Все о жизни, стр. 45

Чем они гордятся? А вот этим и гордятся. (Как тут не вспомнить одну из дивных пословиц неспокойных соседей-арабов: «Правильно ли ты живешь? Достаточно ли сильно ненавидят тебя твои враги?» Простенько и верно: чем больше ты делаешь – тем больше сопротивление окружающей среды.)

А теперь давайте вознесем молитву, вырвем седой волос из бороды, щелкнем пальцами, закроем глаза – и да воссияет достигнутая и святая цель сионизма: все евреи мира воссоединятся в границах родины предков. (Обратитесь с аналогичным предложением к американским неграм – вернуться в Африку: а я посмотрю с секундомером, на какой минуте полицейский спасет вас от чистосердечных побоев.)

Что будет? Много крестьян, рабочих, солдат, и безмерно много гвалта.

Чего не будет? Того, в чем их обвиняют в странах диаспоры (см. выше). Не будет этой прорвы банкиров, бизнесменов, кинопродюсеров, физиков, компьютерщиков и скрипачей. Нэ трэба. Страна одна, и она здорово не резиновая. На карте мира без лупы не разглядишь. Мал золотник, да зудит заноза.

Вот вам подручный пример того, как противоположности сходятся. «Бери хворостину – гони жида в Палестину». Антисемиты и сионисты всех стран, соединяйтесь! Просто-таки давайте дружить, как призывал кот Леопольд. (Было бы нелогично не допускать возможность, что эти противоположные течения ищут контактов и сотрудничества, коли имеется некоторое совпадение в целях. Многие в Израиле сейчас убеждены, что «большая алия» 1990 года из СССР, вызванная слухами о предстоящих погромах, есть великая провокация Сохнута, нуждающегося в оправдании и увеличении своего штата и бюджета.)

Просьба сообщить свое мнение: увеличится или уменьшится роль и удельный вес евреев в мире при таком всеобщем переселении в Эрец? Ортодоксов просят не беспокоиться.

Ворочать мировыми делами они станут меньше, зависеть от них станет меньше, в среднем они станут людьми меньшего калибра. Вот это-то и противоестественно: добровольно и по своему хотению пытаться уменьшить собственную энергетику. А что противоестественно – то вряд ли…

Пламенные иудаисты могут обняться с не менее пламенными антисемитами в убеждении, что именно через рассеяние и исполнил Господь свое обещание дать Избранному народу владение над всеми прочими. (Ну, если и не полностью, то насколько сумел: давать обещания вообще легче, чем приводить их в жизнь.)

Те, кто когда-то ехали сюда юными и нищими, чтобы превратить пустыню в сад, отстаивать свою землю с оружием в руках, возрождать страну из ничего и расти вместе с ней – отцы-переселенцы – те имели к чему приложить все свои силы. Это – в прошлом.

Но те, кто обрел и сделал себя в другой стране и в другом деле, на другой земле и на другом языке, кому мал размер Израиля и чья самореализация уже обрела больший масштаб – останутся теми евреями, которых знает мир уже две тысячи лет.

Потому что евреев сделало таковыми рассеяние. А израильтяне и евреи – две большие разницы, ага.» («Маарив», Тель-Авив, 24 ноября 1995 г.)

БОГ

Бог есть, потому что Бога нет.

Наличие Бога необходимо обусловлено именно тем, что в действительности (реальности, Бытие) он не существует.

Бог – это вершина (бесконечно высокая) идеала.

Бог – это завершение и конечная точка абстракции, противопоставляемой человеческим сознанием реальной конкретности Бытия.

Реальное и идеальное – такое же органичное двуединство, диалектическая пара, как свет и тьма, добро и зло, верх и низ. Существование реальности обуславливает существование своей противоположности – идеальности.

Бог – это квинтэссенция идеальности. Наше сознание (в первом и «базовом» аспекте) подобно зеркалу, отражающему реальность. Действительность реальна, ее отражение, т.е. сознание, идеально (существует только для тебя и в тебе, твоем представлении, воображении, ощущениях). Действительность бесконечна и неисчерпаема в познании ее устройства и причин. Зеркальное отражение этой бесконечной перспективы имеет своим завершением некую условную, бесконечно удаленную точку – Первопричину, всеобъясняющую и Всемогущую: это и есть Бог.

Противоположности, взаимоотталкиваясь в начале, сходятся в бесконечности. То есть реальное и идеальное, обусловленное друг другом и имеющее началом и границей друг друга, удаляются по мере развития, но вновь сходятся в некоей идеально удаленной точке, которая и есть Бог.

Человек может знать, что не избежит беды, жестко и однозначно обусловленной конкретными причинами. Его мольба к Богу о помощи и утешении – зеркальное отражение этого знания.

Вера в загробную жизнь – зеркальное отражение знания реальной конечности жизни.

Тот мир – зеркальное отражение этого, реального, мира.

Человек может полагать бесспорным, что смерть – это вечная разлука и вечное Ничто. И все равно в сознании не хочет смиряться с этим. Знает – но не хочет соглашаться и довольствоваться собственным знанием. Его не устраивает существующее (природное) положение вещей.

Животное, когда с возрастом приходит его срок, удаляется и умирает молча и безропотно. Но даже самый смиренный человек, если умирает в сознании и рассудке, абсолютно не веря ни в какую жизнь после жизни – наперекор и назло себе и своему знанию какой-то частью того, что и называет душой, утверждает себе и любимым, что не все кончено. Все равно и вопреки всему! А иначе не просил бы похоронить его рядом; или развеять прах; или упокоить по обряду и обычаю.

Вот эта несмиряемость с сущим положением вещей – и есть последний аспект того самого избытка энергии, о котором мы так долго говорили; который только и делает человека человеком, который только и заставляет его никогда не удовлетворяться тем, что уже есть.

Бог существует постольку, поскольку существует человек. И через человека и человеком познается.

Вера и знание – также диалектическая пара, то самое единство и борьба противоположностей.

Сущность Веры – в дополнении знания его отрицанием.

То есть неверующих людей нет – есть люди, полагающие себя неверующими.

Поскольку рефлексия, двойственность есть неотъемлемое свойство сознания, поскольку каждый человек имеет какие-то конкретные знания и представления о конкретной реальности – постольку он имеет и какие-то идеальные желания и стремления, оформляющиеся в представление, Бог же есть сознательное достижение (постижение) той точки, которая недостижима знанием как идеал идеала.

НА ПРОЩАНИЕ

О тех, кто понимал

В блистательной философии Шопенгауэра есть пожалуй, только два слабых места. Зато принципиальных. Одна из слабостей отчасти проистекает из уровня научных представлений эпохи, и в этом повинен не может быть никто. Другая же коренится в особенностях его личности: Шопенгауэр полагал, что мир этот в общем неизменен и никуда не движется; Мировая Воля не имеет замысла и цели все сущее – хаотическая игра ее проявлений.

Примечательно, что задолго до опубликования и тем более до признания теории эволюции Дарвина Шопенгауэр принимал и учитывал эволюционную теорию Ламарка – но, учитывая ее как бы от нуля до современного человека не сделал никаких попыток экстраполяции и связи человека в будущей со Вселенной вообще и с ее механизмом. Человек Шопенгауэра наличествует в мире как порождение и слепое орудие Мировой Воли, посредством какового орудия Мировая Воля не только являет себя как и во всем сущем, – но и познает себя; и только. По Шопенгауэру (и в этом он следовал общей точке зрения) человек в мире, в сущности, «низачем не нужен»: что он есть, что его нет, э, ничто не меняется по большому счету.

Я полагаю, что показал достаточно ясно: у человека во Вселенной есть своя роль, имеющая принципиальное значение для существования Вселенной и не могущая быть выполнена никем-ничем другим.

Вторая принципиальная слабость философии великого и мощного Шопенгауэра – во врожденном преобладании в его центральной нервной системе рационального начала над витальным, чувственным. Поистине жить для него значило мыслить. Постоянно держа в мироотношении бренность жизни человеческой и постоянство страданий, он не мог, бездумно и плюя на это, наслаждаться и радоваться любовью, природой, едой и питьем, мышечной радостью тела и красивой одеждой. Все знают, что смертны – это не мешает любить и жениться, души не чаять в детях и радоваться всем обычным малостям жизни. В мозгу Шопенгауэра был своего рода дефектик, благодаря которому примат мышления не позволял ему рефлекторно принимать радость бытия – в отличие, скажем, от здоровых ребят Платона и Аристотеля. Правда, этот самый дефектик и позволил ему создать свою философию.