Шпион, которого я убила, стр. 86

– Заткнись, идиот, – беззлобно бросила Надежда и зажгла газ.

– А я говорю – померла! Лежит в красном бархате, щеки и брови накрасила, руки в рукавицах вот так сложила и улыбается! Я уже вызвал, кого надо.

Надежда поплелась в комнату Милены.

Разбитое окно было заколочено фанерой – Милена отказалась оплачивать вставку стекла, уверяя всех, что ей это уже ни к чему. Надежда села на пол возле дивана, потрогала ее руку сквозь драную перчатку, прижалась лбом к твердому плечу и заплакала.

– Там это, – возник в дверях сосед, – наследник пришел.

Бледный молодой человек выглядел удрученным и удивленным одновременно.

– Извините, я к ней за эти дни уже как-то привык. Она вчера позвонила вечером, сказала, что у нее все хорошо, уже можно и умереть. Я же не подумал, я решил, что ей просто скучно, думаю, зайду с утра, вот, кефир принес…

– Ты тут кефиром не отделаешься! – повысил голос сосед. – Подумать только, ни за что комнату переписала! За похороны такую комнату, да ее продать…

– Заткнись, – зловещим голосом тихо приказала Надежда.

– Да я молчу, я молчу, а ты что запоешь, когда тебе сюда поселят какого-нибудь бандита, тогда оцените мою доброту!

– Холодно тут у нее, – сказала сама себе Надежда, принесла одеяло, укрыла Милену. Не как покойницу – с головой, а ласково подоткнула одеяло с боков, поправила под подбородком.

37. Учительница

Ева спала сутки, потом два дня безвылазно сидела с детьми. В школе номер 1496 объявили карантин по менингиту, а в Службе Еве предложили отдохнуть пару недель за свой счет. О смерти Милены она узнала от Кошмара.

– Эта ваша старуха, – сообщил он по телефону, – настояла на срочных похоронах Таврова, даже заявление на имя директора Службы написала.

– Молодец, – кивнула Ева.

– Она написала, что является единственно близким человеком умершему, но очень беспокоится о незначительности отпущенного ей срока жизни, поэтому просила ускорить изучение останков этого выдающегося специалиста.

– Молодец! – засмеялась Ева.

– Подождите, это не все. Она отвезла тело из морга изолятора сразу в крематорий. Просто голое тело в простыне, кстати, в нашей санитарной машине. Настояла на срочной кремации, потрясая добытыми в органах разрешениями. Потребовала выдать ей пепел немедленно, увезла его домой и, по словам соседки, высыпала в унитаз.

– Молодец, – Ева с удивлением покачала головой.

– Подождите, это еще не все. Ушла к себе, легла на диван и умерла.

– Когда? – опешила Ева.

– Почти сразу же после спектакля с унитазом.

– Молодец, успела, – прошептала Ева, выдвинула ящик стола и достала фиолетовое перо австралийского попугая.

– Суд приговорил Коупа.

– Я слышала по новостям. Его адвокат сразу же подал прошение о помиловании.

– Директор просит вас забрать заявление об отставке.

– Если не подпишет, уйду в бессрочный отпуск по уходу за детьми.

– Угрожаете? – напрягся Кошмар.

– Мне все это надоело.

– Мне тоже все надоело. Но я не бросаю в лицо начальству заявления об отставке. Кстати, по поводу вашего меткого выстрела даже не будет проведено расследование. С какого расстояния стреляли?

– Тысяча сто двадцать семь. Чего притворяетесь? Вы же наверняка уже нашли квартиру.

– Больше тысячи? Вот видите! А вы – про какую-то там отставку. На что жить будете?

– Сейчас посмотрю почту, тогда скажу. – Ева положила трубку.

Со вчерашнего дня на ее адрес стали поступать странные предложения о высокооплачиваемой работе, хотя она не сделала ни одного запроса. Половина из них – на английском. Перспектива повеселиться в рамках федеральной структуры где-нибудь в Вашингтоне, конечно, заманчива. Вот только после суровых российских будней навряд ли удастся приспособиться к повсеместному торжеству закона и справедливости.

– У Мамули растут усы и борода! – заявил Сережа.

– У нее такое и на спине растет! – радостно поддержала его подбежавшая Ива. – Это называется щетинка.

– А на морде – усы!

– Щетинка!

– Усы!

– Щетинка!

– Фруктовый торт с желе, – подбежала к ним Ева и повалила на себя на полу, – маринованные сливы и мороженое!

– Торт уже был на завтрак, – упрекнул Сережа.

– Тогда – вареники с апельсинами и печеные яблоки!

– Вареники с апельсинами? – вытаращила глаза Ива.

– Потрошите апельсины, взбивайте в миксере яйца, я буду через пять минут, – Ева поползла по ковру к пищащему телефону. Звонил полковник Кнур.

– Я хочу рассказать вам сказку. Не по телефону.

Он пришел через два часа.

– Сказка про спятившего нелегала, – объявил Кнур на кухне, дождавшись в турке пены и торжественно перенося ее на стол.

– Вы же говорили, что нелегалы делятся только на самовозвышенцев и самоуниженцев, – подловила его Ева, подмигнув затихшим на угловом диване близнецам.

– А этот, представьте, спятил! Вследствие длительной невостребованности и постоянного напряжения он стал невидимкой.

– Совсем? – прошептал Сережа.

– Нет, конечно, не совсем, в том смысле, в каком это бывает в сказках, но вполне глобально. Если он смотрел на человека в упор, в глаза, то человек его переставал видеть. Таким образом, он пропадал из поля зрения всякого, кто смотрел ему в лицо. Я подозреваю, что он здорово напрактиковался, прогуливаясь по улицам и всяким запрещенным местам, но ему было этого мало, и он решил лично побеседовать с президентом США в самый торжественный для того момент – в момент его инаугурации.

– Когда? – подалась вперед Ива.

– Когда президента приводят к присяге и поздравляют с назначением.

– А-а-а!

– Так вот, он прошел сквозь так называемый «президентский щит» – это тройная система охраны, которая включает в себя несколько рядов спецназовцев, инфракрасную сетку и ощупывание датчиками. Спокойно подошел к президенту, пожал ему, совершенно обалдевшему, руку и подарил монетку.

– Какую монетку? – хором спросили дети.

– Пятак выпуска шестьдесят первого года.

– Когда это было? – заинтересовалась Ева.

– Первый раз – четыре года назад, с Клинтоном. А второй – когда приводили к присяге Буша. Вы что, новости не смотрите?

– Новости? – не поверила Ева. – Это передавали по новостям?

– Конечно. Как неожиданный казус. Самое плохое, что этого человека, на внешний вид совершенно обычного, невысокого, облысевшего, в очках, показали всему миру, что, как вы понимаете, для нелегала – категорическая проблема.

– Его показали по телевизору? Но где…

– Он прошел все системы охраны, и его никто не заметил, но кинокамера сняла его сбоку. Я смотрел, теперь он для американцев – человек года, потому что четыре года назад ему повезло больше. Каким-то образом его тогда не сняли на камеру, поэтому и не подняли шума, хотя охрана президента была в полном ступоре, когда он подошел к Клинтону и заговорил с ним. В суматохе ему удалось тогда как-то уйти.

– Его не видят те, которым он смотрит в глаза? – заинтересовалась Ева. – Это просто. Он сделал линзовую систему сбоя лучей преломления света и вставил ее в очки.

– Ева Николаевна, это просто сказка, вы не напрягайтесь, вы же теперь отдыхаете.

– А что он подарил Бушу?

– Пятак выпуска шестьдесят первого года. А вот что он сказал, не знает никто. Буш отшучивается, федеральное бюро разобрало на молекулы его очки, теперь изучает клетчатку глаз. Эх, пропал нелегал.

– Вы меня этим не купите, – погрозила Ева пальцем.

– Больше того, – расплылся в улыбке Кнур. – Я выпью только две турки и уйду.

– Чего это вы такой добрый сегодня?

– Я не добрый. Я уже с утра хожу по гостям. Сказки рассказываю.

Через шесть месяцев щенок по имени Волк вырос до таких размеров, что Ева решила хотя бы для себя выяснить, какую родословную может иметь этот здоровяк с наивными глазами прозрачно-желтого цвета.