Князь Ярослав и его сыновья, стр. 30

— Если врагам есть вокруг какого вождя объединяться, значит, надо искать тех, кто объединяться не хочет, — сказал Субедей-багатур, помолчав, как всегда. — Говорили мне, будто есть такая земля на реке Буг. Жители её не доверяют цепким рукам князя Галицкого.

— У нас тоже цепкие руки, учитель. И об этом известно всем. Почему недруги Галицкого непременно станут нашими друзьями?

— Надо заплатить подороже.

— Поясни свою мысль.

— Мы пошлём к ним не войска, а послов. Послы должны от твоего имени, хан Бату, обещать, что мы обойдём их земли и не заставим их воинов сражаться в наших войсках.

— Договор — это весы, — сказал Бату. — А я пока вижу свою перегруженную чашу. Это подкуп, а не договор.

— Нагрузим их чашу пшеницей и просом в качестве платы за нашу милость. Кроме того, это поможет нам в снабжении армии.

Посольство было послано немедленно и вскоре действительно обнаружило вольную землю, которая называлась землёй Болоховской. Их князья были независимы, очень дорожили этим, больше опасались воинственного Даниила Галицкого, а потому согласились на все условия, предложенные татарским посольством.

Но князю Галицкому и в голову не пришло объединяться с кем бы то ни было перед татарским нашествием. Он просто оставил все свои земли и укрылся в Венгрии, бросив Южную Русь под копыта татарских коней. Видно, опять заныла рана от татарского копья, полученная им ещё на реке Калке.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

По первому снегу пришёл из Смоленской земли, не тронутой татарскими нашествиями, богатый обоз во Владимир. А Негой явился к великому князю, опередив свой обоз почти на сутки.

— Что везёшь? — спросил Ярослав, прекрасно поняв, что верный и весьма осмотрительный торговый гость не зря явился в одиночестве.

— Не гневайся, великий князь, новости невесёлые, — приглушённо сказал Негой, хотя беседа их, как всегда, протекала с глазу на глаз. — Не успел сын твой князь Александр покинуть Новгорода, как зашевелились в Ливонии. Узнал об этом от верных людей, сам поехал в Псков и еле ноги унёс.

— Псковичи выгнали, что ли?

— Ливонцы при мне Копорье взяли и к Изборску подошли. В Пскове свара великая, боярство народ мутит, город сдать хочет.

— Пскова им на копьё не взять, Негой.

— А зачем копьё, если ворота распахнуты, великий князь? Потому-то и спорят, и за дреколье хватаются. Больше всех там Твердило мутит, у него весь торговый оборот с Западом связан. Говорил я с ним, знакомцы все-таки. О Руси поведал, о злом бедствии татарском, а у него — один ответ: большая калита копья ломает. И прямо сказал, чтобы я ноги уносил, пока цел.

Такие же известия получил и Ярун в Переяславле-Залесском от Миши Прушанина. Миша прямо писал, что Псков сдадут раньше, чем его береста дойдёт до князя Невского. Озабоченный советник хотел было показать послание Александру, но, хорошенько подумав, решил пока обождать. Ярославич ещё не остыл от обиды, сгоряча мог и отказать в помощи, а князья слова свои брать назад не любили.

Грозные новости накатывались волнами, приходили одна за другой. Через день после отъезда Негоя — он у великого князя никогда не задерживался, осторожен был — к Ярославу прибыло важное и весьма представительное посольство во главе с владыкой Спиридоном, несколькими разумными боярами да Мишей Прушанином. Новгородская знать недолюбливала его за буйный нрав, но в данном случае учла особое расположение Невского к проверенному боевому соратнику.

— Немцы во Пскове, великий князь, — с горечью сказал владыка. — Отряды их уж в тридцати верстах от Новгорода жителей грабят, обозы перехватывают, а где и селения жгут. Дай Александра Ярославича.

— У моего сына — своя голова, — весьма сухо ответил Ярослав. — Если без князя невмоготу, берите Андрея.

— Нет, великий князь, без Невского Новгороду не обойтись.

— Кого Новгород обидел, тому пусть и кланяется.

— На колени встану! — чуть не со слезами выкрикнул Миша. — Ни перед кем ещё не вставал, а перед ним — встану.

— И я встану, — сказал новгородский воевода Домаш Твердиславич.

— В Переяславле сейчас Александр. Отдохните и поезжайте к нему. Как решит, так тому и быть.

— Некогда нам отдыхать, — угрюмо сказал Домаш. — Вели только коней заменить.

— Коней вам заменят. Перекусите с дороги — и с Богом.

— Напиши слово своё отцовское, великий князь, — попросил владыка Спиридон. — Сын чтит тебя.

— Напишу. Чогдар передаст.

Гостей кормили на скорую руку, не до пиров было. Пока они наспех закусывали, Ярослав написал несколько слов, вручил свиток уже готовому к отъезду Чогдару:

— Сделайте с Яруном все, чтобы Александр вернулся в Новгород. Скажешь, что я дам ему свою дружину. Её приведёт Андрей.

Чогдар молча поклонился. А посольству сказал:

— Говорить с князем Александром Невским будете, когда он вас позовёт.

Великий князь дал запасных лошадей. Поспешали, как только могли, спали в санях да в сёдлах, наспех меняли коней. За два поприща до Переяславля Чогдар сказал владыке:

— Я поскачу вперёд, святой отец.

— С Богом, сын мой.

Нахлёстывая коня, Чогдар помчался в город. А прибыв в Переяславль, первым делом разыскал Яруна.

— Немцы в Пскове. За мной — послы из Новгорода.

— Вот во что нам княжеские обиды обходятся, — в сердцах сказал побратим. — Немедля идём к Александру.

В отцовском послании, которое передал Невскому Чогдар, была всего одна строка: «ЗАБУДЬ ОБИДЫ, ПОМНИ О РУСИ», но Ярославич почему-то читал её долго и очень внимательно. Наконец буркнул Чогдару, не глядя:

— Говори, что знаешь.

Чогдар доложил все, что знал от Ярослава, коротко и точно. И замолчал. Молчал и Александр.

— Псков, Изборск, Копорье, Тесов, — начал было перечислять потери Ярун.

— Брать — не отдавать, — резко перебил князь. — Скажи Ратмиру… — Он запнулся, вздохнул, перекрестился. — Успокой, Господи… Савке скажи, чтоб воинский наряд мне приготовил.

Ярун вышел. Александр походил, подумал. А спросил не о том, о чем размышлял:

— Почему тебя из Орды отпустили?

— Потому что я тебе служу.

— И Батый это признал?

— Бату-хан высоко оценил твою победу, князь Невский. И Субедей-багатур тоже.

Александр не смог сдержать горделивой усмешки. Чогдар скупо улыбнулся и добавил:

— Сейчас вы вместе тянете одну арбу. Конь Бату-хана на юге, конь Александра Невского — на западе.

— Я понял твою мысль, Чогдар. Встречай послов и сразу — ко мне.

Новость о военных действиях ливонцев не была для Невского неожиданной. Он предполагал, что так и должно быть, что разгром шведов не остановит крестоносцев, битва на Неве скорее походила на стратегическое прощупывание, нежели на серьёзный фланговый удар. Новостью оказался сам план очередной войны: захват северных укреплённых городов с последующим ударом по центру. Это у ливонцев получилось, с помощью изменника Твердилы Иванковича им удалось без штурма захватить Псков, но вместо того чтобы развивать наступление в центре, крестоносцы вдруг затоптались, явно чего-то выжидая. Чего они могли ожидать? Скорее всего, ещё одной шведской вылазки: либо через финнов, либо через южное побережье Балтики. А если это так, если он верно рассчитывает стратегический план ливонцев, то следует прежде всего лишить их надежды на шведскую военную помощь…

Александр размышлял об этом, надевая с помощью Савки полный воинский наряд. Обида, которую просил забыть отец, все ещё занозой сидела в его душе, все ещё тревожила и раздражала, но сейчас о ней следовало забыть. Сейчас все мысли должны быть сосредоточены на главном: отобрать у ливонцев захваченные русские земли, отбросить подальше от Новгорода и Пскова, а там… Там Андрей приведёт отборную отцовскую дружину, о которой до времени никому знать не следует. До времени решающего сражения с основными силами ордена.

Вошёл Чогдар:

— Послы во дворе, Александр Ярославич.