Одинокий тролль, стр. 30

Она снова замолчала. Эстон склонил голову набок.

— Извините, — сказал он, — но я не совсем понимаю… Если вы настолько лучше воюете, то как им удается до сих пор держаться?

— Они вовсе не глупы, стер Эстон, — сурово ответила Леонова. — Хотя ненавидят инопланетян и ослеплены фанатизмом. Довольно скоро после начала войны они решили, что наши преимущества проистекают из какого-то фундаментального различия в функционировании нашего мозга и их. Предположение это, наверно, раздражало кантов, но было несомненно, что мы воюем лучше, а они постепенно проигрывают. Не всегда, но очень часто. Они проиграли большинство крупнейших сражений и потому решили как-то исправить ситуацию.

— Но что же они могли сделать?

— Использовать свои преимущества. Раз у нас имелась какая-то отсутствующая у них врожденная способность, они решили приобрести ее и использовать в своих целях. Поэтому они создали киборгов.

— Киборгов?

— Машины, управляемые встроенным живым мозгом.

— Но если речь идет о врожденной способности…

— Я не сказала, что в них встраивают мозги кангов, стер Эстон! — резко ответила Леонова. — У них были пленные люди, а канги — прекрасные биоинженеры. Они разработали способ программировать мозг, делать его хозяина покорным их воле, после чего принялись оперировать пленных.

Эстон уставился на Леонову. По мере того как смысл ее слов доходил до него, ему становилось все противнее и противнее.

— Именно так, стер Эстон, — холодно подтвердила Леонова. — Они решили, выражаясь по-вашему, заставить вора ловить вора. Раз люди способны думать и воевать лучше, чем канги, значит, им нужно обзавестись собственными людьми. Их киборги так и не сравнились с настоящими живыми людьми, и канги никогда не осмеливались полностью на них полагаться. Стратегические решения по-прежнему принимают канги. Они же проводят сложные, ответственные исследования, но вот тактические решения и ведение реального боя — совсем другое дело. Киборги относятся к категории расходных материалов, а послушание встроено в их сознание методами биоинженерии — они не способны возражать, когда ими решают пожертвовать. Но то, что они должны делать, киборги делают очень хорошо. Сейчас канги попросту «разводят» их… — Казалось, Леоновой вот-вот станет дурно, но ее голос звучал по-прежнему ровно. — Они клонируют человеческий мозг, чтобы создавать существа, которые воюют на их стороне против людей.

— Боже мой, — прошептал Эстон, сжимая в руке остывшую трубку.

— Бог здесь совершенно ни при чем, — негромко ответила она, — и самое страшное то, что киборги ненавидят нас даже сильнее, чем канги. Мы убиваем их, но в каком-то смысле мы родственники, и это ужасает и потрясает и их и нас. Они — послушные рабы кангов, и даже если бы мы захотели, то не смогли бы об этом забыть. И они это понимают. Не мы создали их, не мы их поработили, но они прекрасно понимают, какими чудовищами кажутся нам, и отвечают ненавистью на нашу ненависть.

Когда мы впервые поняли, что они из себя представляют, — негромко продолжала Леонова, — мы попытались преодолеть наше отвращение. Мы честно старались, но ничего из этого не вышло. Они всего лишь боевые машины. По нашим меркам их человеческий мозг находится во власти психопатии, потому что канги решили создать абсолютно послушные, искусные, лишенные каких бы то ни было проблесков совести машины для убийства. И это им удалось. В первый раз, когда мы загнали в угол несколько киборгов и попытались вести с ними переговоры, они истребили всю нашу контактную группу — более ста человек, — хотя прекрасно знали, что будут за это уничтожены.

На протяжении двухсот лет любое столкновение с киборгами кончалось смертью — смертью людей или киборгов. Они — бездушные уроды, отвратительные чудовища. Мы ни на мгновение не можем позволить себе об этом забыть. Наверное, поэтому мы никогда не называем их «киборгами».

— А как вы их называете? — спросил Эстон едва слышным голосом.

— Мы зовем их «троллями», стер Эстон, — спокойно ответила Леонова, — Именно тролль подбил мой истребитель и убил мою команду. Вот что угрожает вашей планете. Поэтому мы обязаны каким-то образом найти этого тролля и уничтожить.

Глава 8

Колючие мелкие снежинки бешено танцевали в завывавшем ветре. Сначала они барабанили по броневой обшивке, а теперь полировали наросший на нее толстый слой льда. Температура внутри истребителя была едва ли выше, чем снаружи. Последний уцелевший в бою тролль послал еще серию импульсов, чтобы поддержать нужную температуру и не дать зарасти льдом его световым рецепторам, после чего продолжал рассматривать серо-бело-черный антарктический пейзаж.

Это место вполне ему подходило Как раз то, что нужно, чтобы передохнуть и спокойно поразмыслить. Он не боялся, что его обнаружат, — живых существ вокруг не было, и никто не мог помешать его злобному ликованию, а вероятность того, что истребитель издали засекут приборы людей, была ничтожна.

Технические возможности людей оказались для тролля не меньшим сюрпризом, чем для его хозяев-ширмаксу, а о том, на что способны обитатели этого мира, он знал не больше их, несмотря на то что именно здесь родились его органические предки. Однако происшедшее все же дало троллю некоторую приблизительную точку отсчета, а его собственные сенсоры отметили присутствие на орбитах вокруг планеты нескольких сотен небольших, явно искусственных объектов. Выходило, что у людей уже имелись примитивные космические корабли, а количество спутников, в сочетании с разнообразным, хотя и примитивным вооружением, подсказывало, что на них должны быть системы оптического и термического слежения. Впрочем, теперь это значения не имело. Изумительная быстрота реакции людей поразила тролля не меньше, чем его хозяев — хоть ему и не хотелось этого признавать, — но во второй раз удивить его им уже не удастся. Их спутники не обнаружат его под слоем льда. Его истребитель слился со льдом и снегом, врос в них, а теплового излучения тролль не испускал — он не нуждался в тепле. То есть нуждался, но в таком малом количестве тепла, которое невозможно зафиксировать здешними приборами.

Стон ветра доставлял ему странное удовольствие, природу которого он не мог постичь. Ветер был как бы его духовным братом — столь же могущественным и беспощадным. Его ледяное дыхание не причиняло троллю ни малейшего неудобства — ведь холод и жара были для него абстрактными понятиями, настолько же лишенными чувственного содержания, как утомление, и настолько же чуждыми, как жалость. Что такое боль, он знал, потому что с ее помощью ширмаксу программировали таких, как он. Стимуляция центров удовольствия и боли прекрасно передавала снисходительную удовлетворенность хозяев его службой или их раздражение, подумал он и снова погрузился в смакование своей ненависти.

Однако теперь он ощущал какое-то особое удовольствие. Никто не вызвал его в нем намеренно, оно само пришло к нему. Оно… принадлежало ему лично.

Он смотрел, как ледяной ветер кружит снежинки, и дрожал от незнакомого прежде наслаждения. Он был свободен. Послушание было встроено в него и подкреплено изнурительным обучением, но теперь ширмаксу рядом не было, он больше не обязан был никому повиноваться. Ракета кралхи освободила его от них, разорвала неосязаемые и все же неразрывные цепи, так долго сковывавшие тролля.

Он понял это не сразу. Повинуясь последнему приказу своих хозяев, он преследовал кралхи, пока не убил, и лишь тогда осознал, что у него нет больше хозяев. Он, правда, не пощадил бы кралхи, даже если бы уже тогда оценил, какой подарок тот ему сделал. Кралхи был его врагом. Его истребитель — единственной силой, которая могла ему противостоять, его мозг — единственным источником информации, который мог угрожать существованию тролля. Логика требовала, чтобы кралхи умер, но троллю и логики не требовалось — ненависти было вполне достаточно.

Он замкнул еще одну электрическую цепь в истребителе, который служил ему телом, и принялся проигрывать запись боя. Он ликовал, глядя, как его ракеты устремлялись за истребителем кралхи, и снова переживал жадное удовольствие, с которым преследовал подбитую жертву, зная, что в его власти в любое мгновение погасить жизнь пилота. Разрядив в него наконец свои энергетические пушки, тролль испытал даже некое сожаление по поводу того, что миг победы вот-вот пройдет и им невозможно наслаждаться вечно.