A.D. 999, стр. 14
Анджело зарычал, и огненное существо завертелось в бешеной пляске, ожидая испытать новую боль. Но, к его очевидному облегчению, Анджело просто сделал глубокий вдох.
— Я предполагал, что такое случится… Что они планируют предпринять?
— Вызвать Свидетелей, — прошипел Молох. — Двое Свидетелей грядут, как и предсказано. Им надлежит остановить тебя, мой повелитель!
— Свидетели смертные или бессмертные?
— С-смертные, мой повелитель, но могущественные.
Анджело расслабился.
— Тогда не бойся, Молох. Со смертными я управлюсь. Тебе известно, кто они такие?
Призрачная фигура покачала головой.
— Нет, мой повелитель. Даже самим Свидетелям пока неведомо, что они являются таковыми.
Анджело коротко хохотнул, затем проговорил голосом тихим и проникновенным:
— Бедный Молох. Неужели ты сомневаешься в успехе моего предприятия настолько, что сей маленький инцидент так напугал тебя?
— Нет! Нет! — заволновалась огненная тварь. — Твой план великолепен, мой повелитель, и ты непременно добьешься успеха. Я только… мне показалось… я думал…
— Просто слушай и докладывай мне обо всем, а думать я буду сам. Ты молодец, Молох. Будь спокоен и ничего не бойся.
Анджело взмахнул рукой, и яростное пламя обратилось в спокойный огонь, который, лениво вспыхнув несколько раз, спрятался в красном угольке.
Анджело остался доволен. Новость вообще-то хорошая. Появление Свидетелей необходимо для успешного осуществления его плана. Нужно, чтобы исполнился каждый пункт пророчества, иначе план провалится. Плохо, правда, что противник ударил первым… Анджело предпочел бы вызвать собственных Свидетелей, дабы обеспечить себе поддержку с их стороны. Это, однако, было не в его власти.
Он лег, обнаженный, в кровать и, сладко потянувшись всем своим стройным, мускулистым телом, расслабился в мягкой постели, утопив светловолосую голову в подушку.
— Ну что же, Свидетели, приходите. Я более чем готов к встрече с вами.
Погружаясь в сон, Анджело подумал, что настало время привлечь к делу еще одного гаранта его неизбежной победы. Настало время призвать себе в помощь особое подкрепление.
ГЛАВА 4
Легкий ветерок зашевелил листву Мирового Древа. В ответ на это Орел, восседающий на самой верхней ветви, известной как Лерад, сместил свой вес. Мигая золотистыми глазами, величественная птица обозревала Древо, отмечая все на нем происходящее. Ничто не ускользало от внимания Орла. Со своего насеста он мог видеть все Девять Миров.
Мировое Древо являлось средоточием жизни, всех миров касались его ветви, даже холодного Нифльхейма. Орел важно мигнул, затем раздраженно распушил перья, когда Лерад слегка прогнулся, отвечая на прибытие одного из наименее любимых обитателей Мирового Древа.
Бельчонок поднял трубой толстый пушистый хвост. Его маленькие черные глазки светились от самомнения.
— Дракон, — объявил он высоким голоском, — попросил меня сказать тебе кое-что.
— А когда он не просил? — вздохнул Орел с притворной грустью.
Бельчонок пропустил иронию мимо ушей.
— Дракон говорит, что ты — просто заносчивая ворона, клюющая падаль. Что ты не приносишь никакой пользы, сидя здесь, на высочайшей из ветвей, будто ты лучше, нежели кто-либо другой. Что твои перья тусклы и уродливы, и если бы он смог, то проглотил бы тебя в один присест. Гррроооааар!
Бельчонок изо всех сил попытался сымитировать свирепый рык Дракона, но вышел лишь тонкий визг.
Орел сознавал, что ему не следует особенно раздражаться из-за этого вздора главным образом потому, что сие послание пришло от завистливого и несчастного Дракона. И все же он сузил свои огромные золотистые глаза и разгневанно заклекотал.
— Тогда передай ему следующее!
Бельчонок подался вперед, навострив стоячие, с кисточками, ушки.
— Он, Дракон, прозябает в Нифльхейме потому, что не отваживается подняться выше по великому Мировому Древу из боязни, что кто-нибудь примет его за червя — каковым он, по сути и является — и наступит на его уродливый хвост. Он в бессильной ярости грызет корни Древа, поскольку завидует всему, что живет в этих ветвях. И если он когда-либо посмеет покинуть свою мерзкую нору, я буду более чем счастлив выклевать его красные глаза и проглотить их в один присест. А теперь ступай, Бельчонок, и передай мое послание Дракону.
Глаза Бельчонка заискрились от удовольствия.
— Твои слова наверняка рассердят Дракона, — проговорил он взволнованно.
— Этого, — отвечал Орел, — я и добиваюсь.
Бельчонок мотнул хвостом, подпрыгнул вверх, перевернулся в воздухе и торопливо пустился в обратный путь по ветвям вниз. Его внутренне согревала искусность высказанного Орлом оскорбления, и он с большим удовольствием предвкушал гнев Дракона. Как приятно, однако, путешествовать по ветвям Мирового Древа!
Вниз и вниз спускался Бельчонок по громадному стволу могучего дерева. Мимо Асгарда и Ванахейма, мимо Мидгарда и Муспельхейма к ледяному, темному царству Нифльхейма. Он дрожал, несмотря на свою теплую шерстку, и надеялся, что Дракон будет краток.
Бельчонок застал Дракона за любимым занятием — тот бесплодно грыз могучий корень Мирового Древа. Как будто Древо можно завалить! Порой Дракон поражал Бельчонка своей глупостью — столь же непроходимой, как и тупоумие Орла.
Дракон перестал жевать, и кусочки древесного корня посыпались из его пасти, когда он выслушивал излагаемое Бельчонком оскорбление в свой адрес. Бельчонок закончил пересказывать послание, и Дракон взревел в ярости. Его могучий хвост ударил по льду, отчего тот содрогнулся и покрылся трещинами.
— Передай тогда этой жалкой пташке следующее, — начал он, и Бельчонок подался вперед, внимая каждому слову Дракона.
В конце концов, это входило в его обязанности.
Кап. Кап. Кап.
Звук падающего — капля за каплей — в чашу яда эхом отдавался в пещере. Только этот звук нарушал глубокую тишину. Уже давно у Сигюн иссякли новости, сплетни и занятные истории, посредством которых она развлекала плененного мужа. А Локи произнес не больше нескольких отрывистых слов с тех пор, как Один и Тор оставили его здесь, надежно связанного кишками его младшего сына. Поначалу Локи был переполнен гневом, потом слишком полон печали. Теперь у него и Сигюн не осталось тем для разговора.
Кап. Кап. Кап.
Бултых.
Крепко скованный, Локи напрягся. Он уже давно знал, что означает этот звук. За века, проведенные в заточении, он слышал его неисчислимое количество раз. Чаша Сигюн почти наполнилась. Скоро ей придется отойти, чтобы вылить яд, и тогда не останется никакой преграды между чашей и лбом Локи.
Бултых. Бултых.
— Локи… — начала Сигюн.
— Знаю, — кратко ответил он. — Ступай. Быстро.
Сделав глубокий вдох, Локи плотно закрыл глаза. Послышалось легкое шлепанье по камню босых ступней Сигюн, когда та торопливо пошла прочь, куда-то по коридору, где она выплескивала мерзкую жидкость. Локи напрягся еще больше, ожидая ядовитой капели на свой лоб и начала страданий.
Однако ничего не случилось.
Долго, дольше, чем он когда-либо выдерживал, Локи ждал. А яд так больше и не падал. Тогда Локи осторожно открыл один карий глаз.
Над ним, как и прежде, висел, обвернувшись кольцами вокруг копьевидного каменного стержня, змей. Но пасть его была закрыта, а желтые глаза чудовища испытующе, как показалось Локи, смотрели на него. Наконец змей двинулся вниз. Его слабо светящиеся кольца сокращались и распускались до тех пор, пока, с испугавшей скованного бога внезапностью, змей не упал рядом с ним на валун.
— Ты ведь Локи, правда? — спросил змей.
Локи облизнул пересохшие губы.
— Хочешь сказать, — медленно произнес он, — что все это время, пока ты сидел надо мной, истязая меня своим ядом, ты не знал, кто я такой?
Ромбовидная голова, устроившаяся на верху извилистого тела, чуть склонилась вбок. Из пасти на мгновение выметнулся черный язык, и — Локи глазам своим не поверил — змей улыбнулся.