Одинокий тролль, стр. 39

Глава 11

conquer (перех. гл.), -quered, -quering, -quers 1. Подчинять своей воле, нанести поражение, в особенности посредством военной силы. 2. Обеспечить себе контроль над чем-либо, особенно посредством военной силы. 3. Преодолеть физически, морально или психически. (неп. гл.) 1. Победить, оказаться победителем. [от ср.-англ. conqueren, от старофр. conquerre, от лат. соnquirere: отыскивать, завладевать, добывать]

— Это Англия? — Людмиле приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Одной рукой она держалась за растяжку, и мельчайшие водяные капли окружали ее фигуру радужным сиянием. Она без малейшего страха стояла на носу яхты и указывала свободной рукой вперед. Эстон прикрыл глаза рукой и посмотрел в ту же сторону, что и она.

— Лучше бы это была Ирландия! — крикнул в ответ Эстон. — Я ведь, ясное дело, иду без GPS и даже без Loran — впервые за много-много лет… И все из-за тебя.

— Гм! —Леонова проворно прошла по узкому проходу между каютой и краем палубы, уверенно держась на ногах, несмотря на довольно сильную качку.

Она на мгновение скрылась за подобранным главным парусом, а потом показалась снова. Ее щеки разгорелись, а волосы были влажными от брызг пены. В лучах солнца они горели ярким огнем; глаза ее сияли, и Эстон с нескрываемым удовольствием любовался ею.

— Хоть я и не с Терры, Дик, я знаю, что Англия и Ирландия — это разные острова.

— Так оно и есть, — подтвердил он, похлопав по скамье рядом с собой.

Она так естественно оказалась в его объятиях, что Эстон тянул время, наслаждаясь этим чудом. Он наклонился, чтобы легонько поцеловать мочку нежного уха, едва прикрытого растрепавшимися каштановыми волосами. Несмотря ни на что, Людмила — на редкость здоровая личность, подумал он, без малейших следов пуританства, которое пронизывало общество, в котором он жил.

— Ты говорил, что хочешь идти в Англию.

— Так я и собирался сделать, но передумал.

— В самом деле? Почему?

— Я ведь говорил тебе, что меня беспокоит, как отнесется к тебе британская таможенная служба.

— И что же? Мне и тогда было непонятно, и сейчас я ничего не понимаю. Я хочу сказать, рано или поздно мне ведь придется столкнуться с обычаями и формальностями двадцать первого века.

— Таможенная служба — это не обычаи и не формальности, — принялся объяснять Эстон. — Тут все дело в иммиграционных законах., паспортах…

Она смотрела на него в полном недоумении, и он обреченно вздохнул. Леонова так старательно обучалась разговорной речи двадцать первого века и так преуспела в этом, что любые пробелы в ее представлении о нашем мире вызывали чувство досады.

— Паспортах? Ты имеешь в виду документы, подтверждающие гражданство?

— Что-то в этом роде, но не совсем то, что ты думаешь.

В конце концов, напомнил себе Эстон, он узнал больше о ее эпохе, нежели она о сегодняшнем мире. Наверное, это было правильно, ведь ее интерес к истории обеспечил Леонову кое-какими сведениями о двадцать первом веке, тогда как о жизни в ее время он не знал ничего. Но история ее интересовала в основном военная, и потому в знаниях, которыми она, по предположениям Эстона должна была бы обладать, встречались забавные пробелы.

— Послушай, — терпеливо начал объяснять он, — ты говорила, что на твоей Терре существует всемирное правительство, состоящее из представителей различных частей вашей федерации, или как там это у вас называется. Так? Означает ли это, что о гражданстве вы вспоминаете, только когда речь заходит о налогах и коммунальных услугах?

— Еще во время выборов, при регистрации.

— Ну да, во время выборов тоже. Но разве государственных границ больше не существует?

— Государственных границ? Чего ради, объясни мне, кого-то должны заботить государственные границы… — Она замолчала, не закончив фразу. — Как я могла забыть! Ты ведь живешь еще в эпоху холодной войны, правильно?

— Не в такой степени, как несколько десятилетий тому назад, но, в общем-то, международная обстановка напряженная. Правда, и ты теперь живешь в то же время, моя милая, — иронично улыбаясь, напомнил ей Эстон, и она ткнула его в ребра. Весьма чувствительно. — Ой-ой-ой!

Эстон принялся тереть бок, укоризненно глядя на нее, но его довольная улыбка несколько испортила желаемое впечатление.

— Гмм… — стала припоминать Леонова, смахнув волосы с лица. — Сейчас две тысячи седьмой год, значит… всего через шесть лет начнутся войны за наследие бывшего Советского Союза!

— Наследие Советского Союза? — переспросил Эстон. У него по спине побежали мурашки, и теперь наступила его очередь хмуриться. — Не могу сказать, что мне такие предсказания нравятся, Мила. И без того в Европе достаточно неприятностей — не хватало, чтобы еще эта бомба замедленного действия взорвалась у нас под носом! — Эстон поморщился. — Не так давно я думал, что люди, которые провозглашали с сияющими лицами, будто распад Советского Союза сильно улучшит наше положение, просто идиоты. Однако в последнее время у меня появилась надежда, что я не прав и нам удастся на этот раз контролировать ситуацию. На Балканах и в Греции стремительно назревает очередная катастрофа, и мне совершенно не нравится конфликт, к которому быстрыми шагами движутся русское и белорусское правительства — НАТО ведь давно превратилось в говорильню! Но я надеялся, что это одни слова и ни до чего серьезного дело не дойдет! Российская Федерация с самого начала была не слишком-то устойчива, в особенности с точки зрения экономики, и в ней все время присутствовали политические элементы, жаждавшие восстановить Советскую империю. Хотелось бы все-таки верить, что последние реформы Яколева стабилизируют ситуацию и удержат Федерацию на плаву. Он замолчал под ее взглядом. — Надо думать, этого не произойдет?

— Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, — ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. — Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность — если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.

Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:

— Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.

— Ты ни в чем не виновата. — Он покрепче обнял ее и покачал головой. — Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…

Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:

— Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась — и не без основания, — когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося — Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…