Убийство Моцарта, стр. 35

13. Дорога, которой не видно конца

Им понравилась гостиница «Белый бык» на площади Ам Гоф, она мало изменилась со времен Моцарта, и хозяин похвастался, что шестилетний Моцарт останавливался в ней, когда впервые приезжал в Вену. Полицейское управление находилось поблизости.

Утро было солнечное, теплое, по-осеннему прозрачное, но у Джэсона было тяжело на душе. События у городских ворот оставили неприятный осадок и не давали покоя. Обыск и допрос настолько его потрясли, что он уже не испытывал радости от пребывания в том самом доме, где некогда обитал Моцарт.

Карета проехала по Богнерштрассе через Кольмаркт, по Грабену до полицейского управления, минуя многие места, в свое время хорошо знакомые Моцарту, но ничто не могло развеять мрачного настроения Джэсона. Моцарт жил и на Кольмаркт, и на Грабен, этот город Моцарт любил, но сегодня Джэсону все было безразлично. Сколько раз он предвкушал свой первый день в Вене, мечтал насладиться каждым ее уголком, а теперь должен думать о том, какой допрос ему учинят в полицейском управлении.

Полицейское управление оказалось мрачным серым зданием с зарешеченными окнами и тяжелыми коваными дверями. Джэсон оставил Ганса на улице, а сам с Деборой проследовал за караульным в темную приемную. На грубо сколоченных скамьях, в спертом воздухе сидело множество людей; то были крестьяне, приехавшие в Вену искать работу.

Дебора с трудом разбирала их провинциальный гортанный говор.

– Долго ли нам придется ждать? – спросила Дебора караульного.

– До конца дня. А может, и до завтра. Некоторые дожидаются целую неделю.

– Но нам назначено свидание. Караульный насмешливо улыбнулся.

Но когда Дебора сунула ему два гульдена и сказала, что их ждет сам господин Губер, караульный быстро припрятал деньги и велел им следовать за ним.

После неприглядной приемной кабинет Губера поразил Джэсона своим убранством, говорившим об изысканности вкуса хозяина. Тяжелые красного бархата занавеси закрывали окна, стулья блестели позолотой, массивная печь из белого кафеля занимала весь угол, а сам Губер восседал за отделанным мрамором столом. Он явно поджидал их. Его отлично сшитый серый сюртук и шелковый галстук отвечали самой последней моде. Однако встреча, видимо, не обещала ничего хорошего.

Заметив, что Дебора разглядывает обнаженную, в человеческий рост мраморную фигуру, Губер гордо объявил:

– Это Венера, госпожа Отис, она скрашивает мне жизнь. Как вы ее находите?

– Прошу вас, господин Губер, верните наши паспорта.

– Вы не одобряете моего вкуса?

– Мы приехали сюда из Бостона не для того, чтобы изучать искусство.

– Не сомневаюсь.

Наступило неловкое молчание, и Джэсон поспешил добавить:

– Господин Губер, вчера вы заверили нас, что отдадите нам паспорта.

– Неправда, я только сказал, что вам необходимо явиться сюда и ответить на некоторые вопросы. Это неизбежная формальность, пока вы находитесь в нашем государстве.

– Что вы хотите знать, господин Губер? – спросил Джэсон, с трудом сохраняя невозмутимость.

– Антон Гроб говорит, что у вас надежные рекомендации и что ваш свекор влиятельный бостонский банкир. Он прислал Гробу на ваше имя тысячу гульденов. Как вы предполагаете ими распорядиться?

– Это наше личное дело, – возмутилась Дебора.

– Советую вам отвечать на мои вопросы.

– Но это вас не касается.

– Госпожа Отис, нас касается все происходящее в Вене. Как долго вы собираетесь пробыть в городе?

Деборе нетерпелось ответить: ни единого дня, но она сдержалась:

– Все зависит от мужа. И от его встречи с господином Бетховеном.

– Нам нужны точные сроки.

– Мне потребуется около трех месяцев, господин Губер, – ответил Джэсон.

– И где вы собираетесь их провести?

– В Вене.

– Только в Вене?

– Возможно, также в Зальцбурге.

– Отчего в Зальцбурге?

– Говорят, что красивый город. Он заслуживает посещения.

– К тому же там родился Моцарт.

Джэсон хотел было ответить, что ему это безразлично, но Губер опередил его:

– Вы явно интересуетесь Моцартом. Гроб лишь подтвердил мои подозрения. Ваш свекор написал об этом Гробу. Насколько я понимаю, господин Пикеринг не разделяет этой вашей страсти. Надеюсь, вас интересует только его музыка.

– Я уже говорил, господин Губер, что я композитор. Здесь я могу пополнить свое музыкальное образование.

– И, тем не менее, для посещения Зальцбурга вам потребуется особое разрешение.

– Это правило обязательно для всех? – удивился Джэсон.

– Для некоторых, по нашему выбору. Все законы и правила, установленные государством, должны беспрекословно выполняться.

Тоном учителя, допрашивающего провинившихся учеников, Губер спросил, где и когда они родились и какое положение занимают в Америке, а затем поинтересовался:

– Есть ли у вас родственники или друзья в Австрийской империи?

Джэсон ответил, что нет, но что он надеется познакомиться с друзьями Бетховена и, возможно, Гайдна и Моцарта.

Дебора добавила, что ее муж не только композитор, но и хороший пианист. Лучше она назвала бы меня просто банковским служащим, подумал Джэсон.

Им показалось, что допрос окончен, но Губер спросил:

– А вы не студент?

– Нет. Правда, вы можете считать меня студентом, изучающим музыку Бетховена.

– И вы не собираетесь поступать в здешний университет?

– Нет! К чему мне это?

– Но вы ведь останавливались в Гейдельберге?

– Да. Потому что Гейдельберг находится на пути в Вену.

– Не встречались ли вы там со студентами? Университетские студенты – главные зачинщики всех беспорядков, – зло сказал Губер. – Особенно в немецких княжествах и Гейдельберге. Мы не спускаем с них глаз. Мой вам совет, держитесь от них подальше.

– Мы это будем иметь в виду. Спасибо за предупреждение, господин Губер, – сказала Дебора.

Теперь они не сомневались, что Губер вернет им паспорта, но тот протянул им временные визы, поперек которых написал: «Действительны до 1 января 1825 года».

– На три месяца. Если вы захотите пробыть здесь дольше, придется обратиться ко мне за продлением.

– Но вчера вы сказали… – начала Дебора.

– Я обещал вернуть вам паспорта, если вы удовлетворительно ответите на все вопросы. Вы на них не ответили. Кроме того, у вас нашли запрещенные книги.

– Я не знал, что они у вас запрещены, – сказал Джэсон.

– Это не оправдание. Вас можно арестовать за одни только книги. Вот они – пагубные последствия демократии. Мы пресекаем их в корне. Пока вы живете в Вене, вам следует докладываться в полицию. А теперь, прошу вас, по двадцать гульденов за каждую временную визу. Кстати, что вы собираетесь делать с вашим кучером?

– Можно ли нам его оставить?

– В таком случае заплатите также и за него.

– Сколько стоит вид на жительство, господин Губер?

– Пять гульденов.

Джэсон молча уплатил деньги.

– Ну как, вы уже встречались в гостинице с призраком Моцарта?

– Я не верю в призраков.

– Если надумаете переехать, сообщите нам свой новый адрес.

– А когда мы получим паспорта?

– Когда мы разрешим вам выезд из Вены.

– Это все? – спросил Джэсон, кипя от бешенства.

– Запомните, что за общественный покой и порядок в Вене отвечаю я.

Вернувшись в гостиницу, Джэсон послал Ганса к Антону Гробу с просьбой назначить им встречу, и банкир прислал немедленный ответ: он приглашал их к себе на Кольмаркт завтра вечером. А пока Джэсон решил осмотреть дворец Коллальто, тот самый, где Моцарт играл шестилетним ребенком. Дворец был совсем рядом, стоило только пересечь площадь Ам Гоф. Джэсон видел его из окна гостиницы.

Остановившись перед дворцом, Джэсон внимательно рассматривал это обширное, в пять этажей здание с многочисленными высокими окнами. Ему вдруг явилась мысль постучать в дверь. На стук отворил ливрейный лакей.

– Могу ли я видеть управляющего? – спросил Джэсон. – Я приехал из Америки, чтобы собирать сведения о Моцарте.