Человек наизнанку, стр. 42

– Надо же, – сокрушенно вздохнул Солиман, – четырнадцать овец. Дай-ка мне карту.

– Господи, – только и смог прошептать старик.

Камилла нашла нужное место, передала карту Полуночнику.

– Там тоже большие овцеводческие фермы? – спросила она.

– Овец разводят везде, где живут хорошие люди.

Адамберг подошел к ним:

– У Монвайяна возникли сомнения. Они не нашли на теле Серно ни единого волоска, принадлежащего волку или собаке.

Полуночник пробурчал что-то неразборчивое из глубины кузова.

– Я еду в Гренобль, как мы и планировали. Думаю, теперь не составит особого труда убедить префекта.

– Ты попросишь разрешения официально вести следствие? – поинтересовалась Камилла.

– Это не моя территория, я не имею права. Кроме того, есть еще эта девушка, и мне бы не хотелось, чтобы она меня обнаружила. А ты, Камилла, поедешь в Тьен. Я скоро к вам присоединюсь.

– Где?

– Поставь грузовик не доезжая до деревни, на обочине департаментского шоссе, там, где сможешь.

– А если не удастся?

– Ну, если вас там не будет, значит, вы где-то в другом месте.

– Ладно, договорились.

– У вас как раз будет время зайти в церковь. Надо посмотреть, не оставил ли он нам весточку.

– Ты имеешь в виду свечи?

– Ну например.

– Думаешь, он хочет, чтобы его заметили?

– Я думаю, он ведет нас туда, куда хочет. Надо его обогнать и перехватить.

Камилла села за руль. Да, с Адамбергом никогда нельзя быть уверенным, понял ты его или нет.

XXVII

Сразу за Греноблем горы внезапно куда-то исчезли. Теперь грузовик катил по открытому пространству, и Камилла, проведя полгода в горах, чувствовала себя так, словно вокруг нее только что рухнули каменные стены и она потеряла точку опоры и все ориентиры. Глядя в зеркало заднего вида, как удаляется спасительная горная стена, она ощущала, что проваливается в разверстую пасть другого мира, ничем не ограниченного, полного опасностей и случайностей, которые невозможно ни предвидеть, ни предотвратить. Казалось, ей не за что больше зацепиться, не на что встать. Всё, как только они доберутся до Тьена, она тут же позвонит Лоуренсу. Услышав голос канадца, она снова вернется в горы и почувствует себя защищенной.

Да, это равнина. Она украдкой взглянула на Солимана и Полуночника. Пастух с мрачным видом осматривал безбрежные просторы, будто чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.

– Смотрите, какая плоская земля, – заметила Камилла.

Дорога была сплошь в выбоинах, грузовик дребезжал и громыхал так, что приходилось кричать, иначе никто бы не услышал.

– Давит, – хрипло проговорил Полуночник.

– Придется привыкать. Теперь так будет до самого Северного полюса, – не обращая внимания на его слова, продолжала Камилла.

– Ну, туда-то нам ехать незачем, – заметил Солиман.

– Если вампир туда отправится, значит, и мы тоже, – отрезал Полуночник.

– Мы поймаем его гораздо раньше. Ведь у нас есть Адамберг.

– Адамберга нет ни у кого, Соль, – жестко произнесла Камилла. – Разве ты этого еще не понял?

– Да понял я, понял, – нахмурившись, ответил Солиман. – Кстати, – продолжал он, – ты знаешь историю о человеке, который решил, что, отправляясь на охоту, будет забирать глаза своей жены, класть их в коробочку и ими любоваться?

– Черт, Соль, ты заткнешься или нет? – заорал Полуночник, стукнув кулаком по стеклу.

– Подъезжаем, – сообщила Камилла.

Солиман снял с боковины кузова мопед и поехал проверить церкви. Полуночник, прихватив бутылку сен-викторского вина, направился в кафе на центральной площади Тьена, где царили ужас и возмущение. Господи, сразу четырнадцать овец! Местные жители и не подозревали, что у них в долине могут появиться волки. А теперь по вине этих придурков из Меркантура, слышался чей-то пронзительный голос, звери расплодились и стали распространяться, как эпидемия. Скоро их будет столько, что они весь край зальют кровью. Вот что бывает, когда люди вмешиваются в жизнь дикой природы. И тут раздался другой голос, низкий и хриплый. Не знаешь – не говори, произнес голос. При чем тут эпидемия, при чем тут волки? Это один-единственный волк. Огромный волк, гигантский зверь, который прокладывает себе путь на северо-запад и прошел уже почти триста километров. Одинокий волк, Меркантурский зверь, во-от с такими клыками. Об этом недавно сообщили в новостях. А этот недоумок еще распинается здесь, ничего толком не зная! Полуночник пробился к стойке бара. Ему хотелось поговорить с пастухом, потерявшим овец, спросить, не видел ли он ночью какую-нибудь машину неподалеку от пастбища. До тех пор, пока они не отыщут машину, им не найти и Массара. А эта чертова машина как сквозь землю провалилась.

Солиман вернулся часов в пять в сильнейшем возбуждении. В небольшой часовне неподалеку от Тьена он нашел пять почти полностью сгоревших свечей, установленных в стороне от прочих и образующих букву «М». Дверной замок держался на честном слове, поэтому войти в часовню можно было когда угодно, даже ночью. Солиман собирался принести огарки, чтобы можно было снять с них отпечатки пальцев. Кажется, на воске они прекрасно сохраняются.

– Подожди, пока Жан-Батист вернется, – посоветовала Камилла.

Она листала «Каталог профессионального оборудования и инструментов», а Солиман, голый по пояс, опять стирал что-то в голубом тазике. Полуночник дремал на своей кровати в фургоне. Все ждали комиссара.

Так прошел час, никто не произнес ни слова.

Внезапно раздался оглушительный треск, и на департаментской трассе показались четыре мощных мотоцикла. Они объехали кругом грузовик и остановились в нескольких метрах от Солимана. Молодой человек с удивлением увидел, как мотоциклисты молча сняли шлемы и с издевкой уставились на него. Камилла подняла голову и замерла.

– Так-так, черномазый, – протянул один из них, – значит, хватает денег на белую женщину?

– Не боишься испачкать ее своими грязными лапами? – подхватил второй.

Солиман выпрямился, комкая в руках белье, которое он стирал в тазике. Лицо его дрожало от гнева.

– Спокойнее, обезьяна, спокойнее, – снова заговорил первый, слезая с мотоцикла. – Пожалуй, надо тебя отделать как следует. Мы сейчас тебе такое устроим, что до самой пенсии о любви и не вспомнишь.

– А потом разберемся с тобой, девочка, – добавил второй, тощий рыжеватый парень, и тоже слез с мотоцикла. – Так тебя разукрасим, что ни один мужик к тебе даже подойти не захочет, разве только черный. Чтоб впредь неповадно было.

Все четверо медленно приблизились к Солиману и Камилле. Они были в черных кожаных жилетах, надетых на голое тело, на запястьях висели толстенные цепи, на пальцах красовались массивные железные перстни с шипами. Первый, самый разговорчивый, был очень светлым блондином с толстым брюхом.

Солиман пригнулся, готовясь к нападению, и скользнул между мотоциклистами и Камиллой, прикрывая ее. Теперь в нем не было ничего детского, ничего наивного. Ярость настолько исказила его лицо, искривила губы, что он стал почти уродливым.

– Имя-то у тебя есть, обезьяна? – поинтересовался первый, играя цепью. – Я всегда предпочитаю знать, кого бью.

– Мельхиор, – злобно выдохнул Солиман.

Толстяк хмыкнул и сделал шаг вперед, а другие окружили Камиллу и Солимана, чтобы отрезать им путь к бегству.

– Тот, кто прикоснется к Великому Волхву, умрет, – внезапно раздался в тишине голос Полуночника.

Старый пастух стоял не шелохнувшись на ступеньках фургона и целился в мотоциклистов из охотничьего ружья, глядя на них с неприкрытой ненавистью.

– Умрет, – повторил он и метким выстрелом разнес бак одного из черных мотоциклов. – Таким патроном можно уложить кабана, так что шевелиться не советую.

Четверо мотоциклистов застыли в нерешительности. Полуночник надменно выставил подбородок.