Королева его сердца, стр. 9

Соглашение с Ди, должно быть, так извратило ее сердце, что она забыла решительно все, связанное со своей давней помолвкой, и даже тот проблеск нежности, когда они оба почувствовали свое предназначение для благородного дела. Ди, этот самозваный маг, наверное, околдовал ее, чтобы она забыла Данте. Так оно и было! Ничем иным нельзя было объяснить ее превращение из невинного ребенка в злобную ведьму. Ничем иным нельзя было объяснить ее неестественную зрелость, отказ от своего имени, изменение цвета ее глаз.

– Я никогда не соглашусь на эту работу, и в особенности ради вашего удовольствия. – Подавляемая ярость против Ди, укравшего ее невинность, превратила слова Данте в глухое рычание.

Она перешла в наступление. Ее изящные черты стали жесткими, она гневно вздернула подбородок. Глаза сузились, выражая подозрительность:

– Вы никогда не устраивались на работу через Мод, не так ли? Моим конюхом вы стать не хотите. Так в чем же дело? Объясните!

– Даже и не подумаю. – И после томительной паузы короткое слово, брошенное им, прозвучало особенно оскорбительно: – Ведьма!

Она задохнулась от ярости, и кровь отлила от ее лица.

– Вы… вы один из них, не так ли? Один из тех проклятых Богом овцеводов, которые хотят завладеть землей моего отца!

Данте задумался над этим вопросом.

– Ты хочешь сказать, что пастухи вынашивают планы вырвать английскую корону у Генриха VIII и править Англией?

– Что?..

Возможно, пораженный своим открытием, он сказал что-то неправильно. И решил пояснить:

– Ты не можешь верить, что я заодно с заблудшими душами, стремящимися отнять у тебя то, что принадлежит тебе по праву.

– Докажите, что вы не с ними, – поддразнила она. – Скажите мне, какого дьявола вы делаете в моем личном вагоне?

Данте изо всех сил старался дать объяснение своему присутствию, которое не заклеймило бы его печатью лунатика. Под ее проницательным взглядом это было еще труднее сделать. Глаза ее сузились, словно она отсчитывала про себя каждую секунду, пока наконец не повернулась на своем табурете к нему спиной с легким возгласом разочарования. А когда развернулась обратно, глаза ее были полны слез и страшной решимости, а кулак ощетинился целым набором кинжалов. Он попятился назад, развел руки, прижав их к стене, с его плеч упал плащ, и она не могла не видеть, что он стоял безоружный, но хорошо защищенный стальным нагрудником. Любой разумный человек должен был бы признать бесполезность тонких ножей против такой брони и предвидеть, что, скользнув по ней, кинжал может отскочить и пустить кровь самому нападающему.

Но только не она.

Мгновенно со смертельной точностью она стала метать кинжалы прямо в него, и притом с такой скоростью, что, казалось, едва один вылетал из ее пальцев, как другой тут же занимал его место. Ее мастерство настолько ошеломило Данте, что он, остолбенев, был не в силах шевельнуться, и, возможно, именно это спасло ему жизнь.

Один за другим кинжалы пронзали модные складки его изящной, но со следами долгой дороги одежды, пригвождая ее к стене и лишая Данте Тревани возможности пошевелиться.

Глава 3

– Вы рискуете порвать в клочья ваш любимый костюм, если будете дергаться, стараясь освободиться. К тому же у меня остался один нож, так что, пожалуйста, без глупостей.

Глориана направила было острие последнего клинка в сердце незваного гостя, но потом поняла, что эта металлическая штука надежно оберегает его грудь. Она изменила угол наклона ножа и теперь нацелила его на гениталии Данте. По тому, как он выдвинул вперед челюсть и прищурил глаза, она понимала, что Данте в достаточной мере оценил ее искусство, чтобы беспокоиться за судьбу ее новой мишени, и видел, как предательски дрожала ее рука. Она стала пятиться в заднюю часть вагона. Дойти до конца стоило ей добрых трех минут. Она открыла дверь, выходившую на маленькую площадку, прошла по узкому мостику над буферами и изо всех сил постучала в дверь следующего вагона, где находились лошади. Ответа она ждать не стала, так как знала, что Мод услышит стук и прыгнет через сцепной мостик, как обычно прыгала по натянутому канату, на котором балансируют акробаты. Она попросила Мод поторопиться, чтобы они могли вместе поскорее отделаться от странно одетого незнакомца, оказавшегося в ее личном вагоне.

Она вернулась к своему пленнику, отметив угрюмую настороженность, с которой он следил за ее приближением.

– Я вижу, несколько минут пребывания в положении распятого Иисуса не слишком-то улучшили ваше настроение, – усмехнулась она.

– Подвешенное состояние может улучшить настроение только что подстреленной дичи, но не человека, – хмуро отвечал Данте.

Он держался прямо и выглядел как пугало, хотя Глори никогда не приходилось видеть, чтобы какое-нибудь набитое соломой чучело висело с достоинством. Похожий на жилет металлический нагрудник прилегал слишком плотно к его телу, чтобы она могла направить кинжал в область талии, но она приколола пышно окружавшие его ляжки штаны, ругая про себя покрой их верхней части, туго обхватывавшей его плоский живот и бедра, так что были хорошо видны контуры запретных частей мужского тела. А его ноги! Для женщины, выросшей в цирке, мужчины в обтягивающей одежде не в диковинку, но никогда раньше ей не приходилось видеть таких мускулистых мужских ног.

Все в нем – крупное, богатырски сложенное тело, лицо, пылающее гневом, – могло до смерти испугать кого угодно, если бы не это глупое перо, которое он воткнул в свою металлическую шляпу. Оно размеренно покачивалось в ритме движения поезда.

– Вы намерены меня убить?

Хотя слова его ломаного языка звучали для нее странно, она уловила едва знакомый акцент в богатом низком тембре его голоса.

– Я пытаюсь понять, откуда у вас этот акцент. Уж не родственник ли вы Летучих Замбеллисов? Звук вашего голоса похож на их голоса, правда, не совсем.

Губы Данте тронула едва заметная улыбка:

– Сначала Вилли Снелл, а теперь Летучие Замбел-лисы… Как я вижу, все, связанное со мной, напоминает вам кого-то другого.

Ну все. Глори вдруг почувствовала, как ей в лицо ударил жар от тревожного сознания того, что она теряет голову в его присутствии.

– Это так естественно – пытаться найти что-то знакомое при первой встрече с человеком.

Ироническая нота в голосе Данте исчезла:

– Вы не помните о нашей давней встрече?

– Я… я не думаю.

Возможно… Однако она не могла начисто это отрицать. За многие годы Глори выступала перед тысячами людей. И частью ее работы были флирт, лесть, отвлечение внимания зрителей, когда она демонстрировала свои нехитрые фокусы. И каждый раз какой-нибудь мужчина задерживался после окончания представления, уверенный в том, что ее игра таила в себе невысказанное приглашение. Она неизменно отсылала их, убеждая их словами о том, что даже не замечала их лиц в толпе зрителей.

Глори внимательно изучала лицо своего пленника – худое и строгое, с медной искоркой в темных, глубоко посаженных глазах. Глаза не давали ей покоя. Она не могла избавиться от ощущения, что уже где-то видела незваного гостя. Гордые губы, волевой подбородок – все гармонично сочеталось, создавая необычайно привлекательный облик. Она почти не видела его волос, скрытых под каской, но догадывалась, что они должны быть каштановыми, с бронзовым отливом, как полосы у тигра, и очень хорошо сочетаться с бровями и усами. На щеках его темнела едва заметная щетина.

Она поймала себя на том, что благодарила своего ангела-хранителя за то, что Данте отказался поступить к ней на службу. Всю жизнь она работала рядом с мужчинами и знала, как они используют любой момент, пытаясь, каждый по-своему, добиться расположения женщины. Вдруг представила себе, как этот парень невинно попросил бы ее помочь ему снять этот металлический жилет, а потом – она хорошо знала, каким будет следующий шаг, – попытался бы урвать мимолетный поцелуй. Она внезапно вообразила склонившееся над ней лицо незнакомца, притягивающую глубину его грустных темных глаз … и вот уже его губы косаются ее губ, а усы и небритая щека щекочут ее щеку.