Пройдоха, стр. 20

11

– И что же нам теперь делать? – спросила Алана. Она меня уже замучила этим вопросом. Каждый раз умудряется застать врасплох.

– Ну-у… Не знаю. Столько дел, что глаза разбегаются.

– Да уж. Нам до завтрашнего утра нужно успеть получить выкуп. А ты даже не знаешь, как найти тех, от кого собираешься его получить!

– Я опять слышу нотки сарказма?!

– Вот именно! Знаешь, я думаю, лучше бросить эту затею и просто улететь с Максом, пока есть такая возможность.

«С Максом!» Полчаса, как знакомы, а она уже величает его по имени! А со мной? «Никуда я с вами не пойду, фримен Хантер!», «Не нуждаюсь я в вашей помощи, фримен Хантер!» И как это у Стэнтона получается?

– Ну, чего молчишь?

– Э… Да так, задумался.

– О чем, интересно знать?

– О чем, о чем… Полагаю, тебе самое время познакомиться еще кое с кем… С моей напарницей. Ее зовут Миранда.

– Напарница?

– Ну да. Не думаю, что вы друг другу понравитесь – в последнее время она стала жутко ревнивой. Но ты уж как-нибудь постарайся быть… поделикатнее, что ли…

– Не беспокойся. Насчет меня эта твоя Миранда может быть спокойна!

– Ты не понимаешь… Миранда, она… Ладно, сама все увидишь.

Алана фыркнула.

– Ладно, хватит предисловий! Где эта твоя напарница?

Я огляделся по сторонам.

– Для начала нам нужно найти более укромное место…

Мы сняли на три часа номер в ближайшей гостинице. Свободным оказался только номер для молодоженов: квадратная комната, на стенах – безвкусная розово-лиловая драпировка из тяжелой блестящей ткани, на полу – толстенный мягкий ковер, тоже розовый. Ну а посреди комнаты – огромная кровать в форме сердца. Я чуть задержался на пороге, несколько опешив от всего этого убожества. Но, в конце концов, не жить же нам в этой конуре. А часок уж потерпеть можно. Только вот надо принять кое-какие меры предосторожности.

Я плюхнулся на кровать – единственный предмет мебели, кстати.

– Располагайтесь, фриледи!

Не сказал бы, что Алана была в восторге – как от самой комнаты, так и от моего предложения. Озираясь по сторонам с выражением легкой брезгливости, она присела на краешек кровати. Я же, не теряя времени, открыл кейс и достал из него небольшой прибор, напоминающий миниатюрную радарную станцию. Установив его на полу, я нажал большую зеленую кнопку, и приборчик тихо загудел, вращая установленной на макушке антенной, похожей на большую выпуклую линзу.

– Что это?

– «Глушилка».

– Думаешь, за нами все еще наблюдают? Смахивает на паранойю.

– Не скажи. Я, знаешь ли, частенько лазаю по инфосети. Некоторые местные порносайты специализируются как раз на скрытой съемке подобных номеров…

– О боже…

– Ладно, не кривись. Все равно мы скоро уйдем отсюда. А сейчас дай мне немного времени. Просто сиди, молчи и ничему не удивляйся.

Алана вздохнула.

– Надеюсь, это недолго?

– Понадобится несколько минут, – ответил я, вскрывая двойное дно кейса.

Пожалуй, сейчас самое время для небольшого экскурса в историю. А история эта уходит корнями аж в мое босоногое детство.

Родителей своих я не знал. Воспитывался в сиротском приюте, а потом у многочисленных опекунов, которых сменилось не меньше дюжины. В детстве я был не подарок, как, впрочем, и сейчас. Одних приводов в полицию у меня накопилось не меньше полусотни, в основном за воровство, мелкое хулиганство и мошенничество.

Земля давно уже утратила свое экономическое, военное и всякое другое влияние в обжитой людьми части Галактики, уступив позиции другим цивилизациям и собственным передовым колониям вроде русского Теллура или европейского Фомальгаута. Планета превратилась в сплошной туристический центр. Публика со всех уголков Галактики слетается сюда, чтобы побродить по древним городам, понежиться на тихоокеанских или средиземноморских пляжах и тому подобное. Ну как тут не облапошить парочку-другую этих недоумков-туристов? Этим, в общем-то, и занимается добрая половина населения старушки-Земли. И я этим промышлял, в меру своих скромных способностей. Но закон есть закон, тем более на Земле, где все гордятся тем, что некоторые нормативные акты действуют уже на протяжении столетий и чуть ли не тысячелетий. Из-за некоторых таких допотопных законов мне даже пришлось ознакомиться изнутри с бытом и нравами Девятой босвашской колонии для несовершеннолетних. Впрочем, там было не так уж плохо. Многому научился, познакомился с некоторыми интересными людьми, которые впоследствии стали моими друзьями. Например, Грэг Нортон… Ну да ладно, это все к делу не относится.

Итак, когда мне стукнуло двадцать и я достиг совершеннолетия, меня ждал немалый сюрприз. Оказывается, с того самого момента, когда я попал в приют, на меня был открыт депозитный счет в банке. И вот, по достижении двадцатилетнего возраста я получил право распоряжаться этим счетом.

Я, признаться, был ошарашен этим известием, и сердце мое, когда я открывал эту несчастную депозитную ячейку, колотилось так, что, будь я постарше, точно бы инфаркт заработал. Я ожидал чего угодно – что там будут какие-нибудь фамильные драгоценности, или просто куча наличных, или нечто, открывающее тайну моего происхождения (а вдруг я наследный принц какой?), или сообщение о том, что мои родители живы-здоровы и дожидаются меня где-то на краю Галактики… Но там был только пожелтевший от времени конверт из псевдобумаги и небольшой ящичек с дактилоскопическим замком.

В конверте было письмо, написанное от руки ровным, четким почерком. Письмо от отца. Оно до сих пор хранится у меня – здесь, в «сундучке с премудростями». Там нет никаких имен, названий – ничего, за что я мог бы зацепиться, чтобы выяснить, кто были мои родители. Из письма я узнал лишь, что мама моя умерла или погибла, когда я был младенцем, а отец, оставляя это сообщение, собирался улетать с Земли. Похоже, он скрывался от кого-то. И все, что осталось мне в наследство от родителей, – это продолговатый ящичек, который раскрылся, отреагировав на мои отпечатки пальцев на панели замка.

В ящичке лежала Миранда. Вернее, Мирандой она стала много позже, когда я покинул Землю и после полугода скитаний обосновался на Сороре – одной из населенных планет Теллурианского Звездного Скопления. Только там наконец я решился ее активировать и стал использовать в своей работе частного детектива. Хотя что это я говорю… Я не использовал ее. Мы были настоящими напарниками, друзьями. За эти два десятка лет мы стали настолько близки, насколько это вообще возможно между человеком и… Я так и не решил для себя, кем считать свою напарницу.

Миранда… Миранда – это компьютер. Хотя сравнивать ее с обычным, созданным людьми компьютером – все равно что сравнивать сверхновую с каким-нибудь задрипанным желтым карликом. Это технологии совсем другого уровня, я нигде не видел ничего, что могло бы с ней сравниться, даже на хваленом Теллуре. Подозреваю, что Миранда была создана веганами – самой таинственной из всех разумных рас, встречавшихся человечеству. Во всяком случае, других достойных кандидатур на эту роль я не вижу. Вот только как эта штуковина попала в руки моему отцу… Остается только догадываться.

Само устройство Миранды просто до безобразия – внешне, во всяком случае. Очень широкий браслет из серебристого металла, охватывающий предплечье, подобно доспеху. Никаких сенсоров, клавиатуры, дисплея, даже гнезд для подключения вспомогательных устройств. Но все это и не требуется. Общаться с компьютером можно напрямую – голосом или мысленно, в пси-диапазоне. Причем не приходится задумываться о формулировках команд, как это зачастую случается при общении с обычными кибами. Комп этот обладает мощнейшим искусственным интеллектом, постоянно развивающимся в процессе самообучения. По сути, это полноценная личность, разве что лишенная телесной оболочки.

Впрочем, и облик для Миранды не проблема – в пси-диапазоне она может смоделировать любой образ. А кроме того, она может создавать потрясающие по реалистичности голографические изображения – движущиеся, со звуковым сопровождением. Делает она это с помощью «мух». Так я называю… м-м… скажем так – внешние устройства Миранды, если провести аналогию с земной электроникой. «Мухи» представляют собой крошечных летающих кибов, управляемых самой Мирандой. Об их общем количестве я имею весьма смутное представление, но однажды видел, как их собралось не меньше двух дюжин.