Воспоминание о спорте, стр. 13

Рядом со мной сидел мой приятель, конструктор вертолетов, живший в то лето по соседству. За стеною спала семья Никольских, было неловко, что мы мешаем, но нельзя же было отказаться от этого. В перерывах между таймами и матчами мы выходили в сад, закуривали. Высоко над нами мерцало небо, густо наполненное звездами, заслоняя чуть ли не половину его, черной стеной нависал над поселком лес. И во всех окнах, как пруды под луной, молочно отсвечивали телевизоры. Курящие тушили сигареты – пора! А там – перехватывал мячи белокурый красавец Бобби Мур, бил с разворота всеобщий любимец Бобби Чарльтон, потрясая кулаком, взвивался в воздух празднующий удачу Эйсебио, закрывая лицо руками, шел с поля плачущий Пеле. И все это было не вчера, не утром, не в записи, а сию минуту, сейчас.

С того чемпионата Юрий Трифонов привез мне в подарок книжку о футболе, об этом всемирном съезде лучших, увенчанных успехом, и – неудачников. Там были итоговые турнирные таблицы и снимки, среди них главный интерес представляли маленькие, как для документа, фотографии 352 футболистов, то есть всех участников финальных игр. Они были сняты в студии, некоторые в пиджаках и галстуках, их лица не выражали страсти, упорства, боли, жажды борьбы. Были и наши, в их числе выдающиеся игроки – Яшин, Шестернев, Воронин, Численко. Они заняли тогда четвертое место.

А через девять лет Булат Окуджава привез из ФРГ и подарил мне книгу о чемпионате мира 1974 года.

– Как же ты даришь такую книгу? – растрогался я.

– А я буду брать у тебя смотреть, – ответил он тут же.

Эта книга замечательна прежде всего тем, что она состоит из кусков жизни футбола, неоглядной радости и неподдельной печали.

Бывают документальные фильмы о спорте. Без текста – слова не нужны. Частый прием в них – съемка «рапидом», замедленное движение под музыку, как во сне. Эта книга напоминает мне такой фильм.

Или даже другое. Порою когда нам показывают по телевидению спортивное состязание в цвете, режиссер вдруг на несколько секунд останавливает выбранный кадр, чтобы мы могли рассмотреть подробнее, и он, этот кадр, как бы сам собой приобретает черты обобщения, искусства. Так и называется: стоп-кадр. В буквальном смысле остановленное мгновение, уже прошедшее. Режиссер вернул его и остановил. Результат гораздо более сильный, чем просто от фотографии. Такое впечатление оставляют снимки в этой книге.

Чудовищные пирамиды высоко в воздухе – по четыре человека. Трое, взмывшие к мячу и крепко зажмурившиеся от напряжения и ожидания встречи с ним. Летящие кубарем по траве в разные стороны. Крики восторга. Объятия. Жалобы. Броски вратарей. И голы, голы, голы. Пара: Круифф и Беккенбауэр рядом, психологический портрет. Ливень в матче Польша – ФРГ. Стена дождя, зонты за воротами, и обреченная фигура вратаря. Комья земли, дерна, газона. Пот и грязь на лицах. Счастье победы, радость малых удач. Ободряющие или карающие жесты судей. Горькие по большей части лица и глаза тренеров… Футбол!…

Да, так вот комментаторы. Есть у них и «ответные контратаки», и «неожиданные сюрпризы», и выражения типа: «Три динамовца вышли один на один с вратарем «Зенита» (сам слышал), и «импровизированная телевизионная кабина» – то есть у борта, у бровки. Беда не в ошибке, не в оговорке, а в привычке каждый раз говорить одинаково – как в прошлый. Это все равно, что если бы писатель каждую новую книгу писал точно, как прежнюю. И еще некоторые из них, как ни поразительно, не видят, не слышат, не замечают происходящего, путают, сбиваются и, конечно уж, не в состоянии ничего рассказать дополнительно, к месту, не мешая основному.

Прекрасно, когда ведут репортажи бывшие сильные спортсмены, но еще лучше, когда они могут рассказать нам нечто такое, о чем способны сообщить только они. Так, Набутов, ведя футбольный репортаж, сказал как-то: «Вратарь в прыжке потерял ориентировку…»

Потеря ориентировки в пространстве случается с мореходами в океане, с летчиками в воздухе. И вот с вратарями… Вратарь выбежал из ворот, прыгнул, не достал до мяча, его развернуло, и он на мгновение потерял ориентировку, не понимая, где мяч и в какой стороне ворота. Поведать о таком смог лишь бывший вратарь сборной.

К слову, о другом комментаторе, тоже бывшем вратаре. Владимир Федотов забил ему гол, судьи гол не зафиксировали. Они не только оказались невнимательными в игровой ситуации, но и не проверили перед игрой, надежно ли укреплена сетка на воротах: сильный низовой мяч прошел под ней. Это видели тысячи людей, вратарь, понятно, тоже. Он в ту минуту потерял не ориентировку, а нечто другое, когда поставил мяч на угол вратарской и как ни в чем не бывало выбил его.

12

Но что все футбол да хоккей? А русский хоккей, любимый всеми, кто связан с футболом! А Куц, Болотников, Тер-Ованесян, а прежде – Знаменские, Попов, Ванин! Их бег или прыжки стоят перед глазами. А та, годами недостижимая высота – 2 метра, которая, как звуковой барьер, вдруг была преодолена резко, свободно, многими. Поразительный прогресс Степанова, Кашкарова, Шавлакадзе! И явление Брумеля. Результаты росли неправдоподобно, и мы понимали, что это будет продолжаться. Я присутствовал при установлении Брумелем трех мировых рекордов, в том числе и последнего – 228 см.

Прыжки в высоту – один из самых удивительных видов легкой атлетики. Конечно, поражают воображение и прыжки с шестом благодаря своему головокружительному, под 6 метров, уровню. Однако бурный рост результатов связан там не только с техникой владения снарядом, но и с самим снарядом, с самой техникой. Бамбуковые, металлические или изготовленные из новейших пластмасс шесты, сгибаясь в дугу, поразному бросают вверх спортсмена.

Здесь же может варьироваться лишь техника непосредственно прыжка.

На высоте 228 опять наступила длительная, на несколько лет, заминка. Рекорд застыл, законсервировался. Брумель при мотоциклетной прогулке получил тяжелый перелом ноги, остальные явно не были готовы.

И тут появилось нечто неожиданное. Американец Фосбюри избрал новый стиль прыжка – Фосбюрифлоп. Поначалу стиль производил несерьезное впечатление циркового аттракциона: разбег по кривой и прыжок спиной к планке. Стали говорить, что это опасно, что новинку следует запретить. Но Фосбюри выигрывал, и началось повальное увлечение новым стилем. Казалось, что старый способ – перекидной – уходит в прошлое. Тем более что рекорд Брумеля был наконец побит, а затем быстро доведен Стоунзом (США) до 231 см. Распространился «флоп» и у нас, и в июне 1977 года Александр Григорьев наконец устанавливает новый рекорд СССР и Европы – 230. В мире оказалось несколько атлетов, способных поднять планку еще выше. И уже в начале июля – сообщение: «Советский спортсмен установил новый рекорд мира»… Григорьев? Нет. Им стал известный лишь специалистам восемнадцатилетний Владимир Ященко. В американском городе Ричмонде на матче юниоров СССР и США он с первой попытки взял высоту 233 см!

И опять хочется сказать об уникальности этого вида – прыжков в высоту. Во всех видах спорта, где участникам дается определенное количество попыток, – будь то метания, штанга, прыжки в длину или тройным, или на лыжах с трамплина, или с вышки в воду и т. д., число этих попыток строго ограничено.

Здесь, казалось бы, тоже. Но на самом деле три попытки предоставляются на преодоление каждой высоты. Взял очередную, планка поднимается – и опять три попытки. Теоретически – до бесконечности. Таким образом, даже победитель в конце концов сбивает планку, и у него не может не остаться оттенка неудовлетворенности.

Владимир Ященко взял рекордную высоту легко, свободно, с большим запасом. Но кинулись поздравлять, качать, затискали, сбили с ритма. Да и сам, конечно, был ошеломлен. Шутки ли – рекордсмен мира! 235 – он уже не взял.

Характерно, что Яшенко прыгает отечественным перекидным стилем. Да и представители ГДР Байльшмидт (231) и мировая рекордсменка Аккерман (200!) – перекидным тоже. Испытанный старый стиль вновь вышел вперед. Соперничество не только спортсменов, но и стилей сулит в будущем немало интересного.