Князь Ярослав и его сыновья, стр. 41

Вести из Пскова пришли, когда никто, кроме самого князя, в них уже не верил: в ночь перед Рождеством. Армия Невского Рождество отмечать не собиралась не только потому, что в ней не было священников, а потому, что сам состав её на две трети был языческим. Завет Христа «Не убий» в те времена понимался буквально и никак не сочетался с основной задачей профессионального дружинника. Но Рождество Христово совпадало с днём солнцеворота, древнейшим языческим праздником славян, и к нему — готовились. И мяса раздобыли, и хмельное князь разрешил. Правда, только пиво, но и тому были рады.

— Из Пскова монашек пришёл! — взволнованно прошептал на ухо Яков, ворвавшись в шатёр Невского. — От Белого известия.

«Белым» они условились именовать Урхо. Поэтому князь без всяких расспросов накинул шубу и вышел вслед за Полочанином.

Монашек в драной рясе был тощ, молод и мал. Присев на корточки, он грел у костра захолодевшие руки, но тут же встал и низко поклонился, когда вошли Александр и Яков.

— Не вскакивай, грейся, — сказал Невский. — И говори, с чем пришёл да кто послал.

— Послал человек сажённого росту, — как-то особо подчёркнуто ответил монашек, послушно присев у костра. — Велено передать только самому князю Александру Ярославичу Невскому.

— Я — Невский.

Монашек внимательно посмотрел на Якова Полочанина, которого, видимо, ему описали точно. Яков кивнул, и только после этого посланец Урхо начал говорить то, что ему было велено.

— С нужными людьми встретился. С воротниками главных ворот договорился. Торговый человек попался с оружием, претерпел все пытки, ничего не сказал и был мученически распят, упокой, Господи, душу его…

Монашек встал, торжественно перекрестился и отдал поклон на восход. Князь и Полочанин перекрестились тоже.

— О семье узнай, — буркнул Александр Якову. — Продолжай.

— Оружие понемногу достают сами. Стражу перережут и ворота откроют, когда ты повелишь.

— В Рождество не успеем. — Невский задумался. — Какие ещё праздники отмечают рыцари?

— Праздник Обрезания Господня.

— На какое число приходится?

— На шестое января.

— Вот в этот день пусть и открывают. Как только мои трубы услышат. Вели накормить его, Яков. Горячего, горячего дай.

— Благодарствую, — монашек поклонился. — Прозяб я сильно. А путь неблизкий, во тьме проскользнуть надобно.

— Как ты из Пскова выбрался?

— Протоиерей отец Арсений добрый совет дал. Миро, дескать, у нас кончилось, а как без него богослужение творить? Иуду проклятого Твердилу Иванковича пришлось о помощи просить. Уговорил он фогта меня, хилого раба Божия, за миром послать.

— А коли на возврате миро показать потребуют? — спросил Яков.

— Так ведь оно у меня с собой, — робко улыбнулся монашек. — Отмолю пред Господом грех сей. Может, отпустит мне его.

— Отпустит. — Невский вдруг шагнул к монашку, обнял его, поцеловал в лоб. — Ступай с миром.

А вернувшись в свой шатёр, сказал Савке:

— Скажешь Гавриле, чтоб немедля гонца к Яруну в Новгород слал. Пора ополчение к Пскову подтягивать.

В ночь на 6 января Невский выдвинул все три дружины к самому Пскову. Взяв на себя центральные ворота, приказал остальным оцепить крепость, а как только ливонцы откроют ворота для бегства, врываться в город и бить врага нещадно, пока оружие не бросит и наземь не ляжет.

— Трубить мои трубы будут, поэтому свои оставьте, чтоб ошибки не вышло.

Рёв княжеских труб застал рыцарей на заутрене в соборе, превращённом ими из православного в католический. Пока ливонцы соображали, пока выбегали из собора да искали своих оруженосцев с лошадьми, Невский уже ворвался в город через распахнутые ворота, и для рыцарей начался воистину ад кромешный. Город был враждебным, узкие улочки его вели неведомо куда, и на каждой улице, в каждом переулке ливонцев ожидали засады, завалы, внезапные нападения псковичей, а то и просто жерди, вовремя просунутые сквозь забор под ноги рыцарских коней.

Удар был внезапным, стремительным и беспощадным. Семь десятков отборных ливонских рыцарей пали в битвах на узких улочках, множество ратников и кнехтов из чуди и вожан. Победители встретились с ликующим народом на вечевой площади в звоне колоколов и восторженных криках псковичей.

А Невский задержался, высматривая с седла кого-то среди толп ликующего народа. И, увидев сажённую белоголовую фигуру, махнул рукой и спешился.

— Прими мой поклон, богатырь, и вечную благодарность. — Он трижды расцеловался с Урхо. — Цепь ты заслужил, а чтоб ждать её веселее было… — Он с трудом сорвал с пальца отцовский перстень и попытался было надеть его на палец Урхо, но перстень никак не влезал.

— Не трудись, Ярославич, я его на груди носить буду.

И два богатыря расхохотались столь оглушительно, что вдруг притихла даже шумная вечевая площадь. И взревела ещё оглушительнее, когда князь Александр Ярославич поднялся на паперть собора.

— С победой вас, соратники мои! — Трубный его голос перекрыл шум, все затихли. — Псков свободен, и вы, псковичи, свободны отныне и навсегда!

Вновь ликующе взревела площадь. Невский поднял руку, и шум сразу стих.

— Пленных рыцарей беру с собой — новгородцам показать. А добыча — вам. Отощали вы за время ливонского господства. Пленных фогтов вам отдаю. Сами решайте, что с ними делать.

— На виселицу их!.. — дружно ответила площадь.

— Значит, так тому и быть. Но погодите, успеете ещё повесить.

Князь повернулся к стоящему на коленях Твердиле Иванковичу. За ним услужливые псковичи поставили и его семью. Жену, двух дочерей и сына. Невский долго смотрел на них, а народ ждал затаив дыхание.

— С сыном изменника вопрос ясен: дурное семя щадить нечего. А женщины в чем провинились? Отпусти их, Псков. Будь великодушным в первый день своей свободы.

Женщинам тут же развязали руки. Но не позволили матери проститься с сыном и мужем, и все трое ушли, рыдая навзрыд. А площадь продолжала молчать, выжидающе глядя на князя.

— Что вы на меня уставились? — тихо спросил Александр и неожиданно рявкнул во всю мощь: — Сами решайте, псковичи!..

Площадь загудела, народ бросился на предателя и его сына, и слабые крики их утонули в мстительном рёве. Невский обошёл бушующую толпу, сел на коня, которого держал Савка, но с места сразу не тронулся.

— Может, зря я их на мучения отдал? — вздохнул он.

— Нет, не зря, Ярославич, — сурово отрезал всегда улыбчивый Савка. — Их не за Псков так казнят. Их за всю Русь в землю сейчас вбивают!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Гонец, посланный в Новгород за ополчением, нашёл там одного расстроенного Яруна.

— Чогдара Батый к себе вызвал. А лучники его у меня в ополчении. Немного их, правда, придирчив мой побратим, зато стреляют отменно.

И без промедления повёл кое-как вооружённое холопское ополчение к Пскову. Под руку князя Александра.

А в день, когда был взят Псков, на дружинном победном пиру Невский появился вместе с Урхо. На чудине было княжеское полукафтанье, поскольку никакое иное влезть на него не могло.

— Вот вам, дружина моя, новый боевой товарищ. Все вы его знаете, и всем вам ведома и сила его, и отвага, и верность, и то ведомо, что именно ему мы обязаны тем, что взяли Псков малой кровью. А потому и поднимем первый кубок за его здравие.

Кубков было много, радостного шума и общего веселья тоже, но где-то между пятым и седьмым кубком Гаврила Олексич, запечалившись вдруг, сказал сидевшему рядом князю:

— Отпусти ты меня в Новгород, Ярославич. Не задержусь: туда — обратно да сутки в Новгороде.

— Случилось что?

— Зазноба у меня там, — вздохнул Олексич. — Зазноба там, а заноза — здесь. — И гулко ударил себя кулаком в грудь.

Невский усмехнулся:

— Хорошо, что сердца слушаешься. Поезжай, Олексич… Да, пошли кого-нибудь из дружинников порасторопнее к князю Андрею. Пусть ко мне поспешает. Ливонцев отбросили, но главная битва ещё впереди.