Заколдованная планета, стр. 21

Переменившийся ветер швырнул ей в лицо горсть брызг, и она закашлялась. Буслаев на мгновение притормозил, давая дорогу такриоту, несущемуся сломя голову, ловко подшиб топором преследующую его гарпию и потащил Ирину дальше.

— Стихия! — объяснял он на ходу. — Всю технику с матушки-Земли не перетащишь. Усыпляющий газ неограниченно растворяется в воде, а кси-поле… Оно и при спокойной атмосфере дает разряды. А сейчас мы стянули бы сюда все молнии ада. Представляешь, какой был бы костер!

Они вбежали на пригорок и остановились. На поляне часть цивилизаторов; выстроившись цепочкой, оттесняла такриотов к лесу, под спасительный шатер ветвей. Другие шли следом, сбииая гарпий. Их белые трупы валялись вперемешку с темными телами такриотов.

— За мной! — заорал Буслаев и кинулся вниз, размахивая топором.

Ирина вприпрыжку бежала за ним.

Это была страшная ночь. Крохотная кучка цивилизаторов отчаянно боролась с хищниками, не знающими страха и не привыкшими к сопротивлению. Даже смертельно раненные гарпии стремились подползти к противнику, вцепиться в него зубами. И одновременно надо было спасать обезумевших такриотов, нападавших на своих защитников и друг на друга. Ирине казалось, что этому ужасу не будет конца. Вспышки выстрелов слепили глаза, крики и вопли взрывались в голове крохотными фугасками, болели руки, ноги, все тело саднило от толчков и ударов. Но она с упорством отчаяния шла за Буслаевым, потому что другого пути не было.

Только перед самым рассветом, когда кончилась гроза, прилетевшим патрульным роботам удалось загнать уцелевших гарпий за барьер кси-поля и водворить их обратно в заповедник. Постепенно и такриоты пришли в себя.

Взошедшее солнце осветило большую поляну с вытоптанной травой и измученных, с трудом передвигающихся людей. Двадцать три такриота остались лежать на земле, полтораста было ранено. Среди цивилизаторов тоже оказались пострадавшие. У Ирины было поцарапано лицо и подбит левый глаз, не считая многочисленных синяков. Она так и не смогла вспомнить, когда ее били. Буслаеву острый коготь до кости рассек лоб. А нового костюма, так старательно отглаженного Ириной, вообще не существовало.

Он отыскал Ирину в толпе, мокрую, дрожащую от холода, и, как она ни отбивалась, размашисто поцеловал.

— За спасение моей драгоценной жизни!

— Сумасшедший! — сказала Ирина, вытирая платком кровь па его лице. — И нахал! — добавила она, подумав.

— Согласен! — ухмыльнулся Шкипер. — Но ты мне нравишься.

— А ты мне нет. Иди на перевязку.

— Сама перевяжешь, не маленькая.

Ирина зашипела от возмущения. Но бородач нахально орал, что только ей доверяет свою нежную особу, и, чтобы не привлекать внимания, пришлось достать из мобиля сумку с медикаментами.

— Садись, мучитель! — прошипела она.

Она неумело наложила бинт, стараясь не причинить боли. Буслаев только щурился, будто эта процедура доставляла ему удовольствие.

Куда ни кинь взгляд, женщины ловко орудовали бинтами и тюбиками с заживляющей биомассой. Такриоты, сидя на траве в ожидании перевязки, недоуменно переглядывались: они ничего не помнили.

Девушки работали споро и четко. Видно было, что это дело им не в диковинку. Ирина тоже скоро приноровилась. Переходя от раненого к раненому, она столкнулась с Патрицией. Та была чем-то взволнована и все время оглядывалась.

— Ты не видела Георга?

Ирина покачала головой.

— Ума не приложу, куда он делся, — тревожно сказала Патриция.

Она спрашивала у всех, и все пожимали плечами. Многие вспоминали, когда в последний раз видели его. Вот здесь он вырвал топор у туземца, там обратил в бегство гарпий, у того куста пришел кому-то на помощь… Но перед концом схватки его не видел никто. Постепенно тревога Патриции передалась остальным.

— Кто перевязан — на поиски! — скомандовал Сергеев, бережно поддерживая сломанную руку.

…Его нашли за кустами на изрытой траве. Он лежал на боку, выбросив в последнем рывке руки. Неправдоподобно красивое лицо его застыло.

Девушки плакали, мужчины стискивали кулаки. Буслаев опустился на колени перед телом друга, поднял его на руки и понес, прижимая к груди. Такриоты, взглянув в его лицо, разбегались с криками ужаса.

…На маленьком кладбище в нескольких километрах от Базы прибавится еще одно скромное надгробие.

Мимико, плача, кинулась на шею Ирине. Она уже все знала. Ирина судорожно обняла подругу, и тут ее нервы не выдержали. Сумасшедшее напряжение ночи, изуродованные безумием лица, белые крылья, в предсмертном трепетании хватающие воздух, и кровь, кровь, кровь — все вылилось в пронзительном истерическом вопле. Перепуганные Мимико и Буба вцепились в Ирину, которую неудержимо трясло. Потом Мимико принесла стакан воды и, разжав сведенные судорогой челюсти подруги, насильно напоила ее.

Ирина вздохнула и сникла.

— Уложи девочку спать, потом приходи, — попросила она. — Я умоюсь и прилягу. Только не оставляй меня.

Они просидели всю ночь на диване, тоскливо вглядываясь в темноту. По временам Ирина трогала заплывший глаз и вздрагивала, не в силах отогнать страшные воспоминания, Мимико потихоньку плакала.

ЭТО НЕ ПИЯВКИ

Мимико не появлялась две недели. После боя с гарпиями всем цивилизаторам было категорически запрещено без нужды являться на Базу. Начальник отряда, несмотря на сломанную руку, кочевал из племени в племя, проверяя, все ли в порядке. Он опасался новой вспышки безумия. Было замечено, что припадки, чем бы они ни были вызваны, никогда не бывают одиночными, а вспыхивают сериями, причем в различных племенах, будто микробы безумия разносятся по воздуху. Но пока все было тихо.

Ирина осталась на Базе одна, если не считать Бубы. В эти дни она поняла, что обычай брать на воспитание такриотов является мудрой гарантией против несовершенства человеческой психики.

Оторванные от родины, большую часть времени проводящие в специфических условиях первобытного племени, стараясь вжиться в психологию аборигенов, земляне могли незаметно для себя перешагнуть тот порог, ниже которого психические уровни совпадали. Для этого достаточно было потерять перспективу, сосредоточить все интересы на сиюминутных проблемах. Человек оставался в блаженной уверенности, что ничто не изменилось, а на самом деле у него пропадал интерес к работе, начинало казаться, что все идет так, как нужно, и, главное, возникала боязнь каких бы то ни было перемен. Подопечные, стоящие по своему развитию выше остальной массы, жадно впитывающие все новое, требующее этого нового, не давали опуститься ниже критического порога. Они были тем оселком, на котором оттачивалась стойкость психики. Сейчас Ирине просто необходима была ее воспитанница. Не будь Бубы, она наверняка махнула бы на все рукой и без дела валялась бы на диване.

Работа не ладилась. Разгадка логики поведения пиявок ничуть не приблизила Ирину к цели. Они оставались такими же непонятными существами. Да и разгадана ли логика их поведения? Да, доказано, что пиявки убивают обнаженные существа. А почему? Какие внешние причины обусловили эту избирательность? Ведь ясно, что кто-то или что-то заложило в животных условный избирательный рефлекс. Таким образом, пиявки становились промежуточным объектом исследования. Ирина надеялась, что изучение биосферы болота наведет ее на правильный путь, но и здесь потерпела поражение. Болото было совершенно пустым. Не только личинок, червей, рыб — в теплой воде не оказалось ни одного микроба. Будто ничто живое не могло сосуществовать с пиявками. Выходило, что они ничем не питаются. Это было невероятно. Снова и снова бросалась она к микроскопу, на центрифуге профильтровывала образцы ила

— результаты не менялись. Пусто! Но ведь должны же они чем-то питаться, чтобы жить. Должны!

Прилетевший на одиннадцатый день Сергеев нашел Ирину в состоянии депрессии.

— Я, наверное, страшная бездарь и зря полезла в науку, — вздохнула она. — Единственное, что у меня получается — это собирать идиотские факты. Здесь я достигла совершенства. Вот, полюбуйтесь.