Скобелев, или Есть только миг…, стр. 77

2

На Кавказе Скобелева встретили не столько торжественно, сколько восторженно. Недавно закончившаяся русско-турецкая война шла здесь на своём, особом театре военных действий, вдали от Болгарии, а потому и не вызывала зависти к успехам и славе Белого генерала. Здесь его победы воспринимались генералами, как образцы военного искусства, а его личная отвага служила примером для офицеров, что и нашло своеобразное отражение в преподнесённых ему подарках. Генералы одарили Михаила Дмитриевича великолепным арабским скакуном безупречно белой масти, а офицеры вручили белоснежную бурку и дорогое оружие работы непревзойдённых кавказских мастеров.

Восторги, встречи и приёмы не помешали, однако, Скобелеву мягко, но весьма настойчиво вести свою линию. Правда, дополнительных войск он не добился, но зато получил разрешение брать со складов любые орудия, списанные после окончания войны за истечением срока службы. И он брал все, что ещё могло стрелять без риска для самих стреляющих.

К тому времени Степан Осипович Макаров уже принял под своё командование Каспийскую флотилию. Совершив несколько демаршей к персидским берегам, он без единого выстрела внушил всем персидским капитанам такое уважение, что их суда более не рисковали приближаться к линиям российских морских перевозок и на пушечный выстрел.

– Прекрасно, Степан Осипович, – сказал Скобелев, посетив флагманский корабль. – Теперь – продовольствие для войск, а за ним – и сами войска.

– А вас когда, Михаил Дмитриевич?

– А меня – первым. Утром девятого мая.

– Вынужден доставить в Чикишляр, – сказал Степан Осипович. – В порту Михайловском чересчур мелок фарватер. Я отдал распоряжение углубить его, но работы ещё не завершены.

– Чикишляр так Чикишляр, – улыбнулся Скобелев. – А с углублением фарватера надо поторопиться.

– К июню все работы будут закончены.

На рассвете 9-го мая Михаил Дмитриевич вступил на борт флагмана Каспийской флотилии. Его сопровождал Баранов, инженеры-путейцы и подаренный генералами белый жеребец. Каспий пересекли вполне благополучно, капитан Макаров уже сбросил обороты, подводя пароход к Чикишлярскому причалу, когда вдруг Скобелев приказал остановить судно.

– Стоп машина! – распорядился Степан Осипович, после чего с некоторым удивлением посмотрел на озабоченного генерала. – Что-нибудь не так, Михаил Дмитриевич?

– Все так, все так, Степан Осипович, – сказал Скобелев. – Моего жеребца – за борт!

– Зачем, ваше превосходительство? – удивился Макаров. – А если, не дай Бог, до берега не доплывёт?

– Вот я и погляжу, доплывёт он или не доплывёт…

Оказавшись в воде, аргамак рассерженно заржал, но не испугался, а довольно решительно направился к берегу. Скобелев напряжённо следил за ним, и все на корабле примолкли, уже не отрывая глаз от недовольного, но решительного жеребца. И облегчённо вздохнули, когда белоснежная лошадь вышла на азиатский берег.

– Фф-у!.. – с облегчением выдохнул Михаил Дмитриевич и неожиданно улыбнулся. – Загадал я, Степан Осипович. Коли с конём ничего не случится, то и со мной – тоже. Он быстро доплыл, стало быть, и я Геок-Тепе быстро возьму и текинцев разгромлю наголову.

– Вы верите в приметы?

– Со всей искренностью, капитан!..

Пароход ошвартовался у пристани, на которой Скобелева ждали несколько старших офицеров и в их числе – полковник Гродеков. За ними стояло множество любопытствующих, которых сдерживали солдаты и матросы береговой службы. Спускаясь по трапу, Михаил Дмитриевич всмотрелся в толпу, обернулся к Баранову:

– Видишь среди встречающих господина в цивильном костюме и круглой шляпе? Без шума проведи его туда же, где я буду, но спрячь, пока не скажу.

Полковник Гродеков представился Скобелеву уже как начальник его штаба, поскольку Михаил Дмитриевич уведомил Николая Ивановича об этом назначении депешей ещё из Петербурга. Познакомил генерала со встречающими его офицерами, спросил:

– Когда прикажете доложить обстановку?

– Немедленно.

– Тогда прошу во временное помещение штаба. Карета ждёт, ваше превосходительство.

Скобелев оглянулся:

– А где мой аргамак?

Пожилой казак, которого Михаил Дмитриевич приглядел ещё на Кавказе и взял к себе ординарцем, подвёл уже осёдланного, обсохшего и успокоившегося белого жеребца. Придержал стремя:

– Вот и на чужбинушке мы, стало быть. С Богом, ваше превосходительство!

– Спасибо, братец.

Полковник Гродеков заранее приказал освободить здание портовых властей, выставил охрану, подготовил необходимые карты и документы. Сюда-то он и привёл Скобелева для первого официального разговора без свидетелей.

Доклад его был краток, точен и при этом на редкость обстоятелен. Состояние своих весьма незначительных сил, количество продовольствия и транспорта, сведения о противнике, добытые офицерскими рекогносцировками и постоянным наблюдением.

– Текинцы располагают тридцатью пятью, от силы – сорока тысячами всадников. Кроме этого, у них до пяти тысяч пехоты и две батареи трехорудийного состава. Все эти шесть орудий расположены в крепости Геок-Тепе.

– Из кого же они набрали артиллерийскую прислугу? – удивлённо спросил Скобелев.

– Точных сведений нет, Михаил Дмитриевич. Если полагаете необходимым узнать…

– Ну, с этим ещё время терпит, Николай Иванович, – сказал Скобелев. – Помощь с Кавказа начнёт поступать в наше распоряжение к осени, не ранее. В первую голову я распорядился о переброске продовольствия, боевых запасов и оборудования для поэтапного строительства железной дороги.

– Первый этап, я полагаю, уже намечен?

– Красноводск – Кизыл-Арват. Для обеспечения безопасности работ нам следует занять вершины треугольника Красноводск – Кизыл-Арват – Чикишляр.

– Я уже занял эти узловые точки, – улыбнулся Гродеков. – Но когда сил мало, наш брат-русак зовёт на помощь отвагу. Иного выхода у нас пока нет, Михаил Дмитриевич.

– Отвага – не такой уж плохой выход, Николай Иванович, – серьёзно сказал Скобелев. – А особенно здесь, в Средней Азии, где удар по воображению противника зачастую решает дело. Имея это в виду, я и выпросил списанные орудия с кавказских армейских складов. Четырех и девятифунтовых и зарядов к ним. О том, что они давно утратили прицельную точность, сохранив лишь устрашающий грохот, не следует никому знать, но батарейцев к этому хламу надо готовить буквально с завтрашнего дня.

– Будет исполнено, Михаил Дмитриевич. – Гродеков подумал. – Кстати, относительно роли воображения. О вашем приезде текинцы узнают уже завтра. Учитывая это, полагаю целесообразным неожиданно для противника атаковать и захватить Ходжа-Кала по прямому пути на Геок-Тепе.

– Очень хорошая мысль, – одобрил Скобелев. – Готовьте отряд немедля. И если у вас более нет вопросов, скажите Баранову, что я жду известного ему человека.

3

– Здравствуйте, дорогой Михаил Дмитриевич, – тихо сказал Млынов, шагнув в комнату и плотно прикрыв за собою дверь.

Скобелев порывисто обнял его:

– Здравствуй, друг мой, здравствуй, русский купец. Ну, каковы успехи?

– Четыре с половиной тысячи верблюдов ожидают под Красноводском.

– Мало.

– Обещают ещё. Я виделся с Тыкма-сердаром и с той поры поддерживаю с ним постоянную связь.

– Вот как? – оживился Скобелев. – Кому же сегодня служит этот корсар пустыни?

– Сегодня – текинцам, но его мечта служить вам, Михаил Дмитриевич.

– Предлагаешь опять ему поверить? Знаешь, единожды предавший входит во вкус.

– Его очень обидели текинцы, Михаил Дмитриевич. Кроме того, он поклялся на Коране, что спасёт увязавшихся за ним женщин и детей. А это – много кибиток.

Млынов подробно рассказал о встрече в пастушьей хижине. А заодно и о голоде среди туркмен и маленькой девочке, которую он вынужден был купить.

– Её зовут Кенжегюль.

– Кенжегюль, – повторил почему-то Скобелев. – Запоминающееся имя, хотя и весьма странное. Куда ты её определил?