Григорий Распутин-Новый, стр. 40

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Распутин при дворце. Отношение к Распутину Государя и Государыни. Миссия в Покровском. Правые против Распутина. Левые против Распутина. Газетная кампания 1910 года. Распутин и женщины. Няня из Петербурга. Внучка поэта

Итак, Столыпин погиб, царь остался жив (теоретически Богров мог бы стрелять и в Государя), остался жив и Распутин, и если суммировать все вышесказанное, то можно заключить, что Государь с Государыней проигнорировали тревожные сигналы о безнравственности Распутина, идущие от высокопоставленных чиновников их администрации и от самого Столыпина.

Вопрос – почему?

Помимо болезни Наследника, которая превращала Царскую Семью в заложников их странного гостя и была, по общему мнению, главной причиной неуязвимости Распутина, чаще всего встречается такое объяснение: Григорий вел себя во дворце совершенно иначе, чем дома или с петербургскими барынями.

«При дворе, в присутствии Царицы, Распутин держит себя, разумеется, вполне чинно, умело сохраняя при этом все внешние приемы простого безыскусственного русского человека и выказывая полное пренебрежение к придворному этикету, – писал в своей книге „Царь и Царица“ хорошо знавший этот этикет В. И. Гурко. – Так, к Царю и Царице он обращается неизменно на „ты“ и держится с ними вполне непринужденно. Само собой разумеется, что он стремится выказать при этом чрезвычайную религиозность и присущим ему красочным языком непрестанно говорит о Божьей благодати и ее разнообразных проявлениях. При этом он выказывает полное презрение к мирским благам и не только лично ничего для себя не добивается, но даже отказывается от всяких материальных пособий, что не мешает ему, когда его положение укрепляется, проводить ходатайства других лиц, которые и снабжают его за это денежными средствами».

Князь Жевахов следующим образом объяснял некоторую двойственность Распутина, поворачивающегося к обществу разными ликами: «К стыду глумившихся над Распутиным, нужно сказать, что он распоясывался в их обществе только потому, что не питал к ним ни малейшего уважения и мнением их о себе нисколько не был интересован. Ко всем же прочим людям, не говоря уже о царском дворце, отношение Распутина было иное. Он боялся уронить себя в их мнении и держался всегда безупречно. Я несколько раз встречался с Распутиным в 1910 году, то в Петербургской духовной академии, то в частных домах, и он производил на меня, хорошо знакомого с монастырским бытом и со старцами, такое впечатление, что я даже проверял его у более духовно сведущих людей…»

Еще более замечательное объяснение распутинского «оборотничества» содержится в «Воспоминаниях» В. А. Жуковской (молодой женщины, одно время входившей в окружение Распутина), хотя сразу же надо оговорить, что ее мемуары в еще большей степени тяготеют к беллетристике, чем многие другие документы этого рода, и нижеследующая цитата есть лишь художественный штрих, а не документальное свидетельство; привожу ее лишь потому, что этот штрих кажется очень точным. Жуковская вспоминает свой разговор с распутинской почитательницей Л. В. Головиной: «Я терплю многие поступки Гр. Еф. и гляжу на них сквозь пальцы. Ведь если их принять всерьез, тогда все полетит кувырком, все понятия перевернутся. Но я поступаю так же, как наш несчастный царь. Я беру от Гр. Еф. все его изумительные дарования, его дар утешения, его необыкновенную прозорливость, ум, тактику обращения и пропускаю мимо все это недопустимое обращение с женщинами, тем более что с моими дочерьми и со мной Гр. Еф. всегда держал себя корректно". – „Ну, а во дворце?“ – поинтересовалась я. Люб. Вал. задумалась. „Видите ли, дружок, – сказала она наконец. – Как там ни говорите, а царица все-таки несколько нездорова… У нее есть свои idee fixe, она думает, что Гр. Еф. святой пророк. А он в свою очередь уверил ее, что дух его передается только через прикосновение, поэтому, конечно, он их всех там обнимает и целует, но к этому так привыкли и он это делает так естественно, что никого не шокирует, только одна Тютчева да еще отец Александр протестовали, а так я не слыхала от Ани, чтобы по этому поводу были выступления“».

Эту же двойственность видел в Распутине и монархист В. В. Шульгин, но в его представлении она была смертоносной: «Он убивает потому, что он двуликий…

Царской семье он обернул свое лицо «старца», глядя в которое царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке… А России он повернул свою развратную рожу, пьяную и похотливую, рожу лешего сатира из тобольской тайги… И из этого – все… Ропот идет по всей стране, негодующий на то, что Распутин в покоях царицы… А в покоях царя и царицы – недоумение и горькая обида… Чего это люди беснуются?.. Что этот святой человек молится о несчастном наследнике?.. О тяжелобольном ребенке, которому каждое неосторожное движение грозит смертью – это их возмущает. За что?.. Почему?..

Так этот посланец смерти стал между троном и Россией… Он убивает, потому что он двуликий…»

«И Царская Семья знает только этот лик мужика, его духовный образ, его смелое слово, отражающее многомиллионную крестьянскую мысль, его молитву за больного мальчика, радость, которую он приносит исстрадавшимся Родителям», – писал эмигрантский историк-монархист И. П. Якобий в книге «Император Николай II и революция».

Интересное свидетельство о способности сибирского крестьянина в случае необходимости моментально преображаться приводит в своих мемуарах хорошо знавший Распутина и достаточно беспристрастно к нему относившийся начальник петроградского охранного отделения генерал-майор К. И. Глобачев: «Однажды я приехал на квартиру к Распутину по служебному делу (охрана его личной безопасности). Принял он меня в своем кабинете, который представлял маленькую грязную комнату, меблированную дешевеньким письменным столом с банкой чернил на нем, креслом и диваном, крытым дерматоидом, весьма потрепанным от времени. Распутин был совершенно пьян, что выражалось у него приплясыванием, вздором, который он молол, и бесконечными объятиями и поцелуями. Он производил впечатление человека, не отвечающего за свои поступки, и я уже собирался уходить, чтобы повидаться с ним в другой раз, когда он будет в нормальном состоянии, как в это время послышался входной звонок и одна из дочерей пришла сказать, что пришла „Аннушка“, то есть Анна Александровна Вырубова. Распутин сразу преобразился, его нельзя было узнать, хмель пропал бесследно. Вскочил, принял нормальный вид и побежал встречать гостью. Приглашенный им в столовую пить чай, я там застал целое общество: Вырубову, епископа Исидора, несколько дам и его семью. Чаепитие продолжалось с полчаса, и все это время Распутин вел себя нормально и весьма почтительно по отношению к Вырубовой, а с епископом Исидором вел спор на богословскую тему. После отъезда Вырубовой Распутин вновь преобразился, продолжая быть пьяным, или по крайней мере, показывая это».

Мемуар в высшей степени примечательный и многое объясняющий в распутинском феномене. Он был с людьми таким, каким они были готовы (или, так скажем, достойны) его видеть, но в обращении с Царицей и ее кругом вел себя иначе, нежели с обыкновенными дамами или приставленными к нему охранниками и соглядатаями. Григорий сильно и очень выгодно отличался от всех людей, которых Государыня знала и кому по большей части не доверяла.

«Раньше Распутин, между прочим, пленил ее независимостью и смелостью своих суждений, – писал в своих мемуарах протопресвитер Шавельский. – Еще перед войной царица говорила своему духовнику: „Он (Распутин) совсем не то, что наши митрополиты и епископы. Спросишь их совета, а они в ответ: 'Как угодно будет вашему величеству!' Ужель я их спрашиваю затем, чтобы узнать, что мне угодно? А Григорий Ефимович всегда свое скажет настойчиво, повелительно“».

Протопресвитер Шавельский именно в связи с Распутиным дал очень жесткую характеристику религиозным чувствам и настроениям Государыни.

«Императрица была очень религиозна, крепко любила Православную Церковь, старалась быть настоящей православной, – рассуждал он. – Но увлекалась она той, развившейся у нас в предреволюционное время, крайней и даже болезненной формой православия, типичными особенностями которой были: ненасытная жажда знамений, пророчеств, чудес, отыскивание юродивых, чудотворцев, Святых, как носителей сверхъестественной силы. От такой религиозности предостерегал Своих последователей Иисус Христос, когда дьявольское искушение совершить чудо отразил словами Св. Писания: „Не искушай Господа Бога твоего“ (Мф. 4, 7). Опасность подобной веры воочию доказал пример Императрицы, когда, вследствие такой именно веры, выросла и внедрилась в царскую семью страшная фигура деревенского колдуна, проходимца, патологического типа – Григория Распутина, завладевшего умом и волей царицы и сыгравшего роковую роль в истории последнего царствования. Увлечение царицы Распутиным было совершенно благонамеренным, но последствия его были ужасны. Зловещая фигура Распутина высокой стеной отделила царицу от общества и расшатала ее престиж в народе, к которому, вследствие болезненного состояния, она не смогла близко подойти и которого она не сумела как следует узнать. С течением времени, в особенности в последние предреволюционные годы в характере Императрицы стали все ярче выявляться некоторые тяжелые черты.