Убийство Моцарта, стр. 66

Прошло две недели после их приезда в Зальцбург. Джэсон лежал в постели, ему не хотелось вставать, он потерял интерес к замкам и церквам и, казалось, ко всему на свете. Завтра первое декабря, а значит, близится срок их возвращения в Вену. Нужно как-то встретиться с Констанцей, возможно, отправиться к ней без приглашения; но Дебора умоляла потерпеть еще немного.

Он смотрел на крепость Гогензальцбург: вот так же она когда-то возвышалась перед Моцартом, молодым и полным сил, каким был теперь он сам. Наверное, и на Моцарта, думал Джэсон, вид этого замка действовал столь же угнетающе.

– Тебе не кажется, что служанка могла взять деньги себе? – спросил он.

– Весьма вероятно. Теперь я понимаю, как эти бесконечные путешествия изнуряли Моцарта, отнимали у него силы и укорачивали жизнь.

– Но убило его не это. Я не могу ждать вечно, и все же не жалею, что мы решились на это путешествие. А ты?

– Я тоже, – ответила она, понимая, что любой другой ответ может вызвать неудовольствие.

Он посмотрел на нее с нежностью, в этот момент она была для него дорогим, единственно близким человеком, без которого он не мыслил себе жизни.

Стук в дверь прервал их разговор. На пороге стоял Ганс с приглашением от госпожи фон Ниссен. Она высказывала надежду, что они все еще находятся в Зальцбурге, и просила навестить ее на следующий день.

29. Констанца

Эти строки вспомнились Джэсону, когда они с нетерпением готовились к визиту, словно отправлялись на свидание с самим Моцартом.

Дебора оделась как можно элегантнее, а Джэсон нарядился в голубой жилет и серые брюки, любимые цвета Моцарта.

Они с трудом поднимались по крутому, петляющему вверх переулку к дому Констанцы, и Джэсон жалел, что не может пуститься бегом, чтобы сократить дорогу.

– Посмотри, – воскликнула Дебора, остановившись, чтобы перевести дух. От возбуждения у нее сильно билось сердце, и она подумала, что Констанце, должно быть, нелегко ежедневно совершать столь утомительный путь. – Мы почти у самой Монхсберг и прямо под замком Гогензальцбург. Какой великолепный вид! Как ты думаешь, мы у нее что-нибудь узнаем?

– Мы еще не познакомились с ней, Дебора, а ты уже загадываешь.

– Ты читал письма Моцарта к ней.

– Его письма сама любовь и нежность. Но это не значит, что Констанца отвечала ему тем же. Я не нашел ни единой строчки, написанной ее рукой.

Они продолжали подниматься в гору, и когда прямо перед ними возникли стены Гогензальцбурга, Дебора вспомнила, что эта крепость раньше служила тюрьмой, и невольно замедлила шаги. Джэсон смотрел на все вокруг с благоговейным восторгом. Он ждал этой встречи и в то же время чего-то страшился. Констанца пела в одной из месс Моцарта, но, может быть, природа не дала ей и крупицы того таланта, которым так щедро одарила ее мужа?

– Я останусь здесь, Дебора, до тех пор, пока не выясню все до конца.

– А если тебе не удастся обнаружить ничего важного? Если впереди тебя ждет разочарование?

– Пусть так. Но одно из двух: либо я докажу, что его отравили, либо удостоверюсь, что был неправ.

Служанка сразу провела их в гостиную. Джэсон шепнул Деборе:

– Не дай бог, спросить чего не следует.

– Может быть, не надо слишком настаивать, она только испугается, замкнется, и мы ничего не добьемся, а лишь толкнем ее в объятия Губера.

– Я буду обращаться с ней почтительно и не задавать неуместных вопросов.

– Разумеется. Иначе она сочтет тебя нескромным.

Джэсон ходил по гостиной, внимательно ко всему приглядываясь, в надежде, что обстановка дома поможет ему разгадать характер хозяйки. Гостиная с некоторой навязчивостью напоминала о Моцарте, по стенам были развешаны его портреты: Моцарт зрелых лет с задумчивым и печальным лицом; Моцарт подросток и его сестра, играющие в четыре руки, а отец с гордостью наблюдает за ними; портрет Моцарта в придворном костюме габсбургского эрцгерцога, с маленькой позолоченной шпагой на боку. И ни одного портрета, изображающего Констанцу с Моцартом.

Внимание Деборы привлек элегантный, обитый серым бархатом шезлонг, блестящий паркетный пол, прекрасные мраморные подоконники, фарфоровые статуэтки, в строгом порядке расставленные на каминной полке, и то, что, видимо, было главным предметом всей обстановки: шкаф, по форме напоминающий гроб, окруженный двумя рядами зажженных свечей, в котором хранились предметы, видимо, дорогие сердцу хозяйки.

Появление Констанцы заставило их позабыть обо всем. Она вошла медленной величавой походкой, явно рассчитанной на то, чтобы произвести впечатление. На вид она оказалась не так стара, как ожидала Дебора, но и не так привлекательна, как предполагал Джэсон: хрупкая небольшого роста пожилая женщина с бледным лицом. На ней было нарядное белое платье, отделанное кружевами, чересчур, однако, моложавое для ее возраста; пышные рукава и глубокий вырез открывали холеные руки и шею. Наряд подчеркивал все еще стройную фигуру, которой так гордился когда-то Моцарт.

Джэсону Констанца показалась старой, но он вспомнил, что прошло уже тридцать три года после смерти Моцарта. Ей, наверное, было больше шестидесяти, хотя кожа ее по-прежнему оставалась гладкой и без заметных морщин.

Увидев молодых, приятной наружности и хорошо одетых гостей, Констанца улыбнулась, и ее темные глаза оживились.

Джэсон низко поклонился, представил Констанце Дебору и сказал:

– Для нас это большая честь познакомиться с женой господина Моцарта.

Она улыбнулась, словно ей не раз уже приходилось слышать подобные слова, и ответила:

– Будь Вольфганг жив, он был бы рад с вами встретиться. Вы приехали купить какие-нибудь его сочинения? У меня до сих пор хранятся некоторые оригиналы его партитур.

– Нет, мы приехали не за этим.

– Но вы передали мне двадцать пять гульденов.

– Вы не поняли меня, госпожа Моцарт…

– Госпожа Ниссен. Фон Ниссен. Я вышла замуж во второй раз уже много лет назад. В 1809 году.

– Простите. Я был так взволнован встречей с вдовой Моцарта, что…

Она прервала его:

– Если вам не нужны партитуры, так чего же вы тогда хотите?

– Мы хотим познакомиться с самым близким Моцарту человеком, – объяснила Дебора.

– Уж не собираетесь ли вы писать еще одну книгу о Вольфганге?

Взгляд Констанцы сделался подозрительным, и Дебора поняла, почему она так долго откладывала встречу.

– Мой муж композитор, – пояснила она, – он приехал пода, чтобы на месте познакомиться с музыкой вашего покойного мужа.

– Неужели вы только за тем приехали сюда из далекой Америки? Американцы, я слышала, отдают предпочтение громкой музыке.

– Мы приехали, чтобы, кроме того, заказать ораторию Бетховену.

– И Бетховен согласился?

– Да, – с гордостью произнесла Дебора. – Он пишет ораторию для бостонского Общества Генделя и Гайдна, которое представляет мой муж.

По всей видимости, на Констанцу это произвело впечатление, и она почти доверительно сказала:

– Ниссен заканчивает биографию Вольфганга. Книга уже почти готова, она будет лучшей биографией Вольфганга, ведь Ниссен писал ее с моих слов.

– Не потому ли, госпожа Ниссен, вы не могли встретиться с нами раньше?

– Мой супруг уезжал в Мюнхен и Мангейм договориться об издании книги, и мы были очень заняты.

Дебора заметила, что Констанца держит в руках небольшую сумочку, расшитую золотым бисером и украшенную изображением красных сердец, которую она нервно теребила.