Однажды повезло, стр. 14
— Вначале ты ощутишь некоторое неудобство, но потом тебе понравится, как понравилось все, что мы уже делали.
Я снова стал гладить ягодицы девушки, чтобы совсем успокоить ее, потом пальцем, как мог, раскрыл немного маленькое тугое отверстие. Затем я раздвинул ее ноги, занял между ними нужную позицию и, смочив член слюной, стал осторожно вдавливать его в дырочку-цветок.
Шея Фрэнсис сразу напряглась, она зарылась лицом в подушку и издала приглушенный стон. Я видел, как ее пальцы судорожно вцепились в покрывало на постели.
— Остановиться?
Фрэнсис замотала головой из стороны в сторону: «Нет!» Я нажал сильнее, но этого она уже выдержать не сумела и вскрикнула:
— Хватит! Ты сведешь меня с ума!
Я тут же вышел из нее, перевернул на спину и одним ударом снова вошел в нее, уже по обычному адресу. Только что предпринятая мною попытка, хоть и не завершилась успехом, но сильно возбудила девушку: ее алчно раскрытое влагалище даже сочилось от желания. Я довел ее до кипения настолько, что покрывало под ней намокло.
Фрэнсис запела в тот же миг, как я ввел в нее свой член:
— О! Как хорошо, как хорошо! О-о-о!
Ее стоны разносились по всей комнате, боюсь, что их было слышно и на лестничной площадке. Если так пойдет и дальше, эта девушка создаст мне здесь ужасную репутацию.
— О! Мартин! Дорогой!
Охватив сильными ногами мою талию, она кусала мои плечи, ногтями разрывала кожу на ягодицах и беспрерывно кричала:
— Еще! Еще! Еще!
Она вцепилась в меня всем, чем только могла, еще немного, и я бы задохнулся, но, слава богу, тело ее, наконец, содрогнулось в оргазме. Раздался последний крик:
— О! Мартин! Не уходи! Оставь его во мне!
Фрэнсис уронила на постель враз утратившие силу руки и ноги, только грудь и живот ее подрагивали в последних конвульсиях.
Я не вышел из нее, как она и просила. Более того — я еще раз довел ее до полного экстаза и оставил распростертой на постели в совершенной прострации.
Именно сейчас, когда я трахал ее, у меня созрел маленький и четкий план. Я подошел к столу, открыл ее сумочку и вынул из маленького отделения водительскую лицензию: Фрэнсис Ворфингтон, Парк-Лэйн, 7.
Ворфингтон? Парк-Лэйн?.. Бог мой, это его дочь! Мартин, Мартин, малыш, да ты, действительно, попал в самую десятку!
Я аккуратно положил лицензию на место, вернулся к кровати и лег рядом с Фрэнсис. Я ласкал и дразнил ее очень нежно, прямо-таки как заботливый старший братец.
— Дорогая, уже шесть часов, ты не боишься, что вернешься домой слишком поздно?
— К черту все! Мне так хорошо!
— Парк-Лэйн, аристократическая улица в центре Лондона, образует восточную границу Гайд-Парка.
Тем не менее, она встала и с явным сожалением оделась. С таким же видимым сожалением я сказал:
— Знаешь, милая, я должен на неделю уехать по делам. Ты будешь скучать по мне?
— А ты мне обещаешь, что даже не взглянешь на других женщин?
— Готов побожиться…
В тот момент она восприняла мои слова о поездке беззаботно, но я знал, что через два или три дня она на стенку полезет. Именно это мне и требовалось.
— Отвезти тебя домой?
— Нет, не беспокойся. Я возьму такси.
— Какое там беспокойство…
— Спасибо, но не надо.
Ах, ты, маленькая распутница… Я вытащу тебя из-за спины папочки.
Глава 8
По частным каналам я попытался узнать, кто живет на Парк-Лейн, 7. Безуспешно. Проверить помог счастливый случай. Некоторое время я заигрывал с девушкой, которая работала на почте. Я попросил ее оказать мне эту услугу, и она не смогла отказать мне, дорогая малышка. В рекордное время я получил всю информацию. Я немедленно набрал номер телефона.
— Я хотел бы поговорить с мистером Ворфингтоном. Мне ответил приторный голос (ну и сучка, должно быть):
— Крайне сожалею, но мистера нет дома. Я могу передать ему сообщение. Пожалуйста, назовите себя.
Я повесил трубку.
Потрясающий мужик этот Ворфингтон. Перед войной он был всего лишь занюханным мелким налоговым инспектором, за которым не стоял никто. Вначале войны он оказался вовлеченным в какое-то темное дело, из которого вышел с репутацией тайного сторонника коммунистов. После того, как мы подписали договор со Сталиным, он, конечно, оказался на коне. Теперь он, казалось, стер с себя старое клеймо и сделался внушающим уважение, хотя вовсе не уважаемым консерватором. Эдакое воплощение национального типа. Но ходил слух, по крайней мере, просочился до меня, что он добился нынешнего кресла в кабинете довольно сомнительной деятельностью и темным шантажом.
Недавно он снова женился.
Итак, я решился испробовать на нем его собственные снадобья. Но надо быть очень осторожным. Малейшее неверное движение, и я загремлю далеко. Он может сковырнуть меня одним шевелением пальца…
Я работал с Фрэнсис очень терпеливо. Это оказалось не так уж трудно, потому что теперь она постоянно нуждалась в мужчине под боком, способным справиться с потребностями ее желез внутренней секреции.
Я растягивал продолжительность наших сеансов до тех пор, «пока она не начинала задыхаться. Но настало время и остановиться. Я и сам стал уставать от ее очень уж алчного влагалища.
Словом, я поработал на славу. Все, что теперь мне требовалось, это портативная камера и хороший фотограф. Достать камеру проблему не составило, с фотографом дело обстояло сложнее. Я не мог использовать кого попало.
Я встретился с одной дурочкой, работавшей на меня, и изложил ей идею. Объяснил все в малейших подробностях. При этом пользовался самыми простыми, односложными словами, чтобы она поняла. Однако, доходить до нее что-то стало лишь тогда, когда я дал ей десятку.
— Ты встанешь за портьерой, лицом к кровати. Девушки не бойся, когда она кончает, то вообще ничего не видит. В этот момент ты отведешь портьеру в сторонку и нажмешь кнопку. Это очень просто. Только постарайся все же остаться незамеченной.
— А как я узнаю, что нужно снимать?
— Не волнуйся, когда она будет кончать, ты услышишь. Тут уж не ошибешься.
Я велел Фрэнсис прийти в семь часов, потому что сумерки наступали получасом раньше. Следовательно, ее не удивит, что портьеры задернуты и включен свет. Портьеры доходили до самого, пола, так что можно было не опасаться, что она заметит что-то подозрительное.
Чтобы отвлечь внимание Фрэнсис от всего, не относящегося к работе, я решил встретить ее, лежа в постели и совершенно раздетым.
Услышав, как она поднимается по лестнице, я, чтобы быть вежливым и показать, с каким нетерпением жду ее, повозился немного с членом и привел его в боевое состояние.
Тут-тук…
Она вошла в комнату и, как я и рассчитал, уставилась на один-единственный предмет…
— О, дорогой! Как же ты нетерпелив! Неужели я так много значу для тебя?!
Она целовала меня, одновременно лаская Малыша-Джонни.
— Ты, действительно, любишь меня так сильно, дорогой… Сейчас нам будет очень хорошо…
Я помог ей раздеться. Несколько продуманных ласк, и Фрэнсис уже была готова проглотить меня целиком. Она вела себя со мной как настоящая шлюха.
— Дорогой, я хочу кончить…
Я лег на спину, приподнял ее за ягодицы и привел в позицию для наших занятий гимнастикой.
— Я направлю тебя на член, а ты медленно опускайся. Введи его в себя и садись на него, как на кол… Только действуй осторожно, не повреди ни себя, ни меня…
Фрэнсис меня уже не слышала. Выбросив руки вперед, она вцепилась в мои плечи и накинулась на меня, как брыкливая дикая лошадь.
— Возьми мои грудки, дорогой, сожми их… Я это люблю… Вот так… Да… Да… Да! Я кончаю!
От одной только мысли о том, что должно произойти, меня бросило в дрожь. Я уже видел, как из ее влагалища сыплются деньги. Больше никакой работы. Уеду с женой и детьми в Южную Францию, и — развеселая жизнь!
Мечты, мечты… Но я должен был позаботиться и о текущем деле, потому что девушка уже выходила из-под контроля. Ее влагалище сжималось вокруг моего члена и двигалось по нему ; вверх и вниз так упоенно, как никогда раньше. Ее глаза закрылись, плоский живот напрягся, потом расслабился и вдруг задрожал в спазмах настоящей бури.