Убийство в Кантоне, стр. 25

— Да, — протянул Чао Тай, — это может оказаться правдой. И вдобавок соответствует тому, что говорили мне две девушки-рабыни насчет глубокой привязанности их хозяина к какой-то женщине.

— Две рабыни? — переспросил судья. — Так вот почему градоправитель обронил, что Ни ведет развратный образ жизни.

— Вовсе нет, господин. Эти две девушки — кстати, близняшки — более чем ясно дали мне понять, что мореход ни разу не думал посягать на их невинность.

— Так зачем он их тогда держит? для украшения дома? — полюбопытствовал Тао Гань.

— В память об их несчастной матери, дальней родственницы его матушки. История эта очень трогательна. — Чао Тай, добросовестно повторив то, что узнал от Ни, гневно нахмурился. — А тот негодяй, что совратил женщину, должен быть законченным мерзавцем. Я презираю тех ханьцев, кто думает, будто с чужеземной девушкой можно делать все, что заблагорассудится, только из-за ее происхождения.

Судья бросил мимолетный взгляд на Чао Тая и довольно долго молчал, подергивая бороду.

— Ну ладно, — наконец сказал он. — У нас слишком много других важных дел, чтобы встревать в личную жизнь морехода. Сейчас вы оба можете пойти перекусить. Но к двум часам непременно возвращайтесь на совещание.

Двое друзей, попрощавшись с судьей, совсем было собрались уходить, когда Чао Тай взял со столика сверток в красной бумаге. Передавая его Тао Ганю, он тихонько пояснил:

— Мне сунула это в рукав какая-то женщина на улице. Она, видать, нарочно наткнулась на меня, когда я уходил от Ни. А раз тут написано «В собственные руки», мне не хотелось показывать это судье Ди, пока ты сам не глянешь, что внутри.

Тао Гань поспешно распаковал коробочку. Внутри лежал предмет в форме яйца, завернутый в кусок ткани. Это была искусно вырезанная из слоновой кости клетушка для сверчка.

Тао Гань подвес ее к уху и немного послушал легкое шуршание.

— Это наверняка от нее, — вздохнул он и тут же удивленно вскрикнул: — Эй, погляди-ка! Чтобы это значило?

Он показал Чао Таю квадратную печать на футляре. «Личвая печать Лю, императорского цензора» — значилось там.

— Надо не мешкая показать это судье! — заторопился он.

И друзья побежали обратно. Когда судья Ди с изумленным видом оторвался от изучения карты, Тао Гань молча отдал ему клетушку и футляр, а Чао Тай объяснил, откуда это взялось. Отложив клетушку, судья осмотрел печать и, распечатав футляр, извлек тонкий листок бумаги, сплошь покрытый мелкими иероглифами. Расправив листок на столе, Ди принялся их внимательно изучать. Наконец он поднял глаза и мрачно объявил:

— Это личные заметки цензора Лю. Речь идет об арабах, уплативших ему определенную сумму за полученный товар. Но какого рода товар — не сказано. Помимо Мансура тут упоминаются двое других — цензор называет их Ах-ме-те и А-си-се.

— О Небо! — воздел руки Чао Тай. — Так, цензор оказался предателем? Или, быть может, это подделка?

— Нет, заметки подлинные, — процедил судья. — И печать настоящая. Я видел ее сотни раз в канцелярии. Что касается иероглифов, тоя знаком с почерком цензора по его докладам Совету, написанным собственноручно, хотя, в отличие от этой записки, уставным письмом. И эти заметки составлены высоким слогом, доступным только людям хорошо образованным.

Он откинулся на спинку кресла и надолго ушел в глубокие раздумья. Оба помощника с тревогой взирали на господина. Наконец и Ди посмотрел на них.

— Я понял, что все это означает! — радостно сказал он. — Кто-то прекрасно осведомлен о цели нашего пребывания в Кантоне! Поскольку это тщательно охраняемая государственная тайна, этот неизвестный нам человек должен быть весьма высокопоставленным лицом, посвященным в дела Великого совета. Очевидно, он принадлежит к клану, враждебному цензору. Он и его присные заманили господина Лю в Кантон, рассчитывая впутать в заговор Мансура, обвинить в государственной измене и таким образом убрать с политической сцены. Однако цензор предусмотрел такой поворот событий. Он, как доказывают эти записки, пошел на сотрудничество с арабами, но лишь затем, чтобы выяснить кто в действительности подзадоривает смутьянов. Но по всей видимости, противники обнаружили, что Лю раскрыл их замыслы. И тогда его отравили. — Судья повернулся к Тао Ганю: —То, что слепая девушка подбросила тебе конверт, свидетельствует как об остроте ее ума, таки о том, что она была свидетелем убийства. Ведь слепые не могут подбирать письма, брошенные на столе или на улице. Должно быть, обшаривая рукава убитого, девушка нащупала футляр чувствительными, как у всех незрячих, пальцами, а убийца этого не заметил. Золотой Колокольчик был тоже взят ею с тела цензора. А история о том, как она услышала пение сверчка, проходя мимо храма, выдумана для отвода глаз.

— Позже Ланьли, видимо, попросила кого-то, кому вполне доверяет, прочитать содержимое футляра, — добавил Тао Гань, — и, когда ей сказали, что там печать цензора, оставила находку у себя. Впоследствии, узнав от того или тех, кто побывал у нее после меня, что я расследую причины исчезновения цензора, Ланьли прислала футляр мне вместе со сверчком, чтобы я понял, от кого послание.

Судья почти не слушал его.

— Нашим противникам известен каждый наш шаг! — вдруг взорвался он. — Положение становится просто невыносимым! А этот мореход, судя по всему, — в самых тесных отношениях с этими людьми. Ведь никак не может быть простым совпадением то, что неизвестная девушка подсунула тебе в рукав, Чао Тай, этот сверток у ворот его дома. Немедленно возвращайся к Мореходу Ни и как следует допроси его! Начни осторожно, но если он станет отрицать, что знаком со слепой, бери за шиворот и тащи сюда! Я буду у себя в трапезной.

Глава 14

Предосторожности ради Чао Тай вышел из паланкина за поворотом и пошел к дому морехода Ни пешком, а перед тем как постучать, внимательно огляделся, но не заметил никого, кроме уличных торговцев: большинство из них ели рис или готовились к дневному отдыху.

Ворота открыла все та же старуха и сразу пустилась в длинные объяснения на языке, каковой, по разумению Час Тая, был персидским. Воин немного послушал из вежливости, потом отодвинул старуху и вошел.

Наверху царила глубокая тишина. Час Тай отворил дверь зала. Никого. Он решил, что мореход Ни и его близняшки уже отобедали и теперь отдыхают. Раздельно — как подчеркнула Даньязад! — с раздражением напомнил себе Чао Тай. Он немного подождал на случай, если у старой карги хватит ума разбудить хозяина. Но тайвэй решил, что, коли в ближайшее время никто не появится, ему придется обследовать дом самому.

Тайвэй подошел к стойке с мечами и вновь залюбовался совершенством клинков. Он так увлекся, что не услышал, как двое мужчин в тюрбанах взобрались на плоскую крышу снаружи. Беззвучно перешагнув через горшки с орхидеями, они проникли в комнату незамеченными. Пока тот, что повыше, вытаскивал длинный тонкий нож, его широкоплечий спутник вскинул дубинку и, подкравшись к Чао Таю сзади, нанес резкий и сильный удар по затылку. Час Тай на мгновение застыл и с грохотом упал как подкошенный.

— Тут хватает добрых клинков на любой вкус, Азиз, — взглянув на стойку с мечами, заметил высокий араб, — так что мы быстро выполним поручение Мансура.

— Хвала Аллаху! — прозвенел серебристый голосок по-арабски. — Я избавлена от посягательств похотливого неверного!

Оба разбойника повернулись и вытаращили глаза на появившуюся перед занавесью девушку. Не считая голубых бус да шелковых туфелек, она была совершенно нагой.

— Должно быть, эта гурия спустилась к вам из самого рая, — благочестиво пробормотал широкоплечий араб, с удивлением и восторгом разглядывая ладную фигурку юной красавицы.

— Можете считать меня наградой для всех правоверных, — заявила Дананир и, указав пальцем на Чао Тая, добавила: — Этот мерзавец хотел надругаться надо мной и как раз снимал меч, чтобы силой заставить меня подчиниться его гнусным желаниям, вот я и. спряталась за этой занавесью. Похоже, его мать некогда путалась с ослом.