История Византийской империи. Том 1, стр. 68

Тюркские болгары, обосновавшись на Балканском полуострове и постепенно распространяя свои владения, столкнулись с довольно плотным славянским населением тех мест. Пришлые болгары, дав славянам военную организацию и дисциплину, явились объединяющим началом для живших на полуострове в состоянии разрозненности славянских племен и образовали сильное государство, что, конечно, было для византийского правительства совершенно нежелательным и что позднее вызывало неоднократно военные действия империи против болгар и славян. Славянская среда, в какую попала сравнительно со славянами немногочисленная болгарская орда Аспаруха, оказала сильное влияние на племенное изменение пришлых болгар, которые, мало-помалу, стали терять свою гуннскую (тюркскую) национальность и к середине IX века, можно сказать, уже в своей большей части ославянились, сохранив до настоящего времени свое древнее название болгар [519].

В 1899—1900 годах Русский археологический институт в Константинополе предпринял раскопки на предполагаемом месте древнего болгарского становища (аула), давшие чрезвычайно важные результаты. На месте древней столицы болгарского государства Илиски (или Плискова), около современного селения Абобы в Северо-восточной Болгарии, на северо-восток от г. Шумлы (Шумен), были открыты основания ханско-княжеского болгарского дворца и окружавших его стен с башнями и воротами, основания большой церкви, надписи, предметы искусства и украшения, золотые и медные монеты, свинцовые печати и т.д. [520] Открытый свежий материал, к сожалению, из-за состояния источников еще не может быть в достаточной мере освещен и объяснен, и в этом отношении следует пока ограничиться лишь домыслами и догадками. Однако, по словам Ф.И. Успенского, под руководством которого велись раскопки, «сделанные институтом наблюдения и раскопки на месте упомянутого лагеря (близ Шумлы) раскрыли весьма важные данные, по которым можно составить ясное представление о болгарской орде, поселившейся на Балканах, и о постепенных изменениях, которые в ней происходили под влиянием сношений с Византией» [521]. «Как показывают древнейшие памятники болгарского быта, найденные при раскопках их древней столицы, – пишет в другом месте Ф.И. Успенский, – болгары скоро подчинились культурным влияниям, идущим из Константинополя, и ханы их постепенно вводили при своем дворе обычаи и обряды византийского двора» [522]. Во всяком случае, большая часть добытых раскопками данных относится к эпохе более поздней, чем время Аспаруха, а именно к VIII—IX векам. Раскопки еще далеко не закончены.

План переноса столицы империи

В середине VII века положение Константинополя изменилось. Завоевания арабами восточных и юго-восточных провинций империи, их частые нападения на малоазиатские провинции, успехи арабского флота в Средиземном и Эгейском морях, с одной стороны, и основание болгарского государства на северной границе и постепенное продвижение к столице, берегам Эгейского моря и в Грецию живших на Балканском полуострове славян, с другой стороны, создавали новые условия для жизни Константинополя, который уже не чувствовал себя в прежней безопасности. Он, как известно, черпал свои силы именно из восточных провинций; но одна часть последних в середине VII века ушла из-под власти империи, другая же часть подвергалась опасности. В связи с этими новыми создавшимися условиями должен быть рассматриваем план императора Константа II покинуть Константинополь и возвратить столицу в старый Рим или во всяком случае в какой-либо итальянский центр.

Хронисты объясняют отъезд императора из столицы тем, что он, убив одного из своих братьев и сделавшись вследствие этого ненавистным народу, вынужден был бежать [523]. Но это объяснение едва ли может быть принято с исторической точки зрения.

Дело было в том, что император не считал себя более в безопасности в Константинополе и поэтому обратил свое внимание на Запад. Кроме того, вполне возможно, что он, сознавая грядущую угрозу Италии и Сицилии со стороны арабов из Африки, решил личным присутствием укрепить власть империи в западной части Средиземного моря и не позволить арабам распространить их завоевания за пределы Египта. Может быть, император не имел в виду окончательно покинуть Константинополь, но хотел, ввиду новых условий, лишь дать империи второй центр на Западе, как то было в IV веке, чем и надеялся положить конец дальнейшему наступлению арабов на Запад. Во всяком случае, в современной исторической литературе в последнее время это стремление Константа II на Запад, несколько непонятное на первый взгляд, объясняется не расстроенным болезненным воображением императора, а условиями создавшейся тогда политической обстановки на востоке, юге и севере.

Между тем дела в Италии также не обещали спокойных условий жизни. Равеннские экзархи, не чувствуя над собой из-за дальности расстояния и сложности восточных событий крепкой власти императора, явно стремились к отпадению. С другой стороны, лангобарды владели большей частью Италии. Для императора оставался Рим, Неаполь, самый юг Италии с преобладающим греческим населением и остров Сицилия.

Констант II, покинув Константинополь, через Афины отправился в Италию и после пребывания в Риме, Неаполе и на юге обосновался в сицилийском городе Сиракузах. В Италии он и провел последние пять лет своего царствования. Планы императора не удались. Его борьба с лангобардами успеха не имела. Сицилии начинали грозить арабы. Против императора составился заговор, и Констант II жалким образом был убит в одной из сиракузских бань (668 г.).

С его смертью план перенесения столицы на Запад был оставлен, и сын Константа II, Константин IV, остался в Константинополе.

Религиозная политика династии. Монофелитство и «Изложение веры» (экфесис)

Персидские походы Ираклия, возвратившие империи монофизитские области, Сирию, Палестину и Египет, снова поставили на очередь вопрос об отношении византийского правительства к монофизитам. Еще во время походов Ираклий уже вступил в переговоры с монофизитскими епископами восточных провинций, чтобы путем известных догматических уступок сделать возможным церковное примирение. Последнее казалось достижимым, если православная церковь согласится признать в Иисусе Христе при двух естествах одно действование (энергию, ????????) или одну волю (??????). От последнего греческого слова и самое учение о единой воле получило название монофелитства [524]. Антиохия и Александрия в лице своих назначенных Ираклием патриархов-монофизитов готовы были пойти навстречу подобному примирению. Константинопольский патриарх Сергий должен был также способствовать выполнению этого плана. Но против монофелитского учения восстал живший в Александрии палестинский монах Софроний, слова которого производили большое впечатление и угрожали нарушением примирительной политики Ираклия. Папа римский Гонорий, признавая вообще опасными споры о догматических вопросах, нерешенных вселенскими соборами, тем не менее признал правильным учение о единой воле. Между тем Софроний, возведенный в сан иерусалимского патриарха и получивший таким образом возможность иметь еще более сильное и широкое влияние, в своем синодальном послании к константинопольскому епископу со всей богословской ученостью доказывал несостоятельность монофелитского учения. Видя надвигавшуюся церковную смуту, Ираклий в 638 году издал составленный в христологической части патриархом Сергием указ, так называемый «экфесис» (???????) или «Изложение веры», который, как полагал император, мог бы примирить православных с монофизитами. «Экфесис» признавал в Иисусе Христе при двух природах одну волю. Однако, эта императорская мера не достигла желаемых результатов. С одной стороны, новый папа не одобрил «экфесиса» и, защищая в Иисусе Христе две воли и два действования, признал монофелитское учение ересью, что вносило совершенно неожиданную остроту в отношения императора к папе. С другой стороны, по самому времени опубликования «Изложение веры» уже не могло иметь того значения, на которое рассчитывал Ираклий. Главной целью императора было примирить восточные монофизитские провинции с православием. Но в 638 году, когда появился указ Ираклия, Сирия, Палестина и византийская часть Месопотамии уже не принадлежали Византии и находились во власти арабов. Оставался Египет, но и его дни были сочтены. Таким образом, монофизитский вопрос уже терял для Византии свою государственную важность, а вместе с этим терял значение и указ Ираклия; тем более, что подобные попытки религиозных компромиссов, при упорной неуступчивости большинства обеих сторон, никогда не давали удовлетворительных результатов и, конечно, вопроса не решали.