Смерть Канарейки, стр. 14

Маркхэм перестал нервно шагать по комнате и раздраженно набросился на Ванса.

– К черту! Это дурацкая чепуха. Какой-то человек проник сюда и выбрался обратно. Но что-то где-то не так. Либо горничная ошибается, когда говорит, что в квартире никого не было, когда она уходила, либо один из телефонистов спал и не признается в этом.

– Или кто-то из них лжет, – добавил Хэс.

Ванс покачал головой.

– Горничная, мне кажется, вполне заслуживает доверия. А если бы было хоть малейшее сомнение в том, что кто-то прошел незамеченным через главный вход, эти ребята у телефонного щита охотно подтвердили бы, при настоящем положении вещей… Нет, Маркхэм, вам лучше всего подходить к этому делу, изучив как следует быт призраков.

Маркхэм заворчал в знак неудовольствия шутливости Ванса.

– Расследование по этой части я предоставляю вам, с вашими метафизическими теориями и гипотезами.

– Но позвольте, – смеясь, запротестовал Ванс, – вы же логически доказали, вернее показали, что прошлым вечером в квартиру никто не мог войти и выйти оттуда, а, как вы мне часто говорили, суд должен решать все дела, опираясь не на известные или подозреваемые факты, а на улики и свидетельские показания, но в данном случае свидетельские показания обеспечивают алиби всем человеческим существам, облеченным в телесную оболочку. То, что леди сама задушила себя, не очень вероятно. Если бы только это был яд – какое необычайное самоубийство вы бы имели… В высшей степени необдуманно было со стороны ее рокового гостя не воспользоваться мышьяком вместо собственных рук.

– Ну, ладно, он ее все-таки задушил, – заявил Хэс. – И я скажу вам, я бы поставил свои денежки на парня, который заходил сюда в половине десятого и не мог войти в квартиру. Хотел бы я потолковать с этой птичкой.

– В самом деле? – Ванс закурил новую сигарету. – Я бы не сказал, судя по его описанию, что разговор с ним доставил бы большое удовольствие.

Глаза Хэса вспыхнули зловещим огоньком.

– Мы умеем, – процедил он сквозь зубы, – устраивать чертовски интересные разговоры с людьми, которые не пользуются репутацией завзятых остряков.

Маркхэм поглядел на часы.

– У меня есть срочные дела на службе, – сказал он, – а все эти разговоры ни к чему не приведут.

Он положил руку на плечо Хэса.

– Покидаю вас, чтобы двинуться дальше. Сегодня все эти свидетели снова будут у меня на допросе в прокуратуре – может быть, я смогу расшевелить их память хоть немножко. Вы наметили линию, по которой поведете расследование?

– По обыкновенному порядку, – уныло ответил Хэс. – Просмотрю бумаги Оделл и проверю их…

– Лучше бы вам съездить в бюро по вызову такси, – предложил Маркхэм. – Постарайтесь выяснить, кто был человек, уехавший отсюда и куда он уехал.

– Неужели вы допускаете хоть на минуту, – спросил Ванс, – что если бы он знал что-нибудь об убийстве, то остановился бы в холле и попросил бы телефониста вызвать такси?

– О, для меня это совершенно неважно, – Маркхэм говорил почти равнодушным тоном, – но девушка могла сказать ему что-нибудь, что наведет на след.

Ванс насмешливо покачал головой.

– О, долгожданная ясноглазая Вера, о, чистая Надежда, ты невесомый ангел, парящий на золотых крыльях!

Маркхэму было не до поддразнивания Ванса. Он повернулся к Хэсу и заговорил с возросшей бодростью.

– Позвоните мне попозже днем… Может быть, мне удастся вытянуть еще что-нибудь из компании, с которой мы только что беседовали. И, – добавил он, – поставьте обязательно сюда охрану. Я хочу, чтобы квартира так и оставалась, пока нам не удастся пролить свет на это дело.

– Я об этом позабочусь, – сказал Хэс.

Маркхэм, Ванс и я вышли и сели в машину. Через несколько минут мы уже мчались по Центральному парку.

– Помните наш недавний разговор о следах на снегу? – спросил Ванс, когда мы выехали на Пятую авеню.

Маркхэм задумчиво кивнул.

– Насколько я припоминаю, – продолжал Ванс, – в вашем предполагаемом случае имелись не только следы на снегу, но и десяток или больше свидетелей, включая и ваше маленькое чудо, которое видело какую-то фигуру на фоне зимнего ландшафта. Сейчас вы в более ужасном положении, благодаря тому удручающему факту, что у вас нет ни следов на снегу, ни свидетелей, видевших убегающую фигуру. Короче, мы лишены всяких вещественных доказательств…

Он печально покачал головой.

– Знаете, Маркхэм, мне кажется, что из свидетельских показаний неоспоримо вытекает, что никого не было рядом с покойной в миг ее перехода в мир иной, и что, следовательно, она является, я полагаю, всего лишь живой. Тело задушенной леди второстепенное обстоятельство с точки зрения судебной процедуры. Я знаю, что суд не признает доказательства убийства без тела, но как вы намереваетесь объяснить наличие вещественного доказательства без убийства?

– Вы говорите чепуху, – сказал Маркхэм.

– Совершенную, – согласился Ванс. – А все же затруднительная вещь для законника не иметь хоть каких-нибудь следов.

Внезапно Маркхэма прорвало.

– Вам то уж, конечно, не нужны ни следы, ни какие-нибудь вещественные доказательства, – набросился он на Ванса. – Вы обладаете даром угадывания и предвидения, в котором отказано простым смертным. Насколько я помню, вы довольно высокомерно сообщили мне, что, зная сущность и условия убийства, вы безошибочно могли бы найти виновного, оставил он следы или нет. Припоминаете вы свое хвастовство?… Ну, так вот вам преступление, и преступник не оставил никаких следов. Будьте добры удовлетворить мое любопытство и сообщить мне, кто убил Маргарет Оделл.

Безмятежное спокойствие Ванса не было нарушено желчным вызовом Маркхэма. Он сидел несколько минут, лениво затягиваясь, сигаретой, затем он нагнулся и стряхнул пепел в окно.

– Честное слово, Маркхэм, – протянул он, – я уже наполовину склонился к тому, чтобы заняться этим дурацким делом, но я думаю пока подождать, посмотреть, кого припутает сюда Хэс со своим расследованием.

ГЛАВА 9

НАЧАЛО РАССЛЕДОВАНИЯ

(вторник, 11 сентября, после полудня)

Маркхэм насмешливо хмыкнул и откинулся на сиденье^

– Ваше великодушие умиляет меня, – сказал он.

По пути нас ненадолго задержала уличная пробка у Мэдисон-Сквера, и Маркхэм нетерпеливо поглядывал на часы.

– Уже больше двенадцати, – сказал он. – Я думаю высадиться у клуба и перекусить там. Я, конечно, знаю, что завтрак в такой ранний час покажется слишком плебейским такому изнеженному тепличному цветку, как вы.

Ванс принял приглашение.

– Поскольку вы лишили меня моего утреннего завтрака, – заявил он, – я, так и быть, разрешаю вам заказать для меня несколько яиц.

Через несколько минут мы вошли в почти пустой ресторан Стюйвезент-Клуба и заняли столик у окна, выходящего на южную сторону, из которого были видны верхушки деревьев Мэдисон-Сквера.

Как только мы заказали завтрак, вошел одетый в униформу слуга и, почтительно наклонившись к плечу прокурора, подал ему записку, вложенную в конверт клуба, на конверте не было никакой надписи. Маркхэм читал ее с выражением растущего любопытства, а когда он увидел подпись, легкое удивление мелькнуло у него в глазах. Наконец он оторвался от записки и кивнул ожидавшему слуге. Затем, извинившись, встал и быстро вышел. Вернулся он через добрые двадцать минут.

– Забавная вещь, – сказал он. – Эту записку прислал человек, который обедал и был в театре с Оделл вчера вечером… Как тесен мир… Он остановился здесь в клубе – он не постоянный член, но всегда бывает здесь, когда у него дела в городе.

– Вы его знаете? – равнодушно спросил Ванс.

– Я его видел несколько раз, его зовут Спотсвуд. – Маркхэм, казалось, был в замешательстве. – Он семейный человек, живет в загородном доме на Лонг-Айленде и вообще известен как весьма уважаемый человек. Я бы его последним заподозрил в том, что он путается с Оделл. Но, как он сам признается, он часто с ней встречался во время своих наездов в Нью-Йорк – «вспомнил молодость», как он говорит, – и вчера обедал с ней у Фанчелли, а потом повел ее в Зимний сад.