И вечный бой..., стр. 51

Модьуна разбудил глухой звук, и он испугался. Звук доносился через стены его каюты, снаружи, из коридора. У Модьуна промелькнула мысль:

«Где был Нунули, когда я обнаружил его, чтобы отдать ему эти приказы?»

Он вспомнил, что это было не обычное место обитания Нунули. Конечно, как обычно, Модьун не склонен был подглядывать за действиями другой личности, кроме тех случаев, когда это было абсолютно необходимо для его целей.

«Но я должен помнить, что все это (то, что случилось) было сделано из-за меня. Из-за меня, Модьуна, землянина, Зувгайты пытались уничтожить корабль».

Когда эта мысль сформировалась, Модьун встал с кровати. Он помнил, что уже разрабатывается другой план его уничтожения. Пока он обдумал смысл этого, он полностью оделся.

Модьун открыл дверь.

Его встретил сумасшедший дом.

По крайней мере, таким было первое впечатление. Звуками сумасшедшего дома были непрерывный рев голосов и непрерывный топот ног.

Зрелище? Коридор был забит грязными людьми-животными, которые держали мешки и электрические ружья.

Здесь стоял запах (по-видимому, Ганианской) грязи, смешанной с запахами неземной растительной жизни. Каждый из людей-животных, очевидно, провел часть времени, лежа на траве, на листьях и кустах, и испачкал одежду. А теперь она воняла.

Когда Модьун смотрел на эту живую реку из вернувшихся солдат, он ощущал удовлетворение, которое переполняло его тело: может быть, в таком вмешательстве, в самом деле, нет ничего плохого. Такими были его мысли.

Но он еще помнил, как раньше пытался пройти вперед по этому коридору: как трудно было продвигаться ему и Нунули, борясь против такого же потока людей-животных.

«Хочу ли я, действительно, чтобы меня снова втянули в это?»

Тысячелетия невмешательства человека в дела земные говорили ему «нет». Но внутри у него возникло новое сильное чувство; особая горячая решимость, которая происходила из убеждения, что он должен, по крайней мере, побеседовать с комитетом прежде, чем принимать решение о своем будущем. Это чувство гнало его вперед.

Модьун пробрался к первому ярусу лифтов, и его внесли в переполненный лифт, направляющийся вверх. Он поднялся на самый верх, и к этому времени в лифте, кроме него, остался только офицер-гиена с золотыми нашивками (которого Модьун никогда раньше не видел).

Модьун был немного удивлен, когда его попутчик прошел по фойе к тому же лифту второго яруса, что и он. Это казалось удивительным, и Модьун повернулся, посмотрел на офицера-гиену и впервые заметил, что его форма без единого пятнышка. Очевидно, он не был среди тех, кто сражался внизу на грязной Гании.

Оба молча стояли перед дверью лифта. Пока дверь не открылась, офицер молчал. Он, очевидно, изучал Модьуна и думал о чем-то своем.

— Вы уверены, что должны подняться наверх? — спросил он. — Это служебная зона.

— Да, — сказал Модьун. Он говорил небрежно, потому что решился, а сопротивление на этой стадии, конечно, не имело значения.

— Могу поклясться, — сказал человек-гиена, — что обезьян не пускают в эту секцию.

— Меня пускают, — сказал Модьун. Он ответил спокойно и сразу после этого вошел в лифт. Он чувствовал, что офицер следует за ним, и понимал, что тот с сомнением смотрит на него. Когда лифт поехал вверх, человек-гиена замер, не шевелясь, видимо, в растерянности. Модьуна, который был поглощен своим намерением, заключавшемся просто в том, чтобы найти Нунули и поговорить с ним, все больше тревожила разворачивающаяся борьба. Возможно, умное замечание прогонит сомнение. Он сказал вежливо:

— Я собираюсь поговорить с хозяином Нунули.

Он говорил и наблюдал за коричневатым дубленым лицом попутчика. Здесь не было вопросов: здесь правила иерархия. Он знает Нунули. Офицер сказал удивленным тоном:

— Тогда вы имеете право идти.

— Да, — сказал Модьун. И потребовал дополнительную информацию. — Когда мы взлетим?

— Еще должно пройти примерно двенадцать часов, — был ответ. Человек-гиена добавил, не замечая, что выдает тайну, которую, без сомнения, ему запретили обсуждать с кем-либо. — Ученые уже устанавливают водородную бомбу, которая должна быть взорвана дистанционно после взлета. Им еще предстоит подняться на борт.

Модьун чуть не пропустил это, чуть не пошел спать до утра. Чуть… но не совсем.

«Хорошо, я был близок к безрассудству, — подумал он мрачно. — Чуть не позволил взорвать миллион существ группе, которая хочет принести в жертву сколько угодно индивидуумов, чтобы уничтожить одного человека. В известном смысле, это, конечно, не имеет значения. Они все смертны и, в конечном счете, все равно умрут».

Но Модьуна волновало преимущество, которое нечестно получал комитет благодаря использованию высших знаний и науки. Злоупотребление силой — вот как это называлось. Он чувствовал враждебную реакцию своего тела по отношению к этой несправедливости.

Он подумал, что исправить эту несправедливость — его первоначальная программа.

Лифт останавливался, и у Модьуна не было времени на дальнейшие размышления. Дверь открылась; и тут, на расстоянии нескольких ярдов, он безошибочно узнал воздушный шлюз большого корабля.

Там он видел Нунули во время предыдущей встречи.

Корабль, который он видел, почти весь скрывался за стенами конструкции для запуска, но Модьун мог видеть его изогнутые контуры. Двери шлюза были открыты, и Модьун с офицером-гиеной вошли бок о бок. Первым, кого увидел Модьун, когда прошел через вторую дверь, был хозяин Нунули.

Инопланетянин стоял спиной к двери и говорил что-то о необходимости быстрого отправления. Его замечание вызвало вежливый ответ полдюжины гиен-инженеров. Они все поклонились. Один сказал:

— Мы готовы к старту, сэр. Закрыть двери, включить три выключателя, — и мы взлетим.

— Тогда займите свои места, — скомандовал Нунули. — Я сам подожду здесь последних прибывающих и…

Говоря это, он отвернулся. И замолчал, потому что в этот момент увидел Модьуна.

Возникла долгая минута неловкого молчания. Затем Модьун спокойно сказал:

— Как я вижу, пора выяснить, нет ли нового заговора против меня, включая этот, и, конечно, не нужно давать дополнительные команды, пока мы не пройдем через черную дыру.