Пепел победы, стр. 19

Сен-Жюст насупился, Пьер подавил вздох. Потом он снова потер переносицу, расправил плечи и обратился к Бордману:

– Хорошо, Леонард. Радости от этого мало, но у меня сложилось впечатление, что ты прав. Набросай на основе своих предложений текст моего заявления, а потом свяжись с Гуэртес и скажи, что я готов дать ей эксклюзивное интервью. Предупреди, что некоторые вопросы останутся без ответа по соображениям секретности, но я постараюсь быть настолько откровенным, насколько это возможно. Чем черт не шутит: может быть, она и раскроет свои карты – хотя бы в попытке заманить меня в ловушку. Но и это в конечном счете неважно: на самом деле я хочу напомнить ей и ее коллегам, насколько ценен для них доступ в мой кабинет. Возможно, это заставит их задуматься, стоит ли злить нас до такой степени, чтобы мы лишили их источников официальной информации. А тем временем, Эстер, – тут он повернулся к МакКвин, – ты продолжишь свои операции. В частности, я хочу, чтобы ты как можно скорее приступила к выполнению операции «Сцилла». Если уж нам не избежать неприятностей из-за Цербера, то лучший способ скомпенсировать их – это как следует надрать задницу мантикорцам на поле боя.

– Сэр, вчера я уже говорила, что мы не…

– Знаю, Эстер, ты пока не готова, – прервал ее Пьер с ноткой нетерпения в голосе. – Но я вовсе не требую от тебя чудес. «Как можно скорее» вовсе не значит «немедленно». Но ты уже показала, что способна бить мантикорцев, и нам нужно, чтобы ты продолжала это делать, где только сможешь.

Он удержал ее взгляд, и МакКвин прекрасно его поняла. Пьер, по крайней мере на данный момент и касательно суждений по военным вопросам, готов был поддержать ее против Сен-Жюста, но ему требовалось чудо, и чем скорее, тем лучше. А не получив чуда, Пьер мог и разувериться в ней… а значит, перестать сдерживать Сен-Жюста, у которого в списках на зачистку ее имя давно стоит первым.

– Понятно, гражданин Председатель, – решительно, но без дерзости отозвалась она. – Если вы хотите, чтобы манти получили по заднице, значит, придется дать им хорошего пинка. Не так ли?

Глава 5

– И каково же это – воскреснуть из мертвых? – спросила капитан корабля ее величества «Эдуард Саганами» достопочтенная Мишель Хенке, и на ее черном, лишь чуть светлее мундира, лице сверкнула белозубая улыбка.

– Больше всего похоже на мучительный геморрой, причем во множестве самых неожиданных мест, – ответила Хонор, сидевшая в старомодном, невероятно удобном кресле, хотя и казавшемся неуместным на борту военного корабля.

Ее старинная подруга рассмеялась.

– Смейся, смейся, – проворчала Хонор. – Я бы на твоем месте тоже смеялась: тебе ведь не приходится иметь дело с психами, которые называют в честь тебя супердредноуты, а когда выясняется, что ты и не думала умирать, категорически отказываются их переименовывать. И это, – она поежилась, – еще цветочки.

– Вот как? – Капитан Хенке склонила голову набок. – Я слышала, что грейсонцы дали кораблю имя «Харрингтон», но думала, что теперь название сменят.

– Они и слышать об этом не желают! – воскликнула Хонор и, вскочив с кресла, принялась расхаживать по каюте.

Благо, места хватало. Все помещения на борту новейшего тяжелого крейсера были просторнее, чем на аналогичных кораблях старых модификаций, а личные покои Хенке не уступали по площади капитанским каютам на иных линейных крейсерах.

Нимица Хонор посадила на спинку кресла, и Саманта, тут же вспрыгнув туда с подлокотника, обвила друга своим хвостом. Несколько мгновений Хонор наблюдала за котами, радуясь тому, что Нимиц уже не так горестно и отчаянно переживает утрату: появилась надежда, что вместе они сумеют справиться с постигшей его бедой.

– Знаешь, – продолжила леди Харрингтон, – я спорила чуть не до посинения, но Бенджамин объявил, что не может переубедить военных: вроде бы во флотском реестре уверяют, будто изменение названия корабля внесет путаницу в их файлы. И преподобный Салливан туда же: твердит, что капеллан благословил корабль под первоначальным именем, и смена его будет чуть ли не кощунством. Ну а Мэтьюс ссылается на флотские суеверия: команда, дескать, считает, что перемена имени сулит кораблю несчастье. Всякий раз, когда я суюсь с протестом к одному из этой шайки, он – разумеется, исключительно почтительно – отсылает меня к кому-нибудь другому. Но мне-то ясно, что все они заодно и только посмеиваются надо мной, потягивая свое пиво.

Хенке сама едва не покатилась со смеху: она знала секрет эмпатической связи Хонор с Нимицем и прекрасно понимала, что подлинные чувства лидеров Грейсона не составляют для ее подруги ни малейшего секрета.

– Хорошо еще, что наше Адмиралтейство отменило решение о присвоении имени «Харрингтон» всему классу кораблей, – заметила Мишель.

– Это потому, – буркнула ее собеседница, – что в Звездном Королевстве менее склонны потворствовать так называемому «чувству юмора». К тому же Капарелли и Кортес уразумели, что если они не вернут прежнее название – класс «Медуза», – я немедленно подам в отставку. Увы, на Мэтьюса такая угроза не подействует.

Воспринимавшие ее чувства Нимиц с Самантой зашлись в смешливом чириканье. Хонор насупилась погрозила им кулаком, но подвижная половина ее рта непроизвольно изогнулась в ответной улыбке.

– Думаю, – сказала Мишель, – вся эта грейсонская шайка-лейка создает тебе проблемы и затруднения исключительно из любви и сочувствия. Такова природа их консерватизма.

Хонор подняла на подругу глаза, и та покачала головой.

– О, я знаю, что на Грейсоне Бенджамин считается столпом либерализма, и, ей-богу, питаю к нему огромное уважение, но давай смотреть правде в глаза. По меркам Мантикоры самый завзятый либерал на этой планете является закоренелым реакционером. А преподобного Салливана или гранд-адмирала Мэтьюса я при всем моем к ним уважении не причислила бы к либералам, руководствуясь даже грейсонскими критериями. Заметь, я люблю этих людей, восхищаюсь ими и в их обществе вовсе не чувствую себя неловко. Более того, для меня несомненно, что оба они, каждый в своей сфере, делают все возможное для поддержки проводимых Бенджамином преобразований, но и тот и другой выросли на Грейсоне до вступления планеты в Альянс. Мэтьюс зашел по пути прогресса так далеко, что свыкся с мыслью о приеме женщин-иностранок на грейсонскую службу и даже старается относиться к ним как к равным. Но в глубине души и он, и Салливан, и, подозреваю, сам Бенджамин просто не в состоянии избавиться от представления о женщинах как о слабых существах, которых необходимо баловать, лелеять и защищать. И все сложности, которые созданы для тебя их стараниями, есть не что иное, как проявление любви и заботы.

Она пожала плечами, и Хонор недоумевающе заморгала.

– Ты сама хоть понимаешь, как это нелепо звучит: они уважают женщин, заботятся о них – и чуть не свели меня с ума исключительно из горячей любви ко мне!

– Так оно и есть, – спокойно заявила Хенке. – И на деле ты знаешь это ничуть не хуже меня.

Хонор воззрилась на нее, насупив брови, но та ответила ей столь «невинным и простодушным» взглядом, что подруга не выдержала и ухмыльнулась.

– Сдаюсь, ты права. Вот только, – тут ее улыбка потускнела, – их добрые намерения не делают ситуацию менее неловкой. На Мантикоре могут подумать, будто я одобряю грейсонскую затею. А хоть и не подумают, все равно это слишком претенциозно. Конечно, – она махнула рукой, словно отмахиваясь от комара, – в том, чтобы назвать корабль именем погибшего в бою офицера, нет ничего дурного – но я-то, черт побери, жива!

– Вот и слава богу, – тихо произнесла Хенке без тени смеха.

Хонор, уловив перемену настроения, обернулась, но Мишель уже встряхнулась и откинулась в кресле.

– Кстати, – сказала она обыденным тоном, – хотелось бы кое-что тебе сказать. Ты смотрела запись своих похорон?

– По диагонали, – нехотя призналась Хонор. – Зрелище не из тех, которые доставляют удовольствие: похоже на плохо разыгранную историческую пьесу. Это надо же, склеп короля Майкла! Разумеется, мне понятно, что государственные похороны были устроены, чтобы превратить меня в своего рода символ, а устроители свято верили, что я действительно убита хевами…