Дом в тысячу этажей, стр. 45

Очнувшись, Петр Брок обнаружил, что все еще опутан сетью, хотя веревки ослабли. Можно было разогнуться. Он находился в грязной, заброшенной кухне. В одном углу — полуразвалившаяся плита. На стенах — светлые прямоугольники от висевших здесь когда-то картин. В другом углу — куча кухонной утвари.

Множество незнакомых лиц вокруг. Глаза вытаращены, все сгорают от любопытства. От края сети до ближайших зевак — добрых три шага: эта дистанция самолюбия не ущемляет, зато и вполне безопасна.

А сеть и в самом деле странная. Она не падает на пол, будто ждет кого-то. Просто воздухом, без улова, сети не наполнишь. Пустая, она должна упасть плоской бесформенной кучкой. А эта сеть словно натянута, охватывает как бы нечто овальное, однако неуловимое. И ни один из присутствующих не отваживается тронуть это шевелящееся, живое ничто.

— Эх вы, рыцари! Пойманного дьявола боитесь!

Молодая женщина в пестрой короткой юбке пробивается вперед.

— Я, я подойду! Я не боюсь! Хоть мизинцем, а дотронусь!

— Да пустите вы ее. Ишь, дотронуться приспичило! Банкир Салмон этак тоже пальца лишился!

— А почему она попадет непременно в пасть? Может, совсем в другое место, хе-хе-хе!

— От карающей длани господа Муллера ему не уйти! — покачал головой бородатый старик.

— Злого бога поймали в сеть!

— Что же он с ним сделает?

— Утопить его надо!

— Повесить!

— Задушить!

— Тоже нашлись советчики, всеведущему советы даете!

Это произнес поймавший Брока великан. Его так и распирало от гордости. Ревниво охраняя свою добычу, он ходил вокруг, как зверь, готовый к прыжку. Но в это время пестрое кольцо зевак разорвалось и образовало коридор — от сети до дверей.

Вошли два человека. Первый — высокий старик с красивым, благообразным лицом человека моложавого и цветущего. Из-за орлиного носа и жестких синих глаз он здорово смахивал на переодетого в штатское военачальника. Толпа перешептывалась, все взгляды устремились на него. А за ним — о ужас! — идет слепой Орсаг с линзами на висках.

Военный твердой, уверенной поступью прошагал по людскому коридору, подошел к самой сети и небрежно, будто мешок с грязным бельем, пнул ее ногой. Потом спросил Орсага:

— Как он выглядит?

Брок задрожал.

Неужели этот слепой меня видит? Ведь я сам не знаю, как выгляжу! Вдруг мне сейчас об этом скажут? Боже мой, как я боюсь этих круглых линзочек, они вонзаются в мою душу! Я боюсь, боюсь глянуть в них!

А слепой Орсаг уже подкручивает колесики за ушами, наводит на резкость. Волосатый гигант первым нарушает всеобщее молчание, задает вопрос, который у всех на языке вертится:

— Ну, Орсаг, скажи — во что он одет?

— Он вообще не одет! Он голый!

— Голый!!!

— О-о-о-о!… — Сердечки дамских губок от ужаса округляются.

— Какое бесстыдство!

Одна из дам, с напудренным бюстом, выпирающим из глубокого выреза, падает в обморок.

Другие бросаются прочь.

А Брок ликует!

Слепой не видит моей одежды! Какое счастье!… Ведь у меня в кармане бумажник с документами! Если б Орсаг его увидел, мне конец!…

Орсаг между тем приблизился к Броку, чтобы получше рассмотреть его.

— Он весь белый! Белые глаза, белые губы, белые волосы! Думаю, у него и кровь белая! — Профессиональным жестом барышника он раскрыл Броку рот и сказал: — Ему тридцать лет.

К тому времени женщины успели опомниться. И опять подошли ближе.

— Он красивый? — спросила брюнетка с цыганскими глазами.

— Что за вопрос, Лаура, милочка! Ведь он же голый!

— Ну зачем же сразу думать о самом худшем…

— И вы, графиня, смеете…

— По-моему, он прячет свою наготу куда надежнее, чем многие из нас!

— Да ведь он совсем не одет!

— Вы его так себе представляете?

— Какая богатая фантазия!

— Кандалы! — прогремел военный, обращаясь к волосатому гиганту; голос его перекрыл общий шум, словно на мостовую упала тяжелая чугунная цепь. Приказ немедля исполнили.