоны, сотни, тысячи бизонов… Мы не могли никак вдоволь настреляться. Мы только распугивали их. А у меня был негр на посылках, превосходный негр со своим маленьким мальчишкой. Хитрые бестии, удрали. Малыш сбежал ночью, с большим — другое дело: тут старый индеец сунул свой орлиный нос, ну, мне и пришлось отпустить негра. Ну, хватит о них. Скажи лучше, как выбраться из этой западни? Ты что-то все молчишь. Так мы далеко не пойдем.

Матотаупа рассматривал говорившего, как ребенок рассматривает удивительную ящерицу.

— А куда хотят пойти белые люди?

— Индейский вождь, откровенно говоря, нам все равно, совершенно все равно, куда мы придем, лишь бы там нашлось что-нибудь выпить и закусить.