Фанфан-Тюльпан, стр. 38
— Простите меня, мадам, — с убитым видом сказал старый ветеран, — я сделал все, что мог, я хотел — как лучше, но попал в неудачный момент: у господина маршала был приступ подагры…
— Нет, нет, милый мой Бравый Вояка, — поспешно сказала актриса, — я возмутилась совсем не вами, а этим вельможей, этим знаменитым полководцем, который допустил по отношению ко мне поступок, по отсутствию такта и благородства, его недостойный!
И, дрожа от негодования, госпожа Фавар вскричала:
— Ах, так, господин маршал! Вы действуете против нас обоих! Вы — великий воин, а я всего лишь слабая женщина! Но я вступаю в битву с вами. И еще неизвестно, кто окажется в ней победителем!
Ее лицо светилось вдохновением. Она хлопнула в ладоши и позвала:
— Перетта! Фанфан! Идите оба сюда! Мне надо с вами поговорить!
Двое влюбленных, ворковавших в соседней комнате, прибежали на ее зов. Фанфан, пожав руку Бравому Вояке, а Перетта, обняв его, с тревогой спросили о том, что же с бедным Фаваром.
Бравый Вояка, по просьбе госпожи Фавар, сел и начал подробно рассказывать о своем столь неудачном путешествии.
Фанфан воскликнул:
— Бедный мой учитель! Вы попали во враждебное окружение! Теперь только маркиза де Помпадур настолько влиятельна, что может противостоять власти маршала Саксонского!
Но госпожа Фавар, глаза которой излучали одновременно волю и лукавство, перебила его:
— Не будем вмешивать в это маркизу! Теперь вражда стала открытой, и это вражда между маршалом и мной! И я знаю, как вести эту войну, знаю сама!
— Могу я просить о чести служить вам? — спросил Фанфан.
— Да!
— А я? А я? — хором закричали Бравый Вояка и Перетта.
— Да, да, и вы тоже! Но слушайте внимательно! Мы открываем заседание военного совета. Это именно то слово, какое надо. Садитесь и слушайте! Я начинаю!
ЧАСТЬ II
ПОХИЩЕНИЕ ПЕРЕТТЫ
Глава I
КУЧЕР ГОСПОЖИ ФАВАР
На следующий день, около четырех часов пополудни, маркиз Д'Орильи и шевалье де Люрбек снова появились вместе в отеле «Трансильвания». Игра шла вовсю, гостиные были битком набиты посетителями, золото рекой текло на зеленое сукно столов и напоминало древнюю золотоносную реку Пактол, вспыхивающую мириадами искр.
Не обращая внимания на окружающий шум и гомон, Д'Орильи коротко, с озабоченным видом спросил:
— Ничего нового?
— Ничего! — ответил Люрбек. — Один из моих знакомых, служащий в полицейской администрации, которого я очень осторожно расспрашивал, сообщил мне, что, в самом деле, вчера обыскивали дом Фаваров, но чиновники не нашли ничего подозрительного. Что ни говори, а эти женщины оказались хитрее, чем мы думали! Полагаю, что сейчас наша «птичка» должна прятаться где-нибудь вдалеке от Парижа.
— Только подумать, что этот тип был в двух шагах от меня и мне ничего не стоило проткнуть его шпагой! — в ярости воскликнул офицер.
— Успокойтесь, маркиз, — иронически посоветовал шпион. — Придет день, когда вы снова сможете удовлетворить ваше острое желание!
В этот момент в игорный зал вошел суетливый на вид человек, раздающий поклоны направо и налево. Это был мужчина лет сорока, явно невысокого положения, но богато одетый и заметно пользующийся уважением в мире жуиров, которые глядели на него с любопытством, но без всякого высокомерия. Он был газетчиком по профессии и весьма неглуп. Он знал все сплетни Парижа и щедро делился ими с завсегдатаями отеля «Трансильвания», которых забавляла эта живая газетная хроника. Его портил врожденный вывих бедренного сустава, заставлявший его немного прихрамывать. При недурной внешности, лукавом и живом взгляде и хорошей манере держаться, его можно было бы принять за человека дворянского происхождения. Он подошел к группе посетителей, к которой только что присоединились Люрбек и Д'Орильи, и почтительно поклонился тем, кого считал важными персонами. Д'Орильи грубовато спросил его:
— Ну, что, господин Блазен, какие новости?
— О, множество, монсеньер! Все сплетничают главным образом о таинственном покушении на маркизу де Помпадур, которая удалилась, как монашка в монастырь, в замок Шуази.
— Еще что? — бросил иронически Люрбек.
— Еще говорят, что госпожа Фавар неожиданно решила совершить со всей своей труппой турне по Франции.
Общий удивленный гул встретил это сенсационное сообщение. И в самом деле, это было очень странно: сезон в Париже был в разгаре, и всех поразило, что королева французской сцены, покинув свою избранную публику, вдруг отправляется за аплодисментами в провинцию.
— Вы знаете, куда она едет? — спросил Д'Орильи.
— Нет, — ответил хроникер, — но, если это вас интересует, я могу выяснить.
Д'Орильи хотел ответить, но его друг тихо потянул его за рукав, чтобы он замолчал, и прошептал:
— Я отгадал правильно. Думаю, что воскресение Фанфана играет не последнюю роль в ее решении. Нет сомнений, что обе актрисы хотят оказаться подальше от Парижа.
— Ну, так мы поедем за ними! — живо откликнулся Д'Орильи. — И сможем приобрести шанс и обнаружить этого типа и похитить обеих красоток!
— Увы! — ответил шевалье. — Я очень огорчен, но не могу ехать с вами. У меня нет возможности сейчас покинуть столицу.
— Даже чтобы броситься следом за обворожительной Фавар? — удивился офицер. — Нет, дорогой шевалье, довод неубедительный!
— Я повторяю, маркиз, это в самом деле невозможно! — серьезно ответил датчанин. — Меня удерживает в Париже важное, очень важное дело. И не настаивайте, пожалуйста, меня это только раздражает!
Лейтенант понял, что лучше согласиться. И только, не сумев скрыть досаду, сказал:
— Ну, что ж, поеду один. А сейчас, шевалье, позвольте мне, раз уж так, попросить у моего полковника официальный отпуск — с ним я смогу путешествовать на законном основании.
Молодые люди расстались. Люрбек, провожая со своей обычной иронической улыбкой компаньона, направлявшегося сквозь толпу к выходу, процедил сквозь зубы:
— До скорого свидания, милейший маркиз! И думаю, что оно произойдет очень скоро! — И затем добавил, причем его взгляд стал загадочным и колючим: — Но на этот раз для тебя речь пойдет не о том, чтобы шататься по увеселительным местам, а о том, чтобы платить долги!
В то время как Д'Орильи готовился к отправлению из Парижа, берлина госпожи Фавар, снабженная всем необходимым для длительного путешествия, уже стояла у ворот ее дома, ожидая отъезда. Шесть лошадей в роскошной сбруе и богато одетый кучер, который важно сидел на козлах, звонко хлопая бичом, уже собрали вокруг себя толпу любопытных; зеваки весело болтали, обсуждая и экипаж, и его пассажиров.
Кучер в ливрее королевского синего цвета с золотыми пуговицами и в алых панталонах, которые были заправлены в высокие сапоги, украшенные шпорами из красной меди, был великолепен и имел гордый вид. Пышный белый парик, опущенный на уши и заплетенный сзади в косу, перевязанную широкой черной лентой, почти закрывал ему лицо, как бы перегороженное поперек черными усами.
Вскоре путешественники вышли из дома. Госпожа Фавар надела восхитительное платье темно-серого цвета с фижмами; фиолетовая накидка была небрежно наброшена на плечи, маленькая дорожная шляпка-треуголка украшала напудренные волосы. Перетта была пленительно хороша в платье с цветочками и казакине из шелка «шанжан». На головку она водрузила плоскую шляпку, закинутую назад, на золотые косы, в стиле оперных пастушек. За ними следовал старый ветеран, неуклюжий в просторном старинном плаще с нашивками и несущий, понимая значительность своих обязанностей, два огромных чемодана.
Зеваки, стоящие вокруг кареты, увидев обеих актрис, блистающих грацией и красотой, восхищенно загалдели. Кучер с достоинством снял шляпу при их появлении, они ответили ему веселыми улыбками. Великолепный возница был не кто иной, как Фанфан-Тюльпан, напяливший пышную ливрею и настолько измененный и неузнаваемый, что даже его лучший друг или — что еще важнее — самые проницательные и опытные сыщики, брошенные на его поиски, не смогли бы его узнать.