Узники Тауэра, стр. 27

Если проследить за шествием Елизаветы по извилистой дороге ее обманов и интриг, то сознание ее величия почти растворяется в чувстве презрения. За ней можно признать только одну добродетель – настойчивость в исполнении своих планов. «У меня сердце короля!» – воскликнула она однажды, и это была правда. Женская пугливость и податливость никогда не завладевали ею всецело и надолго. Дипломаты, бранившие ее за увертки и хитрости, казавшиеся им следствием женского непостоянства, в следующую минуту проклинали ее упорство и безоглядность, с которыми она шла к намеченной цели. «В этой женщине сидит сто тысяч дьяволов!» – писал о ней посланник Филиппа II.

Подданным Елизаветы, которые ничего не знали о ее тайных подсиживаниях и нечистоплотных интригах, она представлялась воплощением непоколебимой решительности. Храбрецы и отпетые висельники, бороздившие моря в поисках золотых караванов Испании и топившие «Непобедимую армаду», ни на минуту не усомнились, что лавры отваги и мужества принадлежат их королеве.

Свекровь Марии Стюарт

На протяжении многих лет главным политическим противником для Елизаветы была Мария Стюарт. Эта шотландская принцесса воспитывалась при французском дворе и вышла замуж за французского принца. В августе 1561 года она юной вдовой высадилась в Лейте, чтобы унаследовать шотландскую корону. Как ни молода в то время была Мария – ей было всего девятнадцать лет, – по своим умственным способностям она стояла отнюдь не ниже Елизаветы, а горячностью и страстностью своего характера намного превосходила ее. Вообще вся она являлась как бы зримым воплощением сладострастности французского Возрождения. Целые дни она проводила в постели, которую покидала только вечером для танцев и музыки. Вместе с тем эта неженка обладала несокрушимым здоровьем – после одного поражения она проскакала верхом девяносто миль, останавливаясь только для смены лошадей. Мария любила опасность, приключения и звон оружия. Во время одного похода ее солдаты слышали, как она изъявляла желание быть мужчиной, «чтобы испытать жизнь воина, быть всю ночь в поле или бродить по лесам и болотам в кольчуге и шлеме, с глазговским щитом и широким мечом в руках». Но в рабочем кабинете она становилась таким же холодным и расчетливым политиком, как Елизавета, в то время как ее планы были гораздо шире и смелее, нежели замыслы ее английской соперницы. «Вся политика умнейших и самых практических голов во Франции, вся хитрость, фальшь и обманы самых лукавых людей Шотландии сосредоточились в голове этой женщины, и всех их она легко проведет», – писал английский посланник в Эдинбурге. Красота и грация Марии, великодушие ее характера и горячность чувств, веселость, мужественность и одновременно женская игривость ее натуры чаровали и друзей и врагов. Даже Ноксу, самому суровому из шотландских пуритан, она казалась «замечательной женщиной».

На шотландском престоле Мария была одинока. Будучи ревностной католичкой, она ради политического выживания вынуждена была приблизить к себе и опереться на протестантского лорда Джемса Стюарта, которого сделала графом Мюрреем. Вместе с тем она настаивала на признании ее прав на английский престол и вынашивала планы возвращения Англии и Шотландии в лоно католической церкви.

Переезд Марии из Парижа в Эдинбург нарушил религиозную политику Елизаветы, так как с ее возвращением ожили надежды католиков и возникла новая угроза единству Англии. Со всех сторон незамужняя и бездетная Елизавета слышала требования признать Марию законной наследницей английского престола. Вопрос о престолонаследии стал для Елизаветы вопросом жизни и смерти: любое решение гарантировало ей ненависть либо католиков, либо протестантов.

Ничто так ясно и полно не доказало политических способностей Елизаветы, как то терпение и упорство, с которыми она вела эту шестилетнюю игру. И все же лживость и изворотливость Елизаветы были пустяками по сравнению с холодным коварством ее девятнадцатилетней соперницы. И потому те узники, которые попали в Тауэр в период противостояния двух королев, были скорее жертвами Марии Стюарт, нежели Елизаветы.

Обитательницей Тауэра в эти годы стала принцесса Маргарита Дуглас, графиня Леннокс, кузина английской королевы.

Ее жизнь делится на две половины: первая часть закончилась бракосочетанием с графом Ленноксом, вторая началась с возведения ее сына, лорда Дарнлея, на шотландский престол, а закончилась его убийством и заточением самой графини в Тауэр.

Маргарита жила в доме своих родственников до самого рождения Елизаветы, когда Генрих VIII призвал ее ко двору в качестве первой фрейлины юной принцессы. В то время ей было восемнадцать лет, и она легко влюбилась в молодого Томаса Говарда, родственника Анны Болейн. Королева поощряла это чувство молоденькой фрейлины, и Маргарита не долго думая дала согласие на брак. За этот необдуманный шаг Томас Говард поплатился свободой и жизнью. Его возлюбленная была слишком близка к королевской семье, чтобы можно было безнаказанно просить ее руки без согласия короля. Генрих VIII опасался за свой престол: у него не было сыновей, а обеих дочерей, как мы помним, он объявил незаконнорожденными. Между тем Маргарита имела права на шотландский престол и, следовательно, могла претендовать на английский. Так что брак с ней был делом государственной важности.

Как только Генрих VIII узнал о помолвке, он приказал схватить молодого Говарда. С женихом не церемонились и приговорили к вечному заточению. Он медленно угас в Тауэре. Маргариту сослали под надзор в Сайонский монастырь на Темзе. Инструкция предписывала аббатисе обращаться с ней не как с королевской племянницей, а как с узницей.

Несмотря на ограничения монастырской жизни, со временем она приобрела поклонника в лице другого Говарда, лорда Чарльза. Правда, наученная горьким опытом, Маргарита на этот раз ограничилась поцелуями и не дала никаких обещаний. А короля Генриха все это время мучил вопрос: как сделать, чтобы двадцатилетняя девушка не влюблялась в кого попало? Король бился над ним десять лет и, наконец, решил, что есть только один способ – женитьба. Тридцатилетнюю Маргариту выдали замуж за ее родственника Мэтью, четвертого графа Леннокса. Она родила мужу двоих сыновей, которые были признаны принцами крови и воспитывались при дворе.

Мария Тюдор с удовольствием признала бы леди Леннокс наследницей вместо Елизаветы, если бы это позволили ей сделать Филипп II и парламент. Сама же Елизавета не была дружна со своей фрейлиной не только по причинам политического порядка. Говорили, будто Маргарита обидела ее еще в то время, когда Елизавета была ребенком, и при вступлении на престол королева не забыла этого. Кроме того, Маргарита была католичкой, и ее поддерживала сильная партия при дворе. Старший сын леди Леннокс, лорд Дарнлей, с самого его рождения был предметом надежд целой армии католических фанатиков. Хотя дом Ленноксов и признал англиканское богослужение, не являлось секретом, что его симпатии на стороне католиков. «Если бы с королевой случилось какое-нибудь несчастье, – писал испанский посол в 1560 году, – католики выбрали бы королем лорда Дарнлея».

С самого начала царствования Елизаветы Маргарита строила планы ее свержения. Она предлагала Филиппу II предоставить ей и лорду Дарнлею убежище в Испанских Нидерландах; она мечтала о короне для сына, и ее муж, лорд Леннокс, разделял ее мечты. В конце концов, в головах супругов родился план объединить собственные притязания с притязаниями Марии Стюарт путем женитьбы лорда Дарнлея на шотландской королеве. В этом случае лорд Дарнлей после смерти Елизаветы сделался бы законным наследником английского престола.

Получить согласие Марии Стюарт было нелегко, так как она питала надежды на более выгодный брак – с доном Карлосом, сыном Филиппа II, или с молодым французским королем Карлом IX. И только после провала этих намерений шотландская красавица обратила свой взор на Дарнлея. Согласиться на этот брак ее уговорил Дэвид Риццио, молодой пьемонтец, пользовавшийся в это время ее особым расположением. Он не знал, что подписывает себе этим смертный приговор.