Книга Дины, стр. 12

Осознал это Иаков, когда бодрствовал над телом Ингеборг. Он-то думал, что их брак лишь деловая сделка да постель. А оказалось, это гораздо больше.

Целый год Иаков терзался, исхудал и не мог спать оттого, что Ингеборг так и не узнала, как горячо он ее любил.

Он начал пренебрегать своими обязанностями и пил водки больше, чем продавал. Из-за этого он не только лишился дохода, но стал также вялым и равнодушным.

У сообразительных приемных сыновей появилось много новых забот, зато к ним перешла и часть власти.

Не будь Иаков так красив, он вызывал бы к себе отвращение и у домашних, и у посторонних.

Иаков обладал неотразимой мужской притягательностью. И она пленяла всех, как когда-то пленила Ингеборг.

Однако Иаков в душе всегда был бродягой и моряком. Ум и деловую смекалку Ингеборг все оценили только после ее смерти.

Приемные сыновья трудились не покладая рук. Но они быстро поняли, что им следует либо полностью взять на себя бразды правления, либо отправить Иакова на промысел, — пусть там занимается сделками, там он будет на своем месте. Иначе Рейнснес ждет неминуемый крах.

Иакову прощали все. Его защищали и оправдывали. Даже когда он вытащил в сад кровать с пологом.

Он изрядно выпил и особенно остро переживал отсутствие Ингеборг. Почему-то он решил, что в саду он будет ближе к ней. Во всяком случае, ему будут видны небеса, где она теперь пребывает.

Но небеса не были благосклонны к Иакову. Начался ливень. Гром и молнии покарали несчастного вдовца в его кровати с пологом.

Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы разобрать кровать, втащить ее в дом и собрать снова.

Еще хорошо, что он не успел повесить на кровать полог, пока она стояла в саду. Дождь достаточно попортил дерево. А для шелка он оказался бы роковым.

Но Иаков протрезвел. И это тоже было чудо.

ГЛАВА 4

Когда ленсман узнал о случае с кроватью, он пригласил своего друга в Фагернессет на охоту, игру в карты и пунш.

Иаков прибыл на белом карбасе с казенкой и голубыми поручнями.

Уже чувствовалось приближение осени, но днем было еще тепло. В горах видели куропаток. Пестрых, как и положено в это время года. Но поскольку снега еще не было, хорошей охоты не ждали.

Однако человек, как говорится, полагает…

Встреча была шумной и сердечной.

Иаков восхищался платьем Дагни, ее прической, фигурой и вышивкой. Расхваливал еду, ликер, теплую печь, гостеприимство. Он курил сигары и не досаждал никому разговорами о себе и своих несчастьях.

После обеда Дагни осталась с мужчинами и весело рассказывала об одном шведе, который прожил у них неделю. Он бродил вокруг и изучал птиц — непонятно, кому это нужно.

— Если не ошибаюсь, у вас в прошлом году была в доме дикая птичка? — неосторожно весело спросил Иаков.

Хозяева забеспокоились.

— Она в конюшне, — ответил наконец ленсман.

— Она и в прошлый раз была в конюшне, — захохотал Иаков.

— Никак не повзрослеет, — пожаловалась Дагни.

— Так ведь она вроде не маленькая? Я же ее видел, — заметил Иаков.

— Не в этом дело, — вздохнул ленсман. — Она стала еще более дикой и своенравной, чем раньше. Ей пятнадцать, и надо бы отдать ее в школу или на воспитание в хорошую семью. Но все не так просто…

Иаков хотел сказать, что, должно быть, не сладко остаться в детстве без матери, но сдержался. Это было бы не к месту.

— Разве она не обедает вместе со всеми? — удивился он, глянув в столовую, где служанки уже убрали со стола.

— Она ест на кухне, — смущенно признался ленсман.

— На кухне?!

— Она всегда вносит такой беспорядок. — Дагни кашлянула.

— Просто ей там больше нравится, — быстро сказал ленсман.

Иаков переводил взгляд с одного на другого. Ленсман сидел как на иголках. Они переменили тему разговора, но настроение было уже испорчено.

Господин Лорк молчал. Он обладал даром становиться невидимым, словно его здесь не было. Иногда это было удобно, иногда раздражало.

В тот вечер это заставило ленсмана покрыться холодным потом.

На рассвете Иаков и ленсман отправились на охоту. Дагни угрозами заставила Дину надеть приличное платье и после обеда сыграть им на виолончели. По той или иной причине, и, уж конечно, не без содействия господина Лорка, Дина согласилась. Несмотря на то что распоряжение исходило от Дагни.

Дина согласилась даже обедать вместе со всеми. Мужчины были в превосходном настроении и отдали должное жаркому из баранины. Подали вино. Все смеялись и болтали.

Господин Лорк не вмешивался в беседу на мужские темы. Охота его не интересовала, но он был человек воспитанный и умел слушать.

Мужчины долго разглагольствовали о прелестях охоты. Потом заговорили о том, что тяжелые времена для севера как будто миновали. Вяленая рыба снова поднялась в цене. А штраф за браконьерство вырос до двух талеров за десять дюжин.

Ленсман считал, что вяление рыбы переживает расцвет. Чтобы пластать треску, он собирался расчистить склоны до самой пустоши. Вереск там был такой чахлый, что с ним справились бы и ребятишки. Он и наймет ребятишек, если решит заняться этим делом. Иаков вялением рыбы не занимался.

— А почему? В Рейнснесе такие удобные скалы! И так близко!

— Наверное, ты прав, но тогда придется нанимать людей, — равнодушно сказал Иаков.

Это занятие его явно не интересовало.

— Другое дело — морская торговля и фрахт, — сказал он.

— Но если ты будешь продавать собственный товар, а не купленный, заработаешь гораздо больше.

Дина слушала разговор, наблюдая за выражением лиц, за голосами. О чем они говорили, было не так важно.

Она сидела напротив Иакова и без стеснения разглядывала этого «старого вдовца». Однако в тот день она не чавкала за столом и вела себя вполне пристойно.

Ее пышное молодое тело было упрятано в лиф и длинную юбку.

— А вы поседели, господин Грёнэльв! — вдруг громко сказала она.

Иаков был явно смущен, но засмеялся.

— Дина! — строго одернула ее Дагни.

— А чем плохи седые волосы? — упрямо спросила Дина.

Ленсман, понимая, что сейчас может начаться перепалка, быстро приказал дочери принести виолончель, хотя сладкого еще не подавали.

К его удивлению, Дина беспрекословно повиновалась.

Господин Лорк тут же вскочил и сел к пианино. Он весь склонился над клавишами, пока Дина поудобнее устраивалась на стуле.

Она широко раздвинула нога, расправила зеленую бархатную юбку с каймой и поставила виолончель между коленями. Поза была далеко не женственная. Неизящная и даже непристойная. Тяжелая чувственность наполнила комнату.

Глаза у Иакова затуманились.

Когда Дина нагнулась к инструменту со смычком в руке, взору его открылась ее полная молодая грудь.

Лицо Дины под копной темных непокорных волос вдруг сделалось спокойным. По случаю приезда гостя волосы у нее были расчесаны и в них не торчали стебельки сена. Большой чувственный рот слегка приоткрылся. Глаза никого не замечали. Взгляд стал тяжелым.

Вот Дина нагнулась, и полились первые звуки — Иакова как будто ударили ногой в живот. Он знал, что это означает. Такое с ним уже случалось. Правда, теперь это ощущение было гораздо острее. Может, потому, что все произошло слишком неожиданно.