Призрак храма Багровых туч, стр. 34

Ма Чжун снова одел те же куртку и шаровары, которые носил за день до этого, когда посещал Тулби и Талу. Он пошел на рынок и сел за длинный стол в дешевом кабачке на открытом воздухе, куда часто заходят носильщики и кули, которые возят людей. Он съел большую миску лапши с приправой. Лапша оказалась вкусной, и он взял еще одну порцию. Ма Чжун удовлетворенно рыгнул, достал зубочистку и сказал кули, жадно поглощавшему лапшу рядом с ним:

— У тебя красивая змейка на руке. Моя девчонка говорит, что мне надо вытатуировать такую же на груди, чтобы она шевелилась, когда я дышу. Говорит, смехота такая будет.

Кули бросил оценивающий взгляд на широкую грудь Ма Чжу-на.

— Это будет стоить кучу денег! Но их можно истратить тут неподалеку. Лучший татуировщик расположился в соседнем ряду.

Ма Чжун обнаружил мастера, когда тот раскладывал по порядку свои бамбуковые иглы. Он изучающе смотрел на него некоторое время, а потом заявил:

— Тигровая маска, которую ты вытатуировал на спине моего друга Сэн Саня, была никуда не годной. Его убили!

— Он сам виноват, братец! Я говорил ему: чтобы тигровая маска как следует могла защитить человека, нужны красные баки. Это обошлось бы ему еще в десять медных монет. Сам знаешь, хорошая красная краска кусается. Он отказался. Видишь, что с ним случилось!

— А по его словам, не нужны ему были никакие баки! Силуэт храма, который он поместил у себя на пояснице — мощное средство. Зачем ни за что ни про что тратить десять монет?

— А, так это был храм? А Сэн Сань сказал, что это всего лишь дом, который давно пора обчистить! «Много золота и много счастья» — вот что он мне сказал вытатуировать под ним. Он не получил ни того ни другого. А вы, господин? Хотите заглянуть в мои книги образцов?

— Я? Да нет, я не выношу боли! Пока.

Ма Чжун побрел дальше, сосредоточенно жуя зубочистку. Сэн Сань действительно держал язык за зубами по поводу золота. Когда Ма Чжун оказался перед храмом Бога Войны, он поднялся по широким мраморным ступеням и купил на пару медяков ароматических свечей у жреца, который дремал возле конторки. Ма Чжун зажег ароматические свечи и поставил их в бронзовый подсвечник на алтаре. Под ним возвышалась огромная золоченая статуя божества-свирепого бородатого воина, размахивающего трехметровым мечом.

— Подарите мне немного удачи, ваше превосходительство, — пробормотал он. — И добавьте к ней хорошенькую девчонку, если можно. Мне здорово не хватало их в тех делах, которые приходилось расследовать в последнее время!

На улице у храма одноногий нищий протянул руку. Ма Чжун положил в грязную ладонь медную монету и спросил у него, где подвал царя нищих. Нищий остановил на нем взгляд бегающих заплывших глаз и быстро заковылял прочь. Ма Чжун крепенько выругался. Он подошел к двум зевакам, но и те уставились на него, ничего не понимая.

Он бесцельно бродил по вонючим переулкам и кривым шумным улочкам, пытаясь найти место, где можно было бы спросить о царе нищих. Он знал, что бедняки ревностно хранят свои тайны и по необходимости всегда держатся друг за друга. Он устал, захотел пить и зашел в маленький кабачок. Усевшись перед прилавком, он подумал, что ему нужно сочинить себе легенду. Без сомнения, всякий принял бы его за бродягу, но они не знали его. В этом-то и была вся загвоздка. С полдюжины кули, сидевших у прилавка, подозрительно поглядывали на него. Мрачно уставившись на выпивку в грубой глиняной чашке, он опять пожалел, что его товарища кровного брата Чао Тая не было рядом. Одной хорошо поставленной сценки между ними было бы достаточно, чтобы снять враждебность.

Когда он выпил третью чашку, занавеска, служившая дверью, отодвинулась, и в кабачок вошла неряшливо одетая женщина. Кули знали ее и приветствовали грубыми шутками. Один из них схватил ее за рукав выцветшего платья. Она оттолкнула его с неприличным ругательством.

— Убери руки! Я работаю только ночью, днем надо спать. Мне пришлось пойти к старушке матери, она опять харкает кровью, а приглядывать за ней некому. Дайте-ка выпить, я вам деньгами заплачу!

— Пей за мой счет, — сказал Ма Чжун.

— С чего бы это? Кто ты такой?

— Из Тонкана, двоюродный брат Сэн Саня. Кули поглядели на него, как бы оценивая.

— Что, пришел за наследством? — с ухмылкой спросил один из них.

Остальные заржали.

— Я пришел заплатить по счету, — тихо сказал Ма Чжун. А когда они вдруг замолчали, добавил: — Никто не хочет мне помочь?

— Этот счет великоват для нас, незнакомец, — медленно сказал старый кули, — Ловцы воров сцапали А Лю и наверняка отрубят ему голову, но не А Лю сделал это. Никто из наших не убивал его. Это проклятый чужак.

— Мне все равно, кто сделал это. Я только хочу добраться до него. А царь ваш что-нибудь знает?

— Царь приносит несчастье последнее время, — пробормотала проститутка. — Спросите девушек, которые живут в том доме! Десять медных монет за раз, где это видано, — она проглотила выпивку. — Впрочем, спроси у него. Я, кажется, припоминаю, что однажды видела там Сэн Саня.

Ма Чжун поднялся и заплатил за обоих.

— Отведи меня туда, — сказал он женщине, — я дам тебе десять монет.

— Я покажу тебе даром. Сэн Сань был грязным типом, но его укокошил чужак, и мы не можем с этим мириться.

Кули одобрительно пробурчали что-то.

Женщина отвела Ма Чжуна за несколько улиц от кабачка. Они остановились на углу кривого переулка.

— На другом конце этого переулка стоит старая казарма. Солдаты ушли, девчонки остались. Со своими детками. Царь живет в подвале под казармой. Удачи тебе!

По обеим сторонам переулка, вымощенного булыжником, стояли дома из серого камня. Когда-то здесь жили состоятельные люди, но теперь, очевидно, в каждом доме поселилось по дюжине и больше бедных семей. Через каждые несколько шагов Ма Чжуну приходилось наклоняться, чтобы обойти мокрое белье, вывешенное сушиться на бамбуковых палках, торчащих из окон вторых этажей. Жители домов сидели на скамеечках и прямо на улице пили чай, шумно обсуждая свои дела. Их жены высовывались из окон верхних этажей, слушали их и выкрикивали свои советы. Немного дальше по переулку стало тише. На углу у казармы никого не было, кроме нескольких прохожих. Деревянные двери старого полуразвалившегося здания были закрыты, из-за закрытых ставней не доносилось ни звука. Женщины отсыпались после ночи.