Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа], стр. 28
— Вряд ли я знаю что-нибудь о нем. — В первый раз его угасшие глаза слегка оживились. — Невероятная ситуация.
— Да, — согласился Ванс. — А вам известна математическая формула Римана?
— Да, я знаю её. Друккер пользуется ею в своей книге.
Ванс слушал Парди с большим вниманием.
Вы, как я узнал, были у Диллардов в прошедший четверг, когда Арнессон разбирал эту формулу с Друккером и Сприггом?
— Да, я припоминаю, был такой разговор.
— Вы хорошо знали Спригга?
— Поверхностно. Я видел его два раза у Арнессона.
— Спригг тоже, по-видимому, имел привычку гулять по утрам в парке, — небрежно заметил Ванс. — Никогда вам не приходилось встречать его?
Веки Парди слегка дрогнули, и он ответил не сразу.
— Никогда, — наконец произнёс он.
Ванс отнёсся равнодушно к ответу. Он встал, подошёл к окну и выглянул из него.
— Я думал, что стрельбище видно отсюда. Теперь вижу, что оно совершенно скрыто за углом.
— Да, стрельбище совершенно закрыто от моих глаз. Вы, вероятно, думали о возможности найти свидетеля убийства Робина?
— Это и кое-что другое. — Ванс вернулся на своё место. — Вы ведь не стреляете из лука, я уверен.
— Это немного утомительно для меня. Мисс Диллард пыталась заинтересовать меня этим, но я оказался неспособным учеником. Несколько раз я был с нею на турнирах.
В голосе Парди появилась нежность, и вдруг я почувствовал, что он любит Белл Диллард. Ванс, очевидно, почувствовал то же, потому что после короткого молчания сказал:
— Вы, конечно, понимаете, что в наши намерения не входит ненужное вмешательство в частную жизнь людей; но мотивы обоих убийств все ещё не выяснены. Вначале было высказано ни на чем не основанное предположение, что убийство совершено вследствие соперничества из-за расположения мисс Диллард. Нам было бы важно узнать истинное положение вещей в том, что касается её чувств.
Взор Парди устремился к окну, и он слегка вздохнул.
— Я всегда чувствовал, что она и Арнессон непременно поженятся, но это только предположение.
— Так вы не думаете, — продолжал Ванс, — что её сердце было тронуто юным Сперлингом.
Парди покачал головой.
— Мисс Диллард говорила, что вы заходили к ней сегодня утром.
— Я обычно забегаю ежедневно. — Он, видимо, был смущён.
— Вы хорошо знаете миссис Друккер?
Парди вопросительно посмотрел на Ванса.
— Не особенно. Конечно, я встречался с ней много раз.
— Вы посещали её дом?
— Очень часто, но всегда, чтобы повидаться с Друккером. Я ведь уже много лет занимаюсь вопросом о взаимоотношении математики и шахмат…
Ванс кивнул головой.
— А как окончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном?
— Я сдался на сорок четвёртом ходу. Рубинштейн открыл слабое место в моей атаке, которое я проглядел.
— Профессор Диллард рассказывал нам, что Друккер предвидел исход, когда вчера вечером вы обсуждали ситуацию.
Я не мог понять, почему Ванс так настойчиво говорил об этом, зная, что это больное место Парди.
Парди покраснел и задвигался на стуле.
— Друккер слишком много говорил вчера вечером. — Замечание было высказано не без ядовитости. — Хотя он и не игрок, но все-таки должен знать, что такие дискуссии не допустимы, пока игра не окончена. Но его анализ игры всегда чрезвычайно глубокомыслен. Зависть слышалась в его тоне: я почувствовал, что он ненавидит Друккера, насколько ему позваляла, конечно, его кроткая натура.
— Когда окончилась игра? — спросил Ванс.
— Немного позже часа ночи.
— Было много зрителей?
— Необычайно много, принимая во внимание поздний час!
Ванс положил папиросу и встал. Но около двери он вдруг остановился и взглянул на Парди.
— А ведь чёрный епископ опять был выпущен на свободу сегодня около полуночи.
Эффект его слов был поразительный. Парди вдруг подскочил, точно его ударили; лицо стало бледным, как мел. С усилием он повернулся к двери и широко распахнул её для нас.
Когда мы шли по Риверсайдской аллее к автомобилю следователя, Маркхэм стал расспрашивать Ванса относительно его последних слов.
— Я надеялся, — объяснил Ванс, — что он хоть взглядом выдаст себя. Но такого эффекта я никак не ожидал.
Он задумался, но когда автомобиль выехал на Бродвей, он очнулся и велел шофёру ехать в отель Шермана.
— Я непременно хочу узнать подробнее об этой партии Парди и Рубинштейна. Никаких причин нет, просто мой каприз… С одиннадцати утра до половины первого ночи — чертовски много времени для неоконченной игры.
Мы остановились на углу, и Ванс исчез в шахматном клубе. Когда он вернулся, в руке у него был лист бумаги с отметками. Но в выражении его лица не было ничего весёлого.
— Моя далеко ведущая, прелестная теория, — сказал он с гримасой, — рухнула вследствие весьма прозаических обстоятельств. Я сейчас говорил с секретарём клуба: оказывается, вчерашняя вечерняя игра продолжалась два часа и девятнадцать минут. Около половины двенадцатого казалось, что выиграет Парди, но мастерским ходом Рубинштейн разбил его тактику в пух и прах, как и предсказывал Друккер.
Глава XVI
ТРЕТИЙ АКТ
Со вторника, 12 апреля, до субботы, 21 апреля
После ленча Маркхэм и Хэс продолжили странствия по городу. Им предстоял тяжёлый день. У Маркхэма накопилось множество текущей работы, а сержанту к следствию о Робине прибавилось ещё дело Спригга. Вечером в половине восьмого было неофициальное совещание с участием Хэса и инспектора Морана, но хотя оно и затянулось до полуночи, ничего существенного из этого не получилось.
Следующий день тоже не принёс ничего, кроме разочарований. Пришло донесение от капитана Дюбуа, что на присланном Хэсом револьвере не оказалось отпечатков пальцев. Капитан Хагедорн установил, что выстрел в Спригга был сделан именно из этого револьвера. Человек, карауливший дом Друккера, провёл спокойную ночь. Миссис Друккер оказалась в саду в начале девятого утра, а в половине десятого через парадную дверь вышел Друккер и просидел за чтением два часа в парке.
Прошло ещё два дня, к следствию ничего не прибавилось. Газеты старались перещеголять друг друга в риторике.
Ванс заходил к профессору Дилларду, к Арнессону, два раза был в шахматном клубе у Парди, который вёл себя вежливо, холодно-сдержанно. Не входил ни в какие сношения ни с Друккером, ни с миссис Друккер, а когда я спросил, почему он игнорирует их, он ответил: — Теперь от них не узнаешь правды; оба чрезвычайно напуганы. Пока у нас нет определённых улик, не стоит их допрашивать, может выйти не лучше, а хуже.
Несомненная улика была получена на следующий день из самого неожиданного источника. Ею отмечено начало последней фазы нашего следствия, — такой ужасной, потрясающей душу трагедии, такой невероятной жестокости и чудовищного юмора, что и теперь, через много лет, мне хочется верить, что это был фантастический, отвратительный кошмар.
В пятницу после полудня Маркхэм с отчаяния созвал опять совещание, в четыре часа мы все, включая инспектора Морана, собрались в кабинете следователя. Арнессон был необыкновенно молчалив и внимательно слушал все, что говорилось. Он как будто умышленно избегал высказывать своё мнение.
Мы заседали уже около получаса, когда тихо вошёл секретарь и положил перед Маркхэмом бумагу. Маркхэм заглянул в неё и нахмурился. Через минуту он подписал два печатных бланка и передал их Свэкеру.
— Заполните их и передайте Бену, — приказал он. Когда секретарь вышел, он объяснил нам причину перерыва: — Сперлинг прислал записку с просьбой переговорить со мною: пишет, что у него есть на то важные причины.
Через десять минут был введён Сперлинг. Он приветливо улыбнулся Маркхэму, кивнул Вансу. Маркхэм пригласил его сесть, Ванс предложил папиросу.
— Я хотел поговорить с вами, м-р Маркхэм, об одной вещи, которая, может быть, вам поможет… — начал он. — Помните, когда вы меня спросили, куда пошёл м-р Друккер из стрелковой комнаты, я ответил, что помню только, что он вышел через подвальную дверь… За последние дни у меня было много времени для размышления, и я кое-что вспомнил… Одно из этих воспоминаний относится к м-ру Друккеру, вот почему я и захотел повидаться с вами. Сегодня днём мне представилось, что я снова в стрелковой комнате и разговариваю с Робином. И вдруг в моем уме промелькнуло нечто. Я вспомнил, что когда я выглянул в окно, чтобы узнать, какова погода для моей поездки, то увидел в беседке за домом м-ра Друккера…