Долина идолов, стр. 78
Опиши то, что расскажешь вечером на кухне соседям за бутылкой. Сколько зарабатывают? Что почем? Чем питаются, на чем ездят, как одеваются по разным случаям? Кого уважают, кого – презирают? Что думают о нас? Чем от нас отличаются? Отношения в семьях? Характерные черты внешности? Как учатся, как и сколько работают? Читают ли, ходят ли в кино, что смотрят по телевизору? Какие главные праздники, как их отмечают? Чем отличается от наших – их улица, дом, жилище, магазин, мебель, обеденное меню?
Много ли там иммигрантов и «уезжантов»? Агрессивны люди, терпимы, равнодушны?
Все, что происходило с тобой за границей – должно быть оснащено конкретными и характерными деталями – и лишено азбучных прописей. Как назывался ресторан? улица? какой год и день стояли на дворе? Тепло ли там или холодно в это время, особенно по сравнению с нашими краями? Сколько стоило посидеть в кабаке и велики ли порции? И т. п.
Именно это хотят узнать от тебя, а не то, что в Германии подметают улицы, а в Англии туман. Кстати, это достаточно лживые мнения.
31. «Отрицательные фигуры». Если не хочешь выглядеть жеманным идиотом, никогда не употребляй обороты типа: «Один сотрудник, не хочу называть его фамилию…». Он никому не нужен без фамилии! И ты никому не нужен без его фамилии! Хочешь – пиши романы с вымышленными героями. А взялся за мемуары – называй кошку кошкой! Ибо без фамилий мгновенно исчезает эффект достоверности и искренности текста – а без этого его можно тут же выкидывать в сортир.
Посол России в Израиле Александр Бовин выпустил блестящие мемуары: «Пять лет среди евреев и мидовцев». В отличие от сонма лицемеров, он называет людей так, как они называются. Книга стала бестселлером. И ничего – все утерлись, ибо все картины объективны, честны и справедливы.
32. Редактор. Если он не производит впечатления неопытного и наглого идиота – весьма вероятно, что он в литературном деле опытнее неопытного тебя. Не мешай ему сокращать то, что не является принципиально важным, принципиально конкретным. Если что-то скучно ему – почти наверняка будет скучно и читателю.
33. Напутствие. Пишите неслыханную по фактам, редкую по важности, умелую и по форме книгу. И тогда – тараньте издательства.
Если же ваша книга «не хуже других» – не морочьте людям головы и заслуженно отдыхайте.
КАК ПЛАТЯТ ПИСАТЕЛЮ
Страшно далеки они от народа, и народу всегда любопытно, сколько эти грамотеи зарабатывают. Ежемесячной зарплаты у них нет, это точно. А гонорар – это как и сколько?
Известность сопрягается у народа с деньгами. Слава – это его богатство. Невозможно, чтоб все его знали (ну, или вообще знали, многие) – а он бедный. «Известнее меня – видимо, богаче меня». Легенды о нищих гениях воспринимаются скорее как исключения на общем фоне расхожей состоятельности известных людей. Престиж профессии как бы соответствует ее материальной эффективности.
1. История и вообще. О, это тема отдельной и увлекательной книги – «Писатель и деньги». Материалов накопилась масса.
Сначала сказителям легенд и мифов давали хороший кусок мяса у костра и смотрели добрыми глазами.
Гомеру наливали вина и могли собрать немного мелочи на дорогу.
Греческие драматурги не получали ничего. На театральный спектакль выделялись деньги из казны.
Если просто поэт умел влезть в ранг придворного поэта при царе, ему могли назначить придворное содержание: уже в древние времена практиковали зачисление в штат на «подвеску»: слагаешь стихи, а жалованье получаешь по графе «младший конюший».
При Возрождении субсидировать поэтов сделалось модным: они вертели носами в стороны дворов и корон и упражнялись в одах. Не все. Некоторые независимо бродяжничали, перебиваясь чем попадя.
Гутенберг родил издательский бизнес. В XVII веке авторы задумались об авторском праве – а то любой мог нашлепать чего хошь и продать с выгодой. К концу XVIII немецкие романтики уже наладились жить на гонорары, а Гете так просто стал богат.
В XIX веке приличный писатель занял приличное место в социальной иерархии. Бальзак спускал сквозь пальцы серьезные бабки, а Дюма проматывал почти миллионы.
Пушкин первым в России стал вышибать из издателей ощутимые деньги – хотя жил в общем на жалованье от синекуры в Иностранной коллегии и кой-чего от имений. Бизнесмен Некрасов качал «Современником» деньги, платил авторам и проигрывал сам. Достоевский был уже чистый профессионал: гнал листаж к издательским срокам и всегда мечтал об еще двух тысячах целковых. Чехов в славе брал издателей за горло, выжимая возможное до копейки и покупая в Москве доходные дома.
На пике славы Киплинг получал шиллинг за слово. Лондон – доллар за слово. (Те деньги были раз в 20 крупнее сегодняшних.)
Потом на одной шестой части суши произошла Октябрьская революция и было введено плановое хозяйствование.
2. Советский писатель. Этот имел самый гарантированный доход в мире – при условии, что OR доказал свою лояльность и протеснился к казенному кошту.
Считать чужие деньги – дурацкое дело. Этому делу даже учат в отдельных институтах – на бухгалтеров. В старые времена юные дарования практиковали этот род мазохизма: суммировать гонорары сов. классиков и грезить ядовито и сладко. А платили так:
За объем. Единицей объема был авторский лист. Лист равнялся 40000 знаков, включая пробелы между словами. Это составляло примерно 23 страницы на пишущей машинке: через два интервала, 28-30 строк на странице, 55– 63 знака в строке. В книге среднестандартного формата, набранной одним из стандартных шрифтов и кеглей, а. л. (авторский лист) занимал страниц 16-19. (Для понимающих: размеры в цицеро и квадратах уже забыты за эпохой компьютерных наборов и версток, где сплошные миллиметры и шаг кегля через 5%; а был, как правило, набор на 10 пунктов в металле из небогатого выбора десятка дежурных шрифтов – а иногда в типографии лишь пара-тройка гарнитур была: литературная, школьная и балтика, скажем. Но это уже излишние детали.)
Вот за этот лист была сетка ставок. 100 рублей, 150, 200, 300 и 400. Еще выше были ставки индивидуальные – для самых маститых, сов. классиков, Героев Соцтруда, верхушки секретарей Союза Писателей СССР: таких набиралась по Союзу сотня-другая, с учетом национальных республик. Им могли платить по 800 или в конкретных случаях конкретно еще более высокую ставку. 1000. Или 1500. Шолохову. Маркову.
Таким образом, за книжку толщиной 300 страниц – это 16 авт. листов – молодой-немаститый мог получить 1600 руб. А круто маститый – вчетверо больше: 6400 руб. Но на деле было больше.
Во-вторых, платили за тираж. За тираж платили так. Были установлены «нормы тиража». В России нормой было 15 000 экземпляров. А в маленьких республиках, как в Эстонии, «нормой тиража» было 8000 экземпляров. И вот, если книга выходила тиражом не более одной нормы – автор получал гонорар по вышеназванным ставкам.
Тираж 30 000 – две нормы. 35 000 – уже три, раз две превышены. 50 000 – четыре нормы: трижды по пятнадцать, да еще на пять тысяч экземпляров превышение.
За вторую норму платили 60% от ставки. За третью – тоже 60%. За четвертую – 40%. За остальные платили по 25%.
При тираже 40000 – 100+60+60=220% – низшей оплатой было 220 руб. за лист, или 3520 руб. за книжку в 300 страниц.
А уже маститый получал за такую же книжку – 300 страниц, 40 000 тираж – 10 560 руб. А круто маститый – 14 080 руб. А живой классик-небожитель мог сорвать тысяч 25-30.
Это были безумные для советского человека деньги. Хорошая зарплата за 100 рабочих месяцев. Да за 10 лет! Тогдашний рубль равнялся по реальной внутренней покупательной способности двум-трем сегодняшним долларам. Престижный автомобиль «Волга» – стоил 5000 руб. Столько же – трехкомнатная кооперативная квартира улучшенной планировки.
Круто маститых автоматически переводили на языки всех советских республик и платили за каждый из 14 переводов еще рублей по 200 за лист – итого по 2000-3000 со всех братьев-националов чохом. Еще полета штук набегало. А потом брались за братские страны санитарного кордона – поляков и болгар.