Фея, стр. 71

Подлодка не захотела прервать свою послекоитальную негу и отбуксировать плот к Минерве. Стоя на корме, Сирокко пыталась добиться ее внимания на языке, сочетавшем в себе звуки астматического и коклюшного кашля, — но тщетно. Свет громадной батисферы все слабел, пока она медленно тянулась в пучину. У дирижабля, который уже немного помог мореходам, оказались срочные дела на западе. Вообще-то пузыри никогда не прочь прокатить — но только если человеку нужно туда же, куда и пузырю.

Впрочем, это оказалось не столь важным. Через несколько часов с запада подул свежий ветерок. И вскоре они уже подплывали к основанию вертикального троса Центральной Реи.

Робин внимательно разглядывала трос, пока они к нему приближались. Да, Минерва действительно оказалась не островом, а, скорее, полкой. Целые зоны она образовывалась псевдоуточками, квазиблюдечками, приблизительными кораллами и другими гейскими эквивалентами бесчерешковых моллюсков и ракообразных. Проблема состояла в том, что уровень воды был низок — к тому же он, по сути, постепенно понижался, ибо за миллионы лет своего существования тросы растягивались, и Гея, соответственно, расширялась. Это оказывалось добавкой к сезонным понижениям, которые включали в себя семнадцатидневный короткий цикл и тридцатигодовой длинный. Плот прибыл совсем рядом к желобу длинного колебания, результатом которого было то, что от главного тела «острова» — то есть от троса — отделялась полка в 50 метрах над водой. Ширина полки в разных местах была различной. Кое-где она выдавалась вперед более, чем на сотню метров; а кое-где масса ракушек и песка успела обрушиться под напором волн или под собственной тяжестью — и там кабель просто шел вверх безо всякой полки. Впрочем, Робин подметила, что он всюду покрыт коркой. На два километра вверх его облепляли трупы организмов, живших здесь еще в эпоху плиоцена Земли.

Робин не на шутку задумалась, как же они собираются причалить «Констанцию», раз ближайшее место стоянки находится в пятидесяти метрах над головой. Ответ стал очевиден, когда плот направили к южной оконечности троса. Там одна из сотен жил оборвалась как раз на уровне ватерлинии. Верхний конец загибался в сторону от троса высоко над головой. А нижний конец строители рифа преобразовали в бухточку, которую окружала гладкая полоска земли всего в пяти метрах над уровнем моря.

Вскоре «Констанцию» пришвартовали, и Робин, вслед за Габи и Псалтерионом, прошла в зубчатое ущелье, наступая на раковины в метр шириной, где все еще таились живые твари. Затем они вышли на плоский конец оборванного троса 200 метров в диаметре.

Странное это было побережье, примыкающее к бесконечной вертикальной стене троса. Из песчаных наносов торчали похожие на скелеты деревья, а в середине располагался прозрачный, безмятежный бассейн. Все вокруг было завалено белыми как кости обломками принесенных сюда Полночным морем деревьев.

— Мы пробудем здесь несколько дней, — сказала Фанфара, проходя мимо Робин с солидным грузом палаточного брезента. — Ну как? Тебе получше?

— Спасибо, все в порядке. — Робин улыбнулась титаниде, хотя, по правде, ее все еще потряхивало от последнего приступа паралича. Фанфара славно о ней позаботилась. Не держи она Робин, та наверняка бы поранилась.

Затем Робин ухватила за руку проходившую мимо Габи и пошла с ней шаг в шаг.

— А зачем мы тут останавливаемся?

— Это, можно сказать, оазис Реи, — ответила Габи, широким жестом обводя окрестности. Но жест казался вымученным. — Ну а на самом деле у Рокки здесь небольшое дельце. Дня на два. Может, на три. Что, устала от нас?

— Нет. Просто любопытно. А что?

— Да ничего. Лучше бы ты поменьше любопытствовала. Ей нужно кое-что сделать, а что именно, я тебе сказать не могу. Хочешь верь, хочешь не верь, но это для твоего же блага. — И Габи поспешила обратно на плот.

Усевшись на бревно, Робин стала смотреть, как титаниды и Крис разбивают лагерь. Месяц назад она заставила бы себя встать и помочь. Долг чести велел бы ей это сделать, ибо сидеть здесь значило заявлять о собственной слабости. Черт возьми, но она же сейчас и правда слаба!

Робин следовало благодарить Фанфару за то, что она может сказать такое себе самой. Титанида пела для нее все то время, пока продолжался ее недавний приступ — и по-английски, и по-титанидски. Она не позволила Робин быть беспомощной, вынудила ее искать другие способы справляться с недугом, помимо чистой выдержки. Когда Робин стала приходить в себя, то почувствовала, что не возмущается словами титаниды. Она поняла, что Фанфара — целительница. Она была сразу и доктором, и психиатром, и советчиком — а быть может, и кем-то еще. Робин даже показалось, что Фанфара запросто стала бы заниматься с ней любовью в интимной, фронтальной форме, если бы это могло хоть чем-то помочь. Помощь Фанфары дала Робин столько душевного спокойствия, сколько она не чувствовала с тех пор, как… она не помнила, с каких пор. Робин вдруг показалось, что она вырвалась из матки своей матери, уже готовая сражаться со всем миром.

Наца сейчас тоже рвалась наружу. Открыв сумку, Робин пустила анаконду поползать по песку, потом порылась в кармане и достала кусок карамельки, завернутый в лист. Развернула и принялась сосать. Песок для Нацы оказался слишком холоден, так что она обвилась вокруг лодыжки Робин.

Сирокко неподвижно стояла у стены, не сводя глаз с высокой трещины. Робин поняла, что это — промежуток меж двумя жилами троса. Сходная трещина была между центральной жилой и той, что слева. Ниже уровня моря они расходились все дальше друг от друга и промежутки между ними составляли не больше десяти метров.

Робин увидела Габи возвращающуюся с плота с масляной лампадой в руках, которую вручила Сирокко. Они о чем-то оживленно беседовали, но ровный шум прибоя не позволял Робин уловить хотя бы слово. Сирокко говорила мало; в основном беседу, причем в возбужденных тонах, вела Габи. Вид у нее был явно недовольный. Сирокко же главным образом отрицательно мотала головой.

Наконец Габи сдалась. Какое-то время женщины просто стояли лицом друг к другу. Затем обнялись, и Габи пришлось привстать на цыпочки, чтобы поцеловать старую подругу. Но вот Сирокко последний раз прижала ее к себе — а потом вошла в щель между тросами.