Ожерелье и Тыква, стр. 26

Судья снял с себя халат и протянул обратно сквозь решетку.

— Не отчаивайтесь, госпожа! Я сделаю все, что в человеческих силах, и сегодня же ночью найду ожерелье. Если к вам придут рано утром, постарайтесь оттянуть исполнение их замыслов, каковы бы они ни были. Сошлитесь на важное для них сообщение или придумайте что-нибудь другое — в общем, как сами сочтете нужным. Добьюсь я успеха или нет, но завтра утром приду во дворец и сделаю все, чтобы вас спасти.

— Я не беспокоюсь о себе, Ди, — мягко проговорила старая дама. — Пусть милосердное Небо защитит вас!

Судья встал и двинулся в обратный путь.

Глава 17

Снова оказавшись под прикрытием деревьев, росших у рва, судья Ди стащил с ног разбухшие от воды сапоги и мокрые штаны и свирепо

растерся сухой половиной кушака, оставленной вместе с мечом. Затем он препоясал сухой тканью чресла и натянул длинный черный халат, а на голову вновь надел шапочку. Не зная, что делать с мокрыми штанами, судья просто забросил их в кроличью нору и поднял с земли меч и фонарь.

Удовольствие вновь оказаться в теплой сухой одежде преисполнило его восхитительной легкостью. Но в голове ощущалась полная пустота — сказывалось напряжение последних часов. Пробираясь по тропинке через лес, судья чувствовал, что не в силах даже подвести итог только что услышанному. Вспомнив мастера Тыкву и его рассуждения о важности пустоты, Ди попытался сосредоточиться и поставить себя на место Тай Мина, возвращающегося по этой самой тропинке с ожерельем, которое надо где нибудь спрятать. Продолжая идти вперед, судья отметил, что, несмотря на оцепенение, охватившее его мозг, все чувства необыкновенно обострились: нос отчетливо различал все лесные запахи, уши настораживались при малейшем звуке в темной листве, а от глаз не ускользнуло ни одно дупло в стволе дерева, ни одна трещина в замшелом валуне, попавшая в круг света фонаря. Судья не пропустил ни одного тайника, способного привлечь внимание учетчика, но ожерелья нигде не было.

Через час Ди наткнулся на сухую ветку, которую сам положил поперек тропинки, и порадовался, что сообразил отметить исходную точку пути, ведь во мраке деревья и кусты незаметно переходят в невообразимые дебри. Наконец, раздвинув кусты, судья вышел на берег бухты.

В лесу, под пологом высоких деревьев, он не замечал появившейся на небе луны, чье мягкое сияние отражалось в неподвижной воде бухты. Ди вышел на каменистую отмель и с недоумением уставился на лодку, оставленную под нависающими над водой ветвями сучковатой сосны. Лист Папоротника исчезла. Вдруг за его спиной послышался плеск.

— Быстро вы прогулялись! Не прошло и двух часов!

Судья обернулся. Девушка стояла по колено в воде, и капли воды сверкали на ее прекрасном и юном обнаженном теле. Эта захватывающая дух красота в самое сердце поразила судью, чьи чувства и без того были обострены до предела. Ди тут же почувствовал, как в жилах закипела кровь. Девушка грациозно села в воде, прикрыв руками грудь.

— Вы выглядите просто ужасно! Вам тоже надо искупаться.

— Простите, что заставил вас ждать, — пробормотал судья и, повернувшись к девушке спиной, сел на берегу. — Вам лучше одеться, уже за полночь. — Он стянул сапоги и, сорвав пригоршню травы, пробивавшейся среди камней, намочил в воде.

— Я совсем не сержусь, — промурлыкала девушка, подходя поближе.

Краем глаза судья видел, что она стоит рядом с камнями и выжимает намокшие длинные косы.

— Поторопитесь!

Ди с излишней энергией принялся оттирать запачканные илом сапоги.

Судья нарочно тянул время. К тому моменту, когда он обулся и встал, Лист Папоротника успела одеться и уже выводила лодку из-под сосны. Ди опять сел на корму, и девушка начала выталкивать суденышко к устью бухты. Затем она отложила шест и взялась за весло, бросив жалобный взгляд на серебристую сосну.

— Простите меня, господин, — тихонько вздохнула Лист Папоротника. — Я вела себя как глупая девчонка. Но все из-за того, что вы мне нравитесь, и я надеялась, что вы возьмете меня в столицу.

Судья вольготно раскинулся в лодке. Ощущение пустоты в голове исчезло, и теперь он чувствовал только необыкновенную усталость.

— Я нравлюсь вам только потому, что напоминаю о счастливых и спокойных годах, когда вы жили дома вместе с отцом, помолчав, заметил Ди. — Вы тоже мне нравитесь, поэтому я хочу видеть вас счастливой с каким-нибудь достойным молодым человеком. Но я никогда вас не забуду. И разумеется, не только потому, что вы оказались такой отличной помощницей.

В ответ девушка сердечно улыбнулась:

— Вы нашли то, что искали, господин?

— И да и нет. Надеюсь, завтра я смогу все рассказать вам подробнее.

Судья скрестил на груди руки и задумался над тем, что услышал от госпожи Гортензии. Только как следует обдумав эти новые и, без

сомнения, тревожные сведения, он сможет придумать способ отыскать ожерелье. Судья не сомневался, что Тай Мин спрятал его неподалеку от постоялого двора. В противном случае он не стал бы туда возвращаться, рискуя налететь на людей Лана. Тай Мин знал, что рано или поздно Лан Лю и его подручные уедут из города, а тогда он сможет вернуться из деревни Десяти Ли и забрать сокровище.

Набережная выглядела не менее пустынной, чем в момент их отплытия, но теперь в небе сияла луна и по булыжникам мостовой пробегали блики.

Я пойду вперед, — объявил судья. — При первых признаках опасности спрячьтесь на крыльце или в переулке.

Однако они благополучно добрались до задворков «Зимородка», не встретив ни души. Войдя на кухню, судья вдруг почувствовал, что голоден, как волк.

— Вы ужинали? — спросил он.

Девушка кивнула, а судья схватил из кухонного шкафа деревянную кадку с холодным рисом и блюдо моченых слив.

— За счет заведения, — пробормотал он, выходя в коридор.

Лист Папоротника подавила смешок. С крыльца доносилось бряцание оружия — очевидно, стражники все еще были на посту. Судья с девушкой на цыпочках поднялись наверх и расстались у двери в комнату Ди.

Судья зажег свечу и, переодевшись в чистый ночной халат, с удовлетворением отметил, что чай под стеганым колпаком еще не остыл. Он придвинул кресло к столу и сменил пластырь на руке. Затем, пользуясь деревянной крышкой кадки вместо тарелки, приготовил шарики из слив и холодного риса, а потом с наслаждением уплел эту простую солдатскую пищу, запив несколькими чашками чаю. Подкрепившись, судья взял со столика тыквенную бутыль, прилег на кровать и откинулся на подушки. Вертя в руках красный шнур, он начал «расставлять по полочкам» новообретенные сведения.

Теперь он явно представлял все возмутительные подробности заговора с кражей ожерелья. Заговорщики хотели оклеветать дафу Кана, не желая допустить, чтобы он стал зятем императора, но, кроме того, стремились вывести Третью Принцессу из душевного равновесия и склонить к возвращению в столицу. Госпожа Гортензия намекнула, что к заговору могут быть причастны главный евнух и смотритель дворца. Однако существовал и третий представитель власти — а именно дафу Кав. Но о нем судья не знал почти ничего, не считая того, что этот человек сумел внушить любовь принцессе и вызывал глубокое восхищение начальника стражи Сю. Однако оба — как принцесса, так и начальник стражи, — были пристрастны. Заговорщики пустили слух, будто у дафу есть подружка. Разумеется, это могло быть просто клеветой. Но не следовало забывать, что эти клеветники — опытные интриганы, а такие, как правило, избегают строить козни на пустом месте. Скорее они попытались бы исказить истинные события, подменив несколько слов или расставив по-своему ударения. Тем не менее дафу вполне мог завести интрижку, и отмахиваться от такой возможности судья не мог. То, что Кан не похищал ожерелья, еще не доказывало его непричастности к заговору, пусть косвенной.

Наука стратегии учит, что недостатки противника следует использовать в своих интересах, — об этом можно прочитать в любом трактате о военном искусстве. А в ту злополучную ночь дафу был у принцессы. Возможно, они стояли бок о бок у окна беседки, потом вышли в соседнюю комнату, и перед этим принцесса оставила ожерелье на столике. Тай Мину оставалось лишь протянуть руку и взять драгоценность. Что, если учетчик и дафу сговорились заранее?