Космическая станция «Василиск», стр. 28

– Завтрашнего утра! – взорвался Меркер. – Вы хотите сказать, что я должен мариноваться в этой долбаной крысиной норе из… – он оборвал сам себя и бросил ненавидящий взгляд на несчастного суперкарго, затем прорычал: – Ладно! Надо – значит надо, но мое посольство на Мантикоре услышит об этом, лейтенант!

– Конечно, сэр.

Веницелос щелкнул каблуками, учтиво кивнул и браво промаршировал к своему боту. Люк захлопнулся, шлюз расстыковался, и пилот врубил маневровые двигатели, уводя суденышко на безопасное расстояние, прежде чем перейти на импеллерную тягу.

Веницелос бросил свой блокнот на походный стол, плюхнулся в кресло и принялся насвистывать модный мотивчик. Его бот разворачивался к следующему по списку кораблю, большому, потрепанному силезскому фрахтовику. Второй бот, в качестве вежливого напоминания, парил над флангом хевенитского грузовика, пока Меркер не выключил двигатели и не переместился обратно за порог перехода.

– Иисусе, Андреас! – Эн Дювалье, связной капитана Рено при таможенной группе Веницелоса уставился на него с явным недоверием. – Ведь ты бы не выстрелил в них по-настоящему… правда?

– Выстрелил бы.

– Но…

– Я просто выполняю свою работу, Эйни.

– Я знаю, но, бога ради, Андреас! Мы не применяли Торговое Уложение с… Черт, думаю, его вообще никогда не применяли! У АКС никогда не хватало на это людей.

– Я знаю. – Веницелос развернулся к нему вместе с креслом. – Вообще-то, с тех пор, как меня сюда занесло, я начал понимать, как много из того, что должно делаться, не делалось. Ни в коем случае не виню капитана Рено и всех ваших. Это не ваша работа – это наша, а мы ее не делали. Теперь делаем.

– Однако я несколько сомневаюсь, что твой капитан скажет тебе спасибо за ту вонь, которая наверняка теперь поднимется, – с сомнением заметил Дювалье.

– Может, и не скажет, но она дала мне приказ, а про капитана Харрингтон я знаю одно, Эн, когда она отдает приказ, она ожидает его выполнения. Точка.

– По-моему, она упертая, – проворчал Эн Дювалье.

– Еще какая, – улыбнулся Веницелос. – На самом деле я только сейчас начинаю понимать, насколько она упертая. И знаешь, Эйни? Мне нравится.

Глава 11

Лейтенант Макс Стромболи выпрямился, с хрустом потянулся и стал аккуратно раскладывать инструменты на стеллаже. Прочие члены его немногочисленной команды возились снаружи, монтируя тарелки передатчиков на крыше башни. Сам он только что установил на редкость капризную контурную панель и теперь разглядывал консоль с гордостью собственника.

Совсем недавно, по прибытии на поверхность Медузы, лейтенант ни малейшей гордости не испытывал. Только он начал отправляться от шока, вызванного изгнанием на «Василиск», как его снова поперли к черту на рога. На сей раз – вообще с корабля!

Стромболи плюхнулся в кресло, включил пульт и вызвал пакет данных, доставленных новой сетью космического наблюдения. Сенсоры «Бесстрашного» и выносной разведывательный зонд работали исправно, но лейтенант на всякий случай запустил полную проверку всех систем и стал ждать, пока компьютеры разберутся с тестированием.

Капитан, вдруг подумалось ему, ничего не делает наполовину сама и не особенно церемонится с любым, кто позволяет себе подобное. Например, с неким старшим лейтенантом, ковырявшим в заднице и жалевшим себя с самого начала учений. Максвелл Артуа Стромболи не считал себя самым блестящим офицером, когда-либо рожденным планетой Мантикора, но знал, что он лучше, чем позволил себе стать. Халявил, по-мальчишески сачковал, и когда капитан Харрингтон попросила у него тот курс на Медузу…

Астрогатор вздрогнул при воспоминании об этом. Боже, он ожидал, что ему откусят ухо и сож… свернут шею! И, самое ужасное, вполне заслуженно. Но она просто сидела, терпеливо ожидая, и Стромболи будто вырос на сантиметр, когда вычислил курс. В основном потому, что капитан не стала тыкать его носом в дерьмо перед всей вахтенной сменой.

И командировка – вовсе не пощечина. Это лейтенант тоже признал. Может, атмосфера Медузы и пахла, словно биозавод с раздолбанным отстойником, а местные жители походили на каких-то цирковых уродцев, но задание присланной на планету группы оказалось гораздо важнее, чем можно было подумать. Достаточно увидеть времянки, сварганенные на скорую руку, с помощью которых сотрудники АЗА пытались наблюдать за космосом.

Первые тестовые распечатки выглядели вполне пристойно, и Стромболи, позволив остальным валиться в поддон, выглянул в окно.

Боже, что за убогая пародия на планету! Только-только смонтированный контрольный центр помещался на верхнем этаже одной из угловых башен правительственного блока, и астрогатору открывался завораживающий вид на километры и километры серо-зеленого в крапинку мха. Мох простирался до берега объекта, именуемого местными рекой. Маслянистый, тяжелый от ила, разбухший поток вместе с сотнями таких же сточных канав прорезал болотистую дельту. За ним поднимался город ходульников.

Взяв со стола электронный бинокль, Стромболи навел его на далекую стену, ориентированную вдоль потока. Прибор приблизил ее на расстояние вытянутой руки, и лейтенант подивился размеру камней. Эти скалы, должно быть, выломаны значительно выше по течению и сплавлены сюда. Самая маленькая из них не меньше метра в ширину. Даже при здешней гравитации – чертовски впечатляющее инженерное достижение для культуры, опирающейся на мускульную силу. Особенно если знать, как выглядит ходульник.

В поле зрения бинокля попал один из туземцев. Как и на Сфинксе, представители местной крупной фауны имели по шесть конечностей, но на этом сходство заканчивалось. Сфинксианские твари передвигались на трех парах лап. Вследствие тамошней гравитации они, как правило, были массивными и кряжистыми. Исключение составляли древолазающие виды, например древесные коты. Медузиане, напротив, тянулись вверх, тела их казались необычайно хрупкими. Туземцы, безусловно, относились к теплокровным и живородящим, но Стромболи они больше всего напоминали виденную им некогда голограмму насекомого со Старой Земли, именуемого богомолом. Только соларианское членистоногое имело две передние, две средние и две задние ноги, а не три передние и три задние.

Местная разумная форма жизни, как это было и с человеком, высвободила верхние конечности для манипулирования предметами, оставив функцию передвижения нижним, безобразно длинным и тонким по человеческим стандартам. Правда, три точки опоры гарантировали им необычайную устойчивость, но устройство конечностей ходульников вызывало у Стромболи зубовный скрежет. Их колени и бедренные суставы при ходьбе не сгибались, а проворачивались, словно на шарнирах, и при виде идущего аборигена лейтенанта каждый раз начинало поташнивать. Одному богу известно, как они выглядят, когда бегут!

Компьютер негромко рыгнул, возвещая об окончании системной проверки, и астрогатор, отложив бинокль, снова принялся за работу. Пусть это убогая пародия на планету, но все ее орбитальное пространство принадлежит ему, и лейтенант ощутил неожиданное стремление заняться им поскорее.

Антигравитационный грузовой челнок, прилепившийся к борту зарегистрированного на Мантикоре судна, казался насекомым. Таможенный бот, состыкованный с ним, в свою очередь ассоциировался с микроорганизмом. По бокам челночного шлюза застыли с чопорным видом два матроса. Мичману Скотти Тремэйну в их позах и не особенно приветливых лицах почудилось напряжение. Сложно сформулировать, но с того момента, как он поднялся на борт, что-то явно обстояло не так. Со скучающим видом Тремэйн наблюдал за пти-о Харкнессом, в данный момент осуществляющим досмотр.

Пти-офицер был весьма интересным персонажем. Перед выходом Тремэйн мимоходом сунул нос в его личное дело и пообещал себе при первой возможности обязательно продолжить захватывающее чтение. Харкнесс пробыл в КФМ больше двадцати лет, почти тридцать пять земных, и по выслуге в двадцать раз больше Тремэйна годился в командиры. Но у него имелась слабость, точнее две. Он по природе своей при посещении бара не мог пройти мимо армейской формы, не превратив в отбивную ее содержимое, и пребывал в твердом убеждении, что его миссией общечеловеческого значения является снабжение товарищей по команде всякими мелочами, не входящими в список вещевого довольствия.