37 девственников на заказ, стр. 57
Выражение негодования на лице женщины сменяется гневом. Она набирает воздуха, вытягивает губы!..
— Вот видите, — удовлетворенно кивает Кира. — Я слегка коснулся ваших губ пальцем и сразу же получил в ответ реакцию в виде демонстрации “хоботка”! Это очень показательно. Любой специалист сразу скажет, что подобная реакция…
— Да я набрала воздуха побольше, чтобы заорать: “Убивают!”
— Зачем? — снисходительно поинтересовался Кира. — Кто вас убивает? Вы только что вполне безопасно приземлились на пол вместе с люстрой после неудачного повешения, и, хотя коммоция налицо и вы чересчур возбуждены, проявление маниакальной подозрительности опять же…
— Что, черт бы вас побрал, вы все о коммоциях да о коммоциях?! — не выдержала Фло.
— Это слово означает сотрясение.
— А ментизм тогда зачем приплели?
— Это наплыв мыслей помимо желания субъекта, часто совершенно бесцельных.
Я только развела руками.
А я прикидываю, как бы мне быстренько обыскать эту малахольную и уйти от нее на расстояние нескольких световых лет.
— Если я вас возьму на руки и отнесу на кровать, вы же не воспримите это как посягательство…
— Только попробуйте! Думаете, у меня не осталось сил? Я вас так… как это сказать? Забыла… Я вас лабухну, нет…
— Не напрягайтесь, — ласково предлагает Кира. — Я еще говорил об амнестической афазии — это вроде того, что вы заговариваетесь или не можете правильно назвать знакомые предметы.
— А!.. Ладно. Помогите встать. Громко стеная, Фло кое-как становится на ноги, оглядывается и беспомощно замечает:
— Я действительно… Я совершенно забыла, о чем мы говорили перед тем, как вы начали меня обзывать научными терминами.
— О сейфе.
— О каком еще сейфе?
— От которого у вас был запасной ключ.
— Ключи украли вместе с чемоданом, слесарь на лестнице стал стаскивать с меня юбку, когда я решила повеситься, упала люстра, а муж ушел к виолончелистке!
“Господи, зачем я еще приплела сюда какую-то виолончелистку?!”
“Меня тошнит от звука виолончели, от вида голых женских коленок, от запаха подмышек — дезодорант, побежденный потом здоровой женщины, — если я не найду пакет с бумагами, меня убьют сегодня ночью в двадцать три сорок пять или, если мне захочется поиграть в прятки, — в любой другой день; на этой неделе, и в Москве это будет, в Париже или в Картахене, это будет совершенно равнозначно для виолончелистки и для меня с точки зрения ее и моего пребывания в Вечности… Почему она сказала “виолончелистка”? Она не могла знать, что образ смерти для меня — это женщина с виолончелью между ног — расставленные голые женские коленки, а между ними виолончельно вырезанный гроб; и смычок в сильной костлявой руке, как напильник…”
— Эй, очнитесь!
— Что?.. — дергается Кира. — О чем это мы?
— О сейфе, о слесаре, о люстре!
— Послушайте. — Кира вдруг стал на колени и неуклюже завалился набок, усаживаясь на полу. — У меня от вас ужасно болит голова, я вообще плохо переношу суицидников. Я пришел в эту квартиру, потому что мой пациент прыгнул с крыши и зацепился одеждой за железку, выступающую с вашего балкона. А у него были важные бумаги, понимаете? Я пришел посмотреть балкон, и вообще… А тут вы с люстрой. Помогите мне найти бумаги.
— А, я поняла! — радостно объявляет женщина. — Вам нужен сейф, потому что вы думаете, что в нем эти самые бумаги!
— Ничего вы не поняли. Не нужен мне сейф. Я устал, а про сейф спрашивал, чтобы узнать: вы меня дурачите или это действительно проявления шизофренического…
— Хватит меня обзывать!
— Извините.
Мы сидели рядом на полу и смотрели на осколки люстры.
“Осталось осмотреть сейф… Я не должен ее отпускать от себя”.
“Как бы напроситься к нему в гости?..”
— А не мог ваш сосед снизу приходить сюда? — пошел ва-банк Кира.
— Байрон? — удивилась Фло, отметив, как Кира вздрогнул при этом имени. — Да, они раньше работали с моим мужем, он часто приходил раньше. Потом спился потихоньку, стал стесняться.
— Извините за вопросы, я не просто так их задаю. Понимаете, я психиатр…
— Это соседка вызвала? Ей не понравилось, что я дралась со слесарем на лестнице, а потом полезла через балкон? — повысила голос Фло.
— Нет, меня никто не вызывал, я пришел к своему пациенту — как вы его назвали, Байрону, — а оказалось, что опоздал.
— Так это Байрон повис на моем балконе? Ох, бедный, несчастный человек!
— Не беспокойтесь — он жив пока, он в больнице…
— Несчастный Байрон. Когда же наконец ему удастся умереть?! — Фло закрыла глаза, потом вдруг вцепилась в рукав Киры и напряженно спросила: — Это заразно?
— Что? — опешил он.
— Эти ваши коммоции, ментизмы? Это все заразно?
— Ну что вы, это же отклонения в психике, а психика…
— А почему тогда у меня не получилось повеситься? Почему у меня тоже не стало получаться умереть? — перебила Фло. — Это наверняка заразно!
— Знаете что, — предложил Кира, — давайте поедем ко мне домой, вы успокоитесь, придете в себя. Я не могу оставить вас в таком состоянии. Почему вы закрыли балкон, когда вошли через него в квартиру, а входную дверь открыли настежь?
— Я…
“Представляю его лицо, если скажу, что следила за ним и слышала возню в квартире внизу, и его шаги по лестнице, и еле успела повиснуть на люстре!..”
Нервическое противостояние смерти и мамина пижама
— Вот видите — вы не знаете. А я знаю.
— Правда?
— Точно знаю. Вы открыли дверь в затаенном желании помощи. Это скрыто на подсознании, вы суицидник с нервическим противостоянием смерти. То есть вы, конечно, доводите свое состояние психики до крайности и кончать с жизнью идете с твердым намерением умереть, но подсознательно выбираете плохо закрепленные люстры, нижние этажи, понимаете? Покажите шею… Все ясно. Красная полоса только слева — вы еще и веревку удерживали определенным образом. Сколько раз вас муж спасал?
— Э-э-э… Три. Нет, четыре.
— После спасения обычно наступало примирение, так?
— Ну да, мы просили прощения друг у друга, плакали и все такое…
— Нет желания со всем этим покончить? — интересуется Кира и осторожно берет руку Фло в свою.
— В смысле — еще раз попробовать повеситься, но в другом, более надежном месте? — вздрогнула Фло.
— Нет. В смысле — выздороветь! Я могу вам помочь.
Он встает и помогает встать Фло.
— Когда муж возвращается? — интересуется Кира, помогая Фло надеть в коридоре пиджак.
— Не знаю. — Она подавлена и двигается, как сомнамбула. — На днях… Может, завтра…
— Вот мой паспорт, права, карточка медицинского страхования, а диплом посмотрите в квартире — он висит в рамочке на стене. Едем?
Я беру его руку в свою и трясу, глядя в глаза с восторгом и собачьей преданностью: — Называйте меня Фло…
В его лице ничего не изменилось — ни проблеска узнавания, ни желания узнать полное имя.
— Кира. — Он положил сверху наших рук свою и слегка пожал.
— Кира — это Кирилл?
— Нет. Кирьян. Кирьян Афанасьевич Ланский.
— А я — Фло, — повторяю уныло, пытаясь справиться с волнением — он назвал редкое имя и отчество моего Киры.
— Да, я понял.
— А можно по дороге заехать в аптеку? У меня месячные.
Дверь в квартиру захлопнула я.
На улице Кира осмотрел мои открытые лодочки на каблуках.
— Там было тепло, — пожала я плечами.
— Не хотите вернуться и взять что-нибудь из обуви посерьезней?
Поднимаю голову и смотрю на балкон.
— Ах, да, извините, я глупость сказал. У меня дома найдется пара маминых туфель, у нее тоже была маленькая ножка… Что вы так смотрите?
— Вы живете с мамой?!
— Нет, она умерла давно, просто некоторые ее вещи должны всегда оставаться на тех местах… ну, вы понимаете? — объясняет Кира, открывая дверцу “Рено”.
И через сорок минут я обхожу четырехкомнатные хоромы в доме с консьержкой.