Скобелев, или Есть только миг…, стр. 76

Он запутался, замолчал.

– Не скрывай, Миша, не надо, – вздохнула Ольга Николаевна. – Мне все рассказала Зинаида.

– Она глупа, эта великосветская сплетница! – резко сказал Михаил Дмитриевич.

– Может быть, но все же, что ты имел в виду, сказав эти страшные слова?

– Ничего, матушка, поверь мне, ровно ничего, – Скобелев уже взял себя в руки, говорил почти спокойно и даже пытался улыбаться. – Я просто хотел прервать их глупую женскую болтовню.

– Ох, Мишенька, Мишенька, – горько вздохнула Ольга Николаевна. – У тебя очень много недоброжелателей, я знаю это. Ты стал национальным героем болгарского народа, а такое не прощается никому. Особенно у нас, в очень завистливой России.

– Я сделал куда меньше, чем мог бы сделать, если бы мне не мешали изо всех сил.

Он сказал это только потому, что с детства привык жаловаться матушке. Покойный отец сурово и упорно воспитывал в единственном сыне прежде всего солдата, а мать просто любила. Как могла и умела. Но она многое могла и многое умела.

– Это знают в России, в Болгарии, в Турции, да и во всей Европе, сын. Ты похож на своего безрукого деда Ивана Никитича, геройство которого привело в восхищение императора Александра Павловича. Бывают времена, когда талантами искренне восхищаются, а бывают, когда им столь же искренне и завидуют. Как времена, когда собирают камни, сменяются временами, когда разбрасывают их. И мне порою кажется, что Россия подошла к порогу, за которым наступят иные времена. Времена разбрасывания камней.

– Но Болгария их собирает.

– Болгария собирает! – Ольга Николаевна впервые чуть улыбнулась, но тут же убрала улыбку и вздохнула. – И этого, Мишенька, многие в России тоже не могут тебе простить.

– Простят, – вдруг очень уверенно сказал Скобелев. – Я разгромлю текинцев быстро и с минимальными потерями. Ты это очень скоро увидишь, и мы порадуемся вместе.

– Обещай мне, что ты больше не станешь надевать в сражения белую форму, – робко попросила она, помолчав.

– Увы, матушка, но это невозможно.

– Но почему же, почему? Ты, как магнит, притягиваешь к себе пули.

– История – самый величественный и самый священный гимн народа. В него нельзя вламываться с топором.

– Боже мой, как я боюсь за тебя, Мишенька, как боюсь… – Ольга Николаевна прижала к глазам скомканный, промокший от слез платочек. – Я тоже страшно одинока сейчас. Ты опять отправишься на войну под пули и картечь, дочери живут своими семьями и своими интересами, а Дмитрий Иванович… – Она подавила вздох. – Нету у нас более Дмитрия Ивановича, нету. Побереги себя, сын, умоляю тебя.

– Я родился в Петропавловской крепости, маменька, – улыбнулся Михаил Дмитриевич. – А это значит, что по всем народным приметам мне обеспечена долгая и счастливая жизнь…

Глава четвёртая

1

Незадолго до отъезда в Туркестан Михаил Дмитриевич ещё раз посетил Санкт-Петербург. Особых служебных дел у него не было, все приказы и повеления были подписаны, чемоданы уложены, и, казалось, следовало уже садиться в поезд. Но Скобелев все же решил навестить своего прежнего преподавателя, некогда профессора Академии Генерального штаба, а ныне управляющего делами Военно-Учебного комитета генерала от инфантерии Николая Николаевича Обручева [61].

Михаил Дмитриевич относился к генералу Обручеву с огромным уважением не только потому, что слушал в Академии его блестящие лекции по общей стратегии и военной географии. Скобелев прекрасно знал, что в основе смелых и чрезвычайно активных боевых действий русских войск в последней войне с Турцией – стремительный бросок кавалерийских групп за горный хребет Стара Планина по расходящимся направлениям – лежал стратегический замысел генерала от инфантерии Николая Николаевича Обручева. Об этом не любили вспоминать ни главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, ни тем паче его начальник штаба генерал Непокойчицкий, но оба старательно придерживались именно этого плана. И Михаил Дмитриевич решил посоветоваться со своим старым учителем перед тем, как окончательно утвердиться в собственном замысле предстоящей ему очередной войны.

– Я выпросил у топографов схему района вашей предстоящей деятельности, Михаил Дмитриевич, – сказал генерал Обручев, расстилая на столе выполненный от руки план местности. – Обратите внимание на треугольник Красноводск – Чикишляр – Кизыл-Арват. Мне кажется стратегически чрезвычайно важным занять и прочно удерживать вершины этого треугольника. Это свяжет действия конных отрядов противника и обеспечит вам надёжный тыл.

– Сил до обидного мало, Николай Николаевич, – вздохнул Скобелев. – А успех возможен лишь в результате полного фактического доверия.

– Надеются на ваш дерзкий талант, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся Обручев. – Правда, у нас любой талант ценится дешевле любой заштатной батареи.

– Но нельзя же ставить начальника в положение, затрудняющее развитие всех его способностей.

– А вы возместите явную нехватку людского состава устаревшей артиллерией, – неожиданно предложил Николай Николаевич. – Той, которая уже списана и без дела валяется на кавказских складах. Вам с радостью тотчас же её и отдадут, поскольку в боевых частях она более не числится.

– Не числится, потому что прицельно более не стреляет, – с неудовольствием отметил Скобелев.

– Но текинцы-то об этом не знают! – с улыбкой сказал Обручев. – А грохоту да дыму будет предостаточно.

– Что верно, то верно, – рассмеялся Михаил Дмитриевич. – И кони их к грохоту не особо приучены.

– Да и всадники тоже. Не говорите об этом никому, кроме вашего начальника штаба. Полагаю, что им вновь окажется ваш друг полковник Куропаткин?

– Мой друг взмолился о командной должности, и я ему её необдуманно пообещал, – вздохнул Скобелев. – Может быть, вы порекомендуете мне толкового офицера на эту вакансию, Николай Николаевич? Кого-либо из ваших бывших учеников, умеющего без кряхтенья вставать в четыре часа утра.

– Присмотритесь к полковнику Гродекову, – подумав, сказал генерал Обручев. – Он дотошно готовит операции и весьма пунктуален в их исполнении.

– Вы имеете в виду Николая Ивановича? – обрадованно спросил Скобелев. – Господи, как же я умудрился забыть о нем, мы же отлично знаем друг друга! Примите мою сердечную благодарность за своевременную подсказку, Николай Николаевич, о лучшем начальнике штаба я и мечтать не смел.

– Ну, если и этот вопрос решён, то прошу к столу. Отужинаем, чем Бог послал.

Отужинали с добрым вином и приятными разговорами. Хозяин с искренней заинтересованностью расспрашивал Скобелева о зимнем переходе через Балканский хребет, разгроме Весселя-паши и последовавшем за этим стремительным броском на юг.

– Манёвр, – несколько раз повторил он, для вящей убедительности поднимая указательный палец. – Стремительные рейды без оглядки на фланги и без страха перед возможным окружением куда эффективнее, нежели медлительный натиск пехоты. Уверяю вас, именно эта тактика станет доминировать в войнах грядущего двадцатого века. К сожалению, косность стратегического мышления – хроническая болезнь русского генералитета.

– Полностью согласен с вами, дорогой мой учитель. Хлебнул я лиха от этой болезни.

Учитель и ученик понимали друг друга с полуслова, и Скобелев впервые за много дней почувствовал спокойную уверенность как в своей правоте, так и в своей непобедимости. С таким вновь воскресшим чувством можно и нужно было спешить на Закаспийский театр военных действий…

Через неделю, 31 марта 1880 года Михаил Дмитриевич вместе с Барановым выехал на Кавказ.